Александр Балтин

Александр Балтин

Четвёртое измерение № 17 (149) от 11 июня 2010 года

Подборка: Свет отца и ямбы сына

* * *

 

Во всём ища крупицы смысла,
Я знаю верные слова:
Когда поэзия прокисла,
Тогда и жизнь сама мертва.

Когда поэзия сияет,
То светлой предстаёт и жизнь,
Поскольку слово очищает
От грязи жизни этажи.

 

* * *

 

Мудрость мы на знанья разменяли,
Дальше знанья сведеньями стали,
Сведенья до сплетен опустились.

И в кого мы, люди, превратились?

 

Сломанная кукла

 

Я сломанная кукла,

Валяюсь у окна.

Душа тоской набухла,

Вода тоски черна.

 

Играли мной когда-то,

Замучили потом.

Всем жизнь была богата,

Но только не добром.

 

Разорваны одежды,

И сломан механизм,

И все мои надежды

Распотрошила жизнь.

 

Ах, кукольная доля –

Немотный монолог.

Ребёнка злая воля

Подводит мой итог.

 

Что из окна мне видно?

Мелькающая жизнь –

Быть вне её обидно:

Ни радостей, ни тризн.

 

Грядущее условно,

Былого просто нет.

В окно ползёт неровно,

Клоками зыбкий свет.

 

Я сломанная кукла,

Валяюсь у окна.

И мной сплошная мука

Теперь воплощена.

 

* * *

 

Где-то бродит по городу женщина в чёрном,

Наши планы считает явленьем заведомо вздорным.

В белом парке увидишь – мелькнул чёрный плащ.

                                                            Станет страшно.

Вдруг за мною уже? Я свои сорок лет прожил зряшно.

Нет, не вижу плаща, показалось! мне всё-таки рано.

Я стихи достаю из сознанья – останется рана.

Зимний парк – ювелирное диво – он так филигранен!

Утешеньем, роскошный, послужит… но в случае крайнем.

Город в сфере потьмы, и собор величаво

Встроен в небо лиловое. Улицы слева и справа.

Где-то бродит по улицам женщина в чёрном,

Чтобы помнил – реальность твоя уподоблена зёрнам,

Прорастут – значит жил ты не зря. А метель завернула!

Тут органы и скрипки. И женщина снова мелькнула.

Заглянула в квадратик окна. Там за ужином пара.

Белый ветер летит над звенящим простором бульвара.

Всюду здания старые, три этажа иль четыре.

Много снега. И света достаточно в мире.

Оттого не пугаешься женщины в чёрном.

Мир конкретным считал, ну а он предстаёт иллюзорным.

Фонари золотисто мерцают, и мёд этот сладок.

Молоко расплескали повсюду. Как много загадок!

Да, загадок. Вопросов. Но всё-таки есть и ответы,

Если тянутся к сердцу прекрасные веточки света.

 

Квартал

 

Красные, жёлтые, серые стены таят

Сумму судеб, повседневность и праздники тоже.

Вечером окна – концерт цветовой. На маяк

Дальний луна, осознаешь внезапно, похожа.

Пёстрые окна! Тут охра, серебряный блеск,

Шторы текущие, толстый ленивый котяра.

Утром дворы вызывают иль нет интерес?

Есть для прогулок в квартале просторы бульвара.

А во дворах – всё газоны, настурции тут,

Или анютины глазки, что тоже красиво.

Вот и фонтан, и прозрачные струи поют,

Жалко, не слышу, но вижу из окон квартиры.

Вот стадион, где футбол, то есть крики и гам.

Есть антикварный салон – в нём сияют картины.

Хочешь – глазей. По карману ли живопись нам?

Старенький дом. Обветшал. Облупились карнизы.

Есть кинотеатр в квартале. Индийские нас

Вряд ли сегодня влекут мелодрамы. Скорее

Боевики – отвлечёшься, коль надо, на час.

Действие. Лучше уж действие, а не идеи.

Вот магазин «Книжный сад», разбегутся глаза.

Глянец пестреет. Куда столько книг – я не знаю.

Но, как вошёл, ощутил необычный азарт,

Всё, он замглился. Старею, а значит теряю

Я любопытство. Жара размягчает асфальт.

Жидким стеклом наплывает пространство сегодня.

Бочка. И надпись короткая – «Квас» – будто альт

Мне прозвучит. Что напитка сейчас превосходней?

Часто ли тут умирают? Вот гроб во дворе,

Люди все в чёрном, а пыльный автобус желтеет.

Быстро проходишь. Легко ль хоронить по жаре?

Ты-то ведь жив, хоть от прошлого грустью повеет.

 

Уравнение Гейзенберга

 

Порою мыслишь – мыслить: это крест.

Весенние дворы – кусочки детства,

Что памятью дано тебе в наследство.

Флагшток у школы, серебристый шест.

 

Проулок, дворик, и молчит фонтан,

Украшенный медведями забавно.

Порою в размышлениях ты прав, но

Конкретна явь, где ясность – как туман.

 

Площадки детской чёткие черты –

Качели, и песочница, и гномы

Цветные совершенно незнакомы –

Не видел, в прошлый раз, гуляя, ты.

 

Я в руку уравнение возьму,

Как хлеб намокший – распадётся тут же.

Возможно мысли – это род оружья,

Направлено куда – я не пойму.

 

Квант детства. Квант реальности твоей.

Среди домов хребтообразных школа,

В низине мнится. Разные глаголы

Несхожих меж собой учителей.

 

Я сущность уравнения стремлюсь

Понять, но не умом, а сердцем сердца,

Что невозможно. Приоткрыта дверца –

Пошире отворить её боюсь.

 

Иду, гляжу, живу – пространный ряд.

Лучи весны расписывают воздух.

И сколь бы ни давил твой личный возраст,

Ты рад весне, ты возрожденью рад.

 

Бойни

 

Цементный пол, и кровь течёт по стоку.

Разъяты рёбра – крыльями висят.

Коровьему – мёртво поскольку – оку

Не страшен свет. Душе не страшен ад.

Душе коровьей ад совсем не страшен.

 

…есть мощи – их янтарный, тайный свет,

Молитвы есть – покров ужели зряшен?

Покров молитв не видит человек.

 

Кровь чёрная – она течёт по стоку.

Убоиною пахнет тяжело.

И в фартуке мясник подобен богу

Из пантеона зла. Активно зло.

И выдрав печень с хрустом из барана,

Сжуёт мясник ломоть и будет пьян.

Устроено всё слишком окаянно.

Неправильность не вырвать, как бурьян.

Мир боен инфернален.

                                   А бифштексы

Ужель тебе, скажи, не по душе?

С горчичкою, причмокиваньем? Тексты

Забудь все! Позабыл я их уже.

Без боен как же? Перестройте совесть,

Иное ешьте!

                     Вновь ведут коров.

Глаза их кроткие! Мне стыдно… то есть.

 

Сколь тело для души надёжный кров?

 

Бревно

 

Детишки лет по девять, восемь

О лесбиянках говорят.

Всечеловеческая осень

Сулит изрядный листопад.

 

А я бревно! Меня не мучит

Количество смертей окрест!

…что подаянье не получит

Голодный не из наших мест.

 

А я бревно! И что мне дети,

Что матерятся или пьют.

Мне изо всех чудес на свете

Милее собственный уют.

 

Я реагировал на каждый

Бродячей псины грустный взгляд.

Был одержим духовной жаждой

И шёл дорогою утрат.

 

Когда б я был миллионером,

Я б деньги эти все раздал.

Смотрел на небо. Высшим сферам –

Так думал некогда – внимал.

 

Теперь – бревно, и отвердело

Сердечко, чтобы дальше жить

Могло ненужное мне тело

С душой, какую не убить.

 

Карапузикам ничего не светит

 

Баста карапузики – завершились танцы!

Дальше будет жизнь! О нет, мы не хотим!

Толстенькие, маленькие, очень любят такты,

Нотки и мелодии, веселья лёгкий дым.

Баста, вам сказали. Детский сад забудьте,

Школу тоже – быстро! Вкалывайте! Ну!

Хныкают потешно маленькие люди,

Должное желают отдать опять вину.

Некто в чёрной маске, хвостатый и с рогами

Плетью громко щёлкнет – вздрогнет ребятня.

– Вам теперь до смерти всего бояться – сами

Узнаете, что значит судьба и без меня.

Вам без её насмешки и не прожить отныне.

Страшно карапузикам. Красный сок течёт.

Страшно потеряться в лесу, не то в пустыне,

Зная очень чётко – спасенье не придёт.

Страшно карапузикам. Блеют, в стадо сбились,

Слёзы, неумёхи, размажут по щекам.

Мы хотели радости, надеялись на милость!

Милость? Нате будни – с отчаянием вам.

 

* * *

 

Дым из трубы, как хвост кошачий,

Избушка – тело: макрокот –

Такой уютный, не иначе

Вообще не ведает забот.

Такая славная картина!

И медленно течёт закат

Густой мелодией кармина

На тихий-тихий дачный сад.

 

Пытались смирить язык

 

Исследований скрепы мастерят,

И тюрьмы диссертаций воздвигают,

И лексику терзают, как хотят,

И, как хотят, грамматику смиряют.

Как будто их подопытный – язык –

Учёных деловых, яйцеголовых.

Как будто сам он немощный старик,

Дорог боится сложных и неровных.

Но рвёт язык их путы и живёт,

Свободно, сокровенно развиваясь –

Волнуется, щебечет и поёт,

У них, несчастных, вызывая зависть.

 

Линия Оригена

 

Чистая, сверкающая линия

Оригена жизнь – тугой напор

Мысли, где мерцает нечто синее

С золотом небесным – как Фавор.

Войско фараонова неистово –

Страсти нас преследует – стена

Вод – она расступится, и истина

Сложного пути уже ясна.

Внешняя жизнь – это только внешнее.

Слово – как симфония лучей.

Вечное – оно всегда нездешнее.

Боль, живя, преодолеть сумей.

Пытан Ориген, от пыток умер

Апокатастасиса творец.

 

Облаков я доверяю сумме –

Ими храм построен, не дворец.

 

Великолепие снегов

 

Двор в снежное безмолвие одет,

Куски пластов лежат ломтями сала.

Январь глядит – седобородый дед –

Доволен – наработано немало.

 

Финляндией в миниатюре двор

Предстанет или пышным Заполярьем.

Проулок меж домами – коридор,

Он в звёздные рассмотрен окуляры.

 

Снег пышный, высверк всякий – дорогой:

Алмазной крошки тут исчесть не можно.

Вот огонёчек красно-золотой,

Оранжевый, цвета сплетутся сложно.

 

И лёгкий скрип дорожек дан в пандан

Простому счастью – снега в мире много.

 

Про сумму ран, душевных острых ран

Забудешь, и про всё… про чувство долга…

 

Русские

 

Для нас привычны грязь и свет –

Жаль, грязь убрать силёнок нет.

 

* * *

 

Что действительность наша едина

Повторяю я без конца.

Да будут мечты сына

Воплотимей мечтаний отца.

 

По лесопарку гуляя,

Видишь – в пруды глядит

Небо, краса золотая.

Никто никогда не забыт.

 

Да будет ямбами сына

Воспет образ отца.

Что действительность – чаша едина,

Повторяю я без конца.

 

Отколоть от неё невозможно

Кусок. Боль и радость – всем.

А смерть столь неосторожно

Полагает – я разных ем.

 

А смерти по сути нету,

Повторяю я без конца.

Мечтания сына к свету

Тянутся – к свету отца.