* * *

Идут часы, и дни, и годы.

Хочу стряхнуть какой–то сон,

Взглянуть в лицо людей, природы,

Рассеять сумерки времен...

Там кто–то машет, дразнит светом

(Так зимней ночью, на крыльцо

Тень чья–то глянет силуэтом,

И быстро спрячется лицо).

Вот меч. Он – был. Но он – не нужен.

Кто обессилил руку мне? –

Я помню: мелкий ряд жемчужин

Однажды ночью, при луне,

Больная, жалобная стужа,

И моря снеговая гладь...

Из–под ресниц сверкнувший ужас –

Старинный ужас (дай понять)...

Слова? – Их не было. – Что ж было? –

Ни сон, ни явь. Вдали, вдали

Звенело, гасло, уходило

И отделялось от земли...

И умерло. А губы пели.

Прошли часы, или года...

(Лишь телеграфные звенели

На черном небе провода...)

И вдруг (как памятно, знакомо!)

Отчетливо, издалека

Раздался голос: Ecce homo!*

Меч выпал. Дрогнула рука...

И перевязан шелком душным

(Чтоб кровь не шла из черных жил),

Я был веселым и послушным,

Обезоруженный – служил.

Но час настал. Припоминая,

Я вспомнил: Нет, я не слуга.

Так падай, перевязь цветная!

Хлынь, кровь, и обагри снега!

* Се – человек! (лат.).

4 октября 1910