Александр
Кирнос

Август 1914 года

Над кронами плакучими берёз,

над их струящейся, трепещущей листвою

из дальних стран нёс ароматы грёз

полночный ветер. Скошенной травою

пахнуло с луга. Плыли облака

неспешно с юга. Над речной излукой

висел туман. Покойна и легка

казалась жизнь. Но тетива у лука

уже дрожала. Времени стрела

стремительно меняла направленье,

и хищное сгущалось наважденье

в её глазах. Неясное томленье

охватывало юношей тела,

ознобом смерти не тревожа души.

Они ещё дремали до поры,

боясь покой внутри себя нарушить,

отталкивая мрачные миры.

Но мир темнел, багров и фиолетов,

заря вставала, августом пьяна.

Расчерчивая молниями лето,

гроза гремела. Началась война.

14.08.2016

Ослик мессии

Я не Пегас, я не крылатый конь,

Я просто ослик, ишачок, я предназначен,

Тому, кто будет, кто живой огонь,

И кто не въедет в град святой иначе.

Не на арабском гордом скакуне,

Ахал-текинце или иноходце,

Не торопясь, на ослике, на мне,

На вислоухом маленьком уродце.

Ведь мир преобразят не гром и град,

Не молнии, вулканов изверженье,

А тяжкий труд столетия подряд,

Неспешное и тихое служенье.

28.08.16

Перед Судным днём.

Эти грозные дни, дни раскаянья, десять шагов,

Десять дней для того, чтоб уйти от разверстой могилы,

Нам даны, нам дарованы не для заученных слов,

А для мыслей и чувств, что исполнены правды и силы.

Вспомнить всё, что случилось, мгновенье, минуту и час,

В недостойных делах обнаружить причины, истоки,

Понимая, что скоро откроется суд и сейчас

Время истины и умолчанья окончились сроки.

Эти дни очищенья от грязи налипшей и лжи,

Эти дни, когда каждый лишь только к себе беспощаден,

Нам даны для того, чтобы дальше продолжилась жизнь,

Чтобы смыслом наполнилась на год, минуту и на день.

8.10.16

Монолог долгожителя

Что нового могу я рассказать?

Жизнь штука странная, но это сам ты знаешь,

она то вскачь бежит, то замирает,

и, главное, при этом изменяет

не только то, что вне, но и внутри.

Всё глуше звуки, мутны очертанья,

утрачен фокус. Вот в чем, друг мой, фокус

старенья, да, утрачивают резкость

аксессуары, приданные духу,

сказать по-современному девайсы.

Но их замена (если удаётся)

проблему отношенья с внешним миром

для мира внутреннего, (эго, супер эго),

решить не может, ибо на десятом

десятке лет, что здесь я обретаюсь,

я видел, слышал, пережил такое,

и столько раз любил и предавал...

Дотла сожжён был, восставал из пепла,

обманывал, обманывался, правду,

да, правду говорил (не слишком часто),

но всё же говорил, хоть это глупо.

Кому нужны слова в лесу из слов?

Как в буреломе из трескучих фраз,

в болоте вязких, липких славословий,

в пустыне, злобой выжженной дотла,

проживши век глухой и беспощадный,

борясь и примиряясь с этим веком,

суметь остаться просто человеком?

Чем старше я, тем мне трудней понять..

14.10.16

Поздняя осень

Среди молодящихся сосен,

средь тёмно-зелёной листвы

красавицей томною осень,

неслышно касаясь травы,

кружилась, чуть жёлтым влюбленно

окрасила листья берёз,

осины оранжевым, клёны

багрянцем из девичьих грёз.

Но всё безнадежней и глуше

звучал увяданья мотив.

Ненастье дождями обрушив,

внезапно, без альтернатив

она обернулась старушкой,

скукожилась жухлой листвой,

трясла, словно нищенка кружкой,

увядшею жёсткой травой.

Но в позднюю мокрую осень

с дождливою хмарью на ты

растут, снисхожденья не просят

простые, как счастье, цветы.

17.10.16

* * *

Лишь творчества таинственная страсть

унылых дней взрывает постоянство.

Творит художник, наслаждаясь всласть,

преобразуя время и пространство.

Уж если он талантлив, то во всём:

холст, лист бумаги, мрамор – всё едино.

На круг гончарный бросит глинозём,

и вот уж мир им сотворён из глины.

Под каравеллой плещется волна,

Колумба лик скользит в водовороте,

над Рафаэлем неба глубина,

под куполом завис Буонарроти.

Пройдёт сквозь всё, что встретит на пути:

любовь, предательство, интриги, бремя славы.

Да, «жизнь прожить – не поле перейти».

Был прав поэт. Всегда поэты правы.

19.11.16

Первый снег

Пока я не сошёл с ума,

любуюсь красотой природы,

здесь в парке ясная зима,

и с палевого небосвода,

подкрашенного бирюзой

и розовым, покой струится,

в кормушке тенькает синица,

а снег тенями, как лозой,

иссечен. Этой чёрно-белой

графическою простотой

застывший лес, как на гравюре,

природою запечатлён.

Он и де-факто, и де-юре

прекрасен: и уснувший клён,

осина, дуб, ольха и липа

безмолвствуют, и даже скрипа

не слышно, нежные берёзы

погружены в мечты и грёзы,

и хлопья снежные на кронах

винтажных сосен и зелёный

уснувший шум, что до поры

в стволах и ветках затаился.

Неисчислимые миры

таятся в них, но лес забылся,

он копит силы. Ото сна

воспрянет, лишь придёт весна.

И это знанье непреложно.

И даже думать невозможно,

что где-то кружится война.

Пока я не сошёл с ума...

12.12.16

* * *

Жизнь в целом прожита, осталась

Краюшка малая, но тем ценней она,

В ней сгусток нежности, любовь, испуг, усталость,

Осадок, неизбывная вина

Пред всеми, с кем дружил и кто мне верил,

И с кем потом по жизни разошлись,

За кем уже давно закрылись двери

В другую, мне неведомую жизнь.

Расчётам и просчётам вопреки

Люблю, дружу, работаю, мечтаю,

Порою книги давние читаю,

И вглядываюсь в линии руки.

Вот линия любви, вот линия ума,

Даны мне при рожденье, задарма,

Но как же отдалились друг от друга.

Любовь уму неверная подруга,

Как далеко расходятся пути –

Единства на ладони не найти.

Что длится дольше, жизнь или любовь?

Ум без любви бесплоден и опасен,

И жизни дар заведомо напрасен,

Когда холодная течет по жилам кровь.

14.12.16

Монолог уходящего Старого Года

Я жить хочу, мне это по плечу,

но кто-то норовит под дых и в темя,

и шепчет ночью: истекло, мол, время,

поздняк метаться и ходить к врачу.

Проснувшись, не могу никак понять,

где сон, где явь, и как со сном бороться,

в котором как щенок на дне колодца

барахтаюсь и не хочу принять,

того, что должен завершиться бал,

да, что там должен, кончился, и свечка

вот-вот загаснет.. Мне б еще словечко,

одно словечко... Я не все сказал. 

31.12.2016

* * *

Не случится ничего, что не должно случиться,

Сложатся случайности в задуманный узор,

Поезд жизни с каждым днём всё быстрее мчится,

Оставляя позади славу и позор.

Ветер времени сорвёт грим и побрякушки,

Всё, что было наносным, улетит как дым,

Деньги, страсти, власть, успех – прочие игрушки,

Выдаются под расчёт – бонус молодым.

Память, младшая сестра радости и боли,

Всё острее и ясней на исходе дней.

Вот и кончился маршрут, выходите – воля,

Ну а тем, кто не готов, лишь мечта о ней.

8.01.17

* * *

А он ей говорил слова,

Нанизывал за словом слово,

Сорокоустая молва

Не верь, шептала, лишь полова

Всё, как мякина на ветру,

Рассеется, бесследно сгинет,

Исчезнет, как туман к утру,

Бесславно и бесслёзно минет.

А он ночами: не беда,

Я знаю, что серьёзно болен,

Но жив, люблю и в чувствах волен,

Все остальное – ерунда.

Не слушай глупую молву,

И помни лишь одно,

Я не ищу себе вдову,

С женою заодно.

Она не слышала слова,

Но вслушивалась в звук,

Что пробивался к ней едва

Сквозь сердца дробный стук,

И лёгкий колокольный звон

Заполнил окоём,

Люб-лю, влюб-лён, люб-лю, влюб-лён,

Вдво-ём, вдво-ём, вдво-ём

И было так, и будет так

Повсюду и всегда

Сквозь морок, миражи и мрак,

Мгновенья и года.

Где миг, как век, а век как миг,

Мгновение – эон,

Там если – колокольный звон,

То, что нам мудрость книг.

15.02.17

* * *

Вновь луна, как ломтик сыра,

Завалилась за дома,

На дворе тепло и сыро,

Видно, кончилась зима.

И по краю небосвода,

Уклонившийся от дел,

Словно прячась от народа

Тихий ангел пролетел.

Снова утренники будут,

Но сквозь эти холода

Боль, как битую посуду,

Унесёт март в никуда.

В полдень разольётся слякоть

Под оранжевым лучом,

И сосульки будут плакать

Обо всём и ни о чём.

К ночи снова подморозит,

Но к апрелю, не спеша,

Через обморок и слёзы

Тихо оживет душа.

Многоточьем, а не точкой

Враз набухнут тополя,

И вот-вот взорвутся почки

И раздышится земля.

И я тоже повторяю,

Как за ниточку держусь,

Если буду жив, то к маю

Потихоньку раздышусь.

14.03.17

Март 2006

Глухая, безъязыкая тоска,

отчаянье на грани отупенья,

замкнулся круг, разбросаны каменья,

вновь собирать не тянется рука.

А обнимать кого-то? Что за бред?!

Дай боже уклониться от объятий,

висят в шкафу, как спрятанный скелет,

три вешалки... и этот запах платьев...

Ещё воспоминания тая

болит душа, сплавляя правду с ложью,

ещё порой во сне ты вновь моя,

целую грудь, и плечи, и межножье.

Еще порою ожидание горчит,

в метро, трамвае или в магазине

вдруг в ритме скерцо сердце отстучит

пароль разрыва – Я поеду к Зине.

Ты подождёшь? Я быстренько вернусь.

– Я подожду, вернись лишь, сделай милость...

Сменялись гнев, недоуменье, грусть –

тоской. Она четыре года длилась.

И волглые смешали облака

стынь неба с полем в мареве белесом,

и заячья неровная строка,

как вздох астматика, петляла кромкой леса.

Но тает лёд, расклад меняя карт,

и полынья манит мечтой острожной,

и, неужели, вновь случился март,

и вновь любовь, как музыка, возможна...

Дети войны

А я из того поколения,

родившегося на рубеже

мира совсем недавнего

и грохочущей месяц уже

до сих пор не забытой

страшной народной войны,

в которой беда была общей,

а всё, что касалось вины,

сугубо индивидуальной,

той самой, знакомой до дрожи

тем, кто с неё вернулся,

перед теми, кто не пришёл,

с этим потом разберутся,

позже, намного позже,

когда война уже кончится,

и будет всё хорошо.

В нашем дворе жили,

те, к кому не вернулись

с фронта отцы, я помню

их обжигающий взгляд,

были мы дети дома,

они были дети улиц,

и нас разделяли тени

тех, кто не вернулся назад.

Да, беда была общей,

но всё же была неравной,

уже три четверти века

прошло с начала войны,

но до сих пор ясно вижу

мальчишечью нашу ораву,

и нас, чьи отцы вернулись,

виновных без всякой вины...

7.05.17

Квадрат Малевича

Когда не пробуждённая душа,

Что держится в давно увядшем теле,

Не ведая порока, не греша,

Земные страсти зная еле-еле,

Быть может, дело в том, что на войне

Её носитель – тело не бывало,

Возможно, с неё спросится вдвойне,

Что лишь покой оно предпочитало.

А ведь могла бы тело подтолкнуть,

Не дать дремать, на путь иной наставить,

Могла б точнее выбрать этот путь,

Могла б кривое зеркало исправить.

Ведь телу что? Оно вернётся в прах,

А ей в дорогу из командировки,

Лететь домой стремглав, на всех парах,

Без чувств, без мыслей, знаний, без сноровки.

Куда её, убогую, куда?

В безвременье, в безвестие, в отстойник...

Вот телу благостно, оно давно покойник,

Над ним репей, ольшанник, лебеда.

А с ней как быть, коль на свою беду

Ей равно от рождения постыло

Внимать гармонии или пылать в аду...

И стрелка на нуле навек застыла.

Как много их таких. Была б одна...

Не грязь и не елей, лишь равнодушье,

Лишь пустота, заполненная тушью,

Случаются такие времена...

19.04.17