Александр
Коковихин

Вторая жизнь

Кейт Уоррен, красавица лет двадцати пяти,

собирает причёску в «спираль улитки».

Не мечтает о золоте, сколько не унести,–

хватит Джо, что подделывает кредитки.

Никогда не везло на хороших простых парней,

но зато аферист её так проворен

и так щедр, что мамаша однажды сказала: «Эй,

за решёткой закончишь ты, Кейт Уоррен!»

Из него ещё выйдет примерный супруг и зять,

только два миллиона пусть Джо накопит.

Кейт Уоррен заставит любимого «завязать».

ФБР где-то близко. Не дремлют копы...

Замирает у зеркала, чуть поглупев лицом,

повар Катя Воронина, нос в сметане.

Снова ловит себя, словно кошка за хвост, на том,

что живёт в сочинённом самой романе.

Ни наивной красавицы нет, ни прохвоста Джо.

Красит губы и шлёпает в ночь Катюха

по сугробам до дому, где мать проворчит: «Ну что,

нынче дали зарплату, моя стряпуха?»

Семейный праздник

Инженеру по технике безопасности

Роману Олеговичу и его жене

в честь серебряной свадьбы желают приятностей

родственники, близкие и не вполне…

Роман Олегович отпивает водочки

по чуть-чуть, чтоб не кончиться раньше, чем юбилей.

Квартира, машина, жена, две дочери,

простатит – у него всё как надо, как у людей.

Он выходит на застеклённую лоджию.

Мимо баночки пепел стряхивает наугад…

Вспоминает, что Анечку свою невозможную

мог догнать и вернуть тридцать лет назад.

Был же шанс не с любящей прожить, а с любимою.

Другую – может, короткую и беспокойную жизнь…

Но вот уже музыку кто-то включил дебильную,

которая бу-бу-бухает на все этажи.

Сейчас вернётся к гостям и станцует он,

локтями взмахивая, будто смешной пингвин.

Только супруга заметит, как горько и суетно

Роману Олеговичу, лучшему из мужчин.

Замерзание профессоров

Осени не было. Сразу пришла зима.

Ветра, холода, снежные круговерти.

Профессор Штихель сказал: «Я пошёл с ума.

Это будет альтернатива смерти».

И стал удаляться, путаясь в пурге бородой,

освещая путь залепленными очками,

в направлении чуда и рюмочной за рекой…

«Подождите, профессор, – кричу, – я с вами!»

Сон во сне

Я видел сон, в котором слон

стоял и видел сон:

как, рассекая небосклон,

летел ночной вагон.

Он, оторвавшись от своих,

искал другой вокзал...

На верхней полке я притих

и, как ребёнок, спал.

И видел сон, в котором слон

стоял и видел сон:

как, рассекая небосклон,

летел ночной вагон...

* * *

Вчера появились зелёные точки,

сегодня – уже запятые,

а завтра все будут в зелёных цветочках

рябины и клёны простые.

Мы так не умеем – в три дня возрождаться,

апрельское солнце почуяв.

Нам надо вливаний, нам надо дотаций...

А мне, сверх того – поцелуев.

Тамара

Тамара знает, кажется, с детсада,

спасибо маме – женскому врачу,

что счастья в мире нет, есть слово «надо»,

как солнце против облачка «хочу».

Учёба в меде, смены и дежурства.

Сходила замуж, дважды родила...

Мечтает часто. Но мечты и чувства

хоронит сразу в ящиках стола.

Когда Тамара с рынка тащит сетки,

чтоб накормить взрослеющих детей –

снимает кепку памятник советский,

и фонари гнут спины перед ней.

А рядом бродят маленькие тени

её больших несбывшихся «хотений»...

Возвращенец

По радио передавали снег.

Опять по одному сугробу в руки.

Дают – бери. И он пошёл на звуки.

Почти простой советский человек.

Он был отправлен в прошлое за то,

что с будущим никак не мог ужиться.

В пуховике китайском. В термоджинсах.

Строитель коммунизма на все сто.

Он верил: можно починить причал,

не ждёт «корабль истории» ловушка...

И плакала бы по нему психушка,

когда бы говорил, а не молчал.

Провинциальная мадонна

Родить троих от четверых мужей,

не научившись толком целоваться,

и девственницей как-то оставаться,

и принца ждать... Не поздно ли уже?

Святая ты, гони меня взашей,

я склонен к безответственному блуду

и женщину будить в тебе не буду...

Ах, разбудил? Рубашку мне зашей.

Кровать я починю, не идиот.

И сразу сгину, чтоб не возвращаться –

и никакого плюшевого щастья...

Из школы скоро старший твой придёт.

Черёмуха

Опять весна. Как в тысяча... каком?

Когда он ждал, мальчишка, за углом

свою неторопливую принцессу.

Черёмухи вдыхая волшебство,

она ещё не знала ничего:

кто он и кто она ему, балбесу...

Опять хватало солнца и тепла,

черёмуха невестою плыла,

держась за распевавшуюся птицу.

Хромал, в костюм наглаженный одет,

обмахиваясь кепкой, бравый дед.

Он торопился к завтраку в больницу.

Медбрат бурчал: «Вот ходят взад-вперёд...

Она живых давно не узнаёт.

Не знает, кто вы. Наяву? Во сне вы?»

Старик ответил, втискиваясь в дверь:

«Но я-то знаю, кто она, поверь…»

И веточку пронёс для королевы.

Железный ромео

Тепловоз посмел влюбиться. Угораздило – в баржу.

Запорхал, мол, счастья птица и с орланами дружу.

Затрубил – как мамонт, что ты! Так и папонт не орёт.

Разбегались самолёты, чтобы дать ему проход.

Он мечтал зажить с любимой, в реку броситься к барже.

Это пахло не экстримом, а трагедией уже...

Но баржа сказала веско: «Слушай, птица-тепловоз,

ты до чувства, если честно, до большого не дорос.

Чтобы ух-довлетворённой и счастливой быть едва,

мне таких, как ты, влюблённых хорошо б десятка два…»

Не сломался птах железный, не послал всех на и по.

Электричек водит местных в близлежащее депо.

Спасатель

Такая погода, что проще повеситься.

Но его не в капусте нашли, а в полыни.

Он в люке тонул, расшибался с лестницы.

И это только за прошлые выходные.

Так что ненастья к нему не относятся.

У супергероев другие печали.

Жив и здоров. Лейкопластырь на переносице.

Ему бы работать на лесоповале.

«Поехали,– говорит,– спасать человечество.

Хватит из пальца высасывать строки…»

Его бы спасти. Невезучесть не лечится.

Вероятно, опрокинемся по дороге.

Космонавтик

Я на ёлку новогоднюю повесил

звездочёта,

колдуна,

снеговика,

дед мороза со снегурочкою вместе...

Космонавтика помиловал пока.

Он в скафандр СССР не зря одет и

должен смерть поинтереснее сыскать.

Привяжу его венгеркою к ракете

(с другом Вовкой

будем завтра

запускать).

Выживание

Россия вышла в параллельный мир.

С ней это происходит временами.

Сограждане вращают головами

и вопрошают: «Где бесплатный сыр?"

Я тоже возмущаюсь и плююсь.

Сижу на хлебе, посадив картошку.

Но знаю точно – это понарошку.

Когда-то минус превратится в плюс.

Кто был никем, тот станет кораблём

и уплывёт в тот мир, в который хочет...

А трещины я залепляю скотчем,

чтоб не сквозило меж добром и злом.

Зубры

Зубры степенно

выходят из телевизора,

чешут бока об углы серванта.

Спицей

от недовязанного свитера

бабка

их загоняет обратно.

Сын где-то на Севере

(в лучшем случае).

Внучка в Москве.

Звонила, что не приедет.

Единственно, кто

уважает бабку и слушает –

зубры с канала «Animal Planet»...

* * *

Я займусь этим миром скрипучим,

потускневшим, живущим не в лад.

Размету непролазные тучи

и устрою салют-звездопад.

Чувства сделаю ярче и крепче,

чтобы счастье лучилось из глаз...

Но, как девушка, мудрость мне шепчет:

«Не сегодня. Не здесь. Не сейчас».