Венера небесная

Клубится чернь: восторгом безотчетным

Пылает взор бесчисленных очей;

Проходит гул за гулом мимолетным;

Нестройное слияние речей

Растет; но вновь восторг оцепенелый

Сомкнул толпы шумливые уста...

Не мрамор, нет! не камень ярко–белый,

Не хладная богини красота

Иссечена ваятеля рукою;

Но роскошь неги, жизни полнота; —

И что ни взгляд, то новая черта,

Скользя из глаз округлостью живою,

Сквозь нежный мрамор дышит пред толпою.

Все жаждали очами осязать

Сей чудный образ, созданный искусством,

И с трепетным благоговейным чувством

Подножие дыханьем лобызать.

Казалось им: из волн, пред их очами,

Всплывает Дионеи влажный стан

И вкруг нее сам старец–Океан

Еще шумит влюбленными волнами...

Сглянулись в упоеньи: каждый взгляд

Искал в толпе живого соучастья;

Но кто средь них? Чьи очи не горят,

Не тают в светлой влаге сладострастья?

Его чело, его покойный взор

Смутили чернь, и шепотом укор

Пронесся — будто листьев трепетанье.

«Он каменный!» — промолвил кто–то. «Нет,

Завистник он!» — воскликнули в ответ,

И вспыхнула гроза; негодованье,

Шумя, волнует площадь; вкруг него

Толпятся всё теснее и теснее...

«Кто звал тебя на наше празднество?» —

Гремела чернь. «Он пятна в Дионее

Нашел!» — «Ты богохульник!» — «Пусть резец

Возьмет он: он — ваятель!» — «Я — поэт».

И в руки взял он лиру золотую,

Взглянул с улыбкой ясной, и слегка

До звонких струн дотронулась рука;

Он начал песнь младенчески простую:

«Легкие хоры пленительных дев

Тихо плясали под говор Пелея;

Негу движений я в лиру вдыхал,

     Сладостно пел Дионею.

В образ небесный земные красы

Слил я, как звуки в созвучное пенье;

Создал я образ, и верил в него, —

     Верил в мою Дионею.

Хоры сокрылись. Царица ночей,

Цинтия томно на небо всходила;

К лире склонясь, я забылся... но вдруг

     Замерло сердце: явилась

Дочь океана! Над солнцем Олимп

Светит без тени; так в неге Олимпа,

В светлой любви без земного огня

     Таяли очи небесной.

Сон ли я видел? Нет, образ живой;

Долго следил я эфирную поступь,

Взор лучезарный мне в душу запал,

     С ним — и мученье и сладость.

Нет, я не в силах для бренных очей

Тканью прозрачной облечь неземную;

Голос немеет в устах... но я весь

     Полон Венеры небесной».

1831 или 1832