Серпухов

Прилетела, сердце раня,

Телеграмма из села.

Прощай, Дуня, моя няня, –

Ты жила и не жила.

Паровозов хриплый хохот,

Стылых рельс двойная нить.

Заворачиваюсь в холод,

Уезжаю хоронить.

В Серпухове

       на вокзале,

В очереди на такси:

– Не посадим, –

       мне сказали, –

Не посадим,

      не проси.

Мы начальников не возим.

Наш обычай не таков.

Ты пройдись-ка пёхом восемь

Километров до Данков...

А какой же я начальник,

И за что меня винить?

Не начальник я –

            печальник,

Еду няню хоронить.

От безмерного страданья

Голова моя бела.

У меня такая няня,

Если б знали вы,

Была.

И жила большая сила

В няне маленькой моей.

Двух детей похоронила,

Потеряла двух мужей.

И судить её не судим,

Что, с землёй порвавши связь,

К присоветованным людям

Из деревни подалась.

Может быть, не в этом дело,

Может, в чём-нибудь другом?..

Всё, что знала и умела,

Няня делала бегом.

Вот лежит она, не дышит,

Стужей лик покойный пышет,

Не зажёг никто свечу.

При последней встрече с няней,

Вместо вздохов и стенаний,

Стиснув зубы – и молчу.

Не скажу о ней ни слова,

Потому что все слова –

Золотистая полова,

Яровая полова.

Сами вытащили сани,

Сами лошадь запрягли,

Гроб с холодным телом няни

На кладбище повезли.

Хмур могильщик. Возчик зол.

Маются от скуки оба.

Ковыляют возле гроба,

От сугроба до сугроба

Путь на кладбище тяжёл.

Вдруг из ветхого сарая

На данковские снега,

Кувыркаясь и играя,

Выкатились два щенка.

Сразу с лиц слетела скука,

Не осталось ни следа.

– Всё же выходила сука,

Да в такие холода...

И возникнул, вроде скрипок,

Неземной какой-то звук.

И подобие улыбок

Лица высветило вдруг.

А на Сретенке в клетушке,

В полутёмной мастерской,

Где на каменной подушке

Спит Владимир Луговской,

Знаменитый скульптор Эрнст

Неизвестный

     глину месит;

Весь в поту, не спит, не ест,

Руководство МОСХа бесит;

Не даёт скучать Москве,

Не даёт засохнуть глине.

По какой-то там из линий,

Славу богу, мы в родстве.

Он прервёт свои исканья,

Когда я к нему приду, –

И могильную плиту

Няне вырубит из камня.

Ближе к пасхе дождь заладит,

Снег сойдёт, земля осядет –

Подмосковный чернозём.

По весенней глине свежей,

По дороге непроезжей,

Мы надгробье повезём.

Ну, так бей крылом, беда,

По моей весёлой жизни –

И на ней

             ясней

                         оттисни

Образ няни – навсегда.

Родина моя, Россия...

Няна... Дуня... Евдокия...

1954