Эрпели

Глава I

Едва под Грозною* возник

Эфирный город из палаток

И раздался приветный крик

Учтивых егерских солдаток:

’Вот булки, булки, господа!’

И, чистя ружья на просторе,

Богатыри, забывши горе,

К ним набежали, как вода;

Едва иные на форштадте

Найти успели земляков

И за беседою о свате

Иль о семействе кумовьев,

В сердечном русском восхищенье

И обоюдном поздравленье

Вкусили счастие сполна

За квартой красного вина;

Едва зацарствовала дружба, -

Как вдруг, о тягостная служба!

Приказ по лагерю идет:

Сейчас готовиться в поход.

Как вражья пуля, пролетела

Сия убийственная весть,

И с ленью сильно зашумела

На миг воинственная честь.

’Увы! - твердила лень солдатам, -

И отдохнуть вам не дано;

Вам, точно грешникам проклятым,

Всегда быть в муке суждено!

Давно ль явились из похода -

И снова, батюшки, в поход!

Начальство только для народа

Смышляет труд да перевод.

Пожить бы вам, хотя немного,

Под Грозной крепостью, друзья!

Нет, нет. у Розена ни бога,

Ни милосердья, ни меня!

Пойдете вы шататься в горы;

Чеченцы - бестии и воры -

Уморят вас без сухарей;

Спросите здешних егерей!..’ -

’Молчать, негодная разиня! -

В ответ презрительно ей честь. -

Я - сердца русского богиня

И подавлю пятою лесть.

Ужель вы, братцы, из отчизны

Сюда спешили для того,

Чтоб после слышать укоризны

От сослуживца своего:

’Они-де там не воевали,

А только спали на печи,

В станицах с девками играли,

Да в селах ели калачи!’

(Не воевали мы, бесспорно -

Есть время спать и воевать).

’Вам был знаком лишь ветер горный,

Теперь пора и горы знать;

Вы целый год здесь ели дули,

Арбузы, тёрн и виноград;

Теперь - прошу - отведай пули,

Кто духом истинный солдат!

Винить начальство грех и глупо:

Оно, ей-ей, умнее нас

И без причины вместо супа

В котлы не льет гусиный квас.

Идите в горы, будьте рады,

Пора патроны расстрелять,

За храбрость лестные награды

Сочтут за долг вам воздавать;

А егерям прошу не верить,

Хоть лень сослалась на их гурт;

Они привыкли землемерить

Одну дорогу в Старый Юрт’*.

Так честь солдатам говорила,

Паря над лагерем полка,

И лень печально и уныло

Ушла, вздохнув издалека.

Внезапно ожили солдаты;

Везде твердят: ’В поход, в поход!’

Готовы. ’Здравствуйте, ребята!’ -

’Желаем здравия!’ - И вот

Выходят роты. Солнце блещет

На грани ружей и штыков;

Крест на грудь - и как море плещет

В рядах походный гул шагов.

Вот Розен!.. Как глава от тела,

Он от дружин не отделен;

Его присутствием несмелый

Казак и воин оживлен!

Его сребристые седины

Приятны старым усачам:

Они являют их глазам

Давно минувшие картины,

Глубоко памятные дни!

Так прежде видели они

Багратионов пред полками,

Когда, готовя смерть и гром,

Они, под русскими орлами,

Шли защищать Романов дом,

Возвысить блеск своей отчизны,

Или, к бессмертью на пути,

Могилу славную найти

Для вечной и бессмертной тризны!

Так прежде сам он был знаком

Седым служителям Беллоны;

Свои надежды, обороны

Они вторично видят в нем.

И полк устроенной громадой

По полю чистому валит,

И ветер свежею отрадой

Здоровых путников дарит.

Все живо: здесь неугомонный

Гремит по воле барабан;

Там хоры песни монотонной

’Пал на сине море туман!’

Здесь ’Здравствуй, милая’, с скачками

Передового плясуна;

Веселый смех между рядами

И без запрету тишина.

Глубокомыслящие Канты

И на черкесских жеребцах

В доспехах горских адъютанты,

Крутя столбом летучий прах,

Сверкают, бьются пред глазами.

День вечереет; за горой

С полублестящими лучами

Исчез бог света золотой.

Луна серебряной лампадой

Виднеет в небе голубом;

Заря вечерняя прохладой

Приятно веет над полком.

Вперед, вперед! еще немного -

Близка до станции дорога!

Вот ручеек горячих вод...

Отбой!.. Окончен переход!..

* Крепость.

* Старый Юрт - маленькая крепость, в восемнадцати верстах от Грозной.

Возле самой крепости протекают между гор ручьи горячих минеральных вод.

Глава VIII

’Ну-ну, рассказчик наш забавный, -

Твердят мне десять голосов, -

Поведай нам о битве славной

Твоих героев и врагов!

Как ваше дело, под горою?’ -

’Готов! согласен я, пора!

Итак, торжественно со мною

Кричите, милые: ура!’ -

’Ба! и сраженье и победа,

Как после сытного обеда

Десерт и кофе у друзей!

Так скоро?’ - ’Ровно в десять дней

Покорность, мир и аманаты -

И снова в Грозную поход!’ -

’Какой решительный расчет,

Какие русские солдаты!

Но как, и что, и почему?’

Вот объяснение всему:

Койсубулинская гордыня

Гремела дерзко по горам;

Когда ж доступна стала нам

Их недоступная твердыня

Посредством пушек и дорог

(Чего всегда избави бог),

Когда злодеи ежедневно,

Как стаи лютые волков,

На нас смотрели очень гневно

Из-за утесов и кустов,

А мы, бестрепетною стражей,

Меж тем работы берегли

И, приучаясь к пуле вражьей,

Помалу вверх покойно шли,

И скоро блоки и машины

Готовы были навестить

Их безобразные вершины,

Чтоб бомбой пропасть осветить, -

Тогда военную кичливость

У них рассудок усмирил

И непробудную сонливость

Бессонный ужас заменил.

Сначала бодрые джигиты,

Алкая стычек и борьбы,

Они для варварской пальбы

Из-под разбойничьей защиты

Приготовляли по ночам

Плетни с землею пополам,

Дерев огромные обломки,

И, давши залп оттуда громкий,

Смеялись нагло русакам,

Стращали издали ножами

С приветом: ’яур’ и ’яман’ -

И исчезали, как туман,

За неизвестными холмами;

Но после, видя жалкий бред

В своем бессмысленном расчете,

Они от явных зол и бед

Все были в тягостной заботе,

Едва зари вечерней тень

Прогонит с гор веселый день

И ляжет сумрак над полями -

Никем не зримыми толпами

В ночном безмолвии они

Разводят яркие огни,

Сидят уныло над скалами

И озирают русский стан,

Который, грозный, величавый

И озарен луной кровавой,

Лежит, как белый великан.

С рассветом дня опять в движеньи

Неугомонная орда:

Отрядов сменных суета

И новых пушек появленье

Своей обычной чередой -

Все угрожает им бедой,

Неотразимою осадой.

Невольный страх сковал умы

Детей отчаянья и тьмы

За их надежною оградой...

И близок час, готов удар!

Кипит в солдатах бранный жар!

Полки волнуются, как море!

Последний день... и горе, горе!..

Но вот внезапно мирный флаг

Мелькнул среди ущелий горных;

Вот ближе к нам - и гордый враг,

С смиреньем данников покорных,

Идет рассеять русский гром,

Прося с потупленным челом

Статей пощады договорных...

Статьи готовы, скреплены...

Народов диких старшины

Решают участь поколений.

Восходит светлая заря...

В параде ратные дружины:

Койсубулинские стремнины

Под властью русского царя!

Присяга нового владенья -

И взорам тысячей предстал

Победоносный генерал

Без битв и крови ополченья!..

Цветут равнины Эрпели,

Покой и мир в аулах бранных;

Не видят более они

Штыков отряда троегранных,

В своих утесах вековых

Не слышат пушек вестовых!

Громада зыбкая тумана,

Молчанье, сон и пустота

Объемлют дикие места

Надолго памятного стана,

И стан под Грозною стоит...

Но дума, дума о прошедшем

Невольно сердце шевелит;

В бреду поэта сумасшедшем

Я дни минувшие ловлю

И, угрожаемый холерой,

Себя мечтательною верой

Питать о будущем люблю.

Поклонник муз самолюбивый,

Я вижу смерть невдалеке;

Но все перо в моей руке

Рисует план свой прихотливый.

Сойдя к отцам вослед других,

Остаться в памяти иных!

Быть может, завтра или ныне,

Не испытав черкесских пуль,

Меня в мучной уложат куль

И предадут земной пустыне...

В глухой, далекой стороне

От милых сердцу я увяну...

В угодность злобному тирану,

Моей враждующей судьбе!

Увидя мой покров рогожный,

Никто ни истинно, ни ложно

Не пожалеет обо мне.

Возьмут, кому угодно будет,

Мои чевяки и бешмет

(Весь мой багаж и туалет) -

И всякий важно позабудет,

Кто был их прежний господин...

А панихиды, сорочин,

Кутьи и прочих поминаний

Хоть и не жди!.. Вот мой удел!

Его без дальних предсказаний

Я очень ясно усмотрел...

Что ж будет памятью поэта?

Мундир?.. Не может быть!.. Грехи?..

Они оброк другого света...

Стихи, друзья мои, стихи!..

Найдут в углу моей палатки

Мои несчастные тетрадки,

Клочки, четвертки и листы,

Души тоскующей мечты

И первой юности проказы...

Сперва, как должно от заразы,

Их осторожно окурят,

Прочтут строк десять втихомолку

И, по обычаю, на полку

К другим писцам переселят...

А вы, надежды, упованья

Честолюбивого созданья,

Назло холере и судьбе, -

Вы не погибнете с страдальцем:

Увидит чтец иной под пальцем

В моих тетрадках А и П,

Попросит ласковых хозяев

Значенье литер пояснить -

И мне ль бессмертному не быть? -

Ему ответят: ’Полежаев...’

Прибавят, может быть, что он

Был добрым сердцем одарен,

Умом довольно своенравным,

Страстями; жребием бесславным

Укор и жалость заслужил;

Во цвете лет - без жизни жил,

Без смерти умер в белом свете...

Вот память добрых о поэте!

1830