Исповедь бедного стихотворца

Священник.

Кто ты, мой сын?

             Стихотворец.

                         Отец, я бедный однодворец,

Сперва подьячий был, а ныне стихотворец.

Довольно в целый год бумаги исчертил;

Пришел покаяться - я много нагрешил.

             Священник.

Поближе; наперед скажи мне откровенно,

Намерен ли себя исправить непременно?

             Стихотворец.

Отец, я духом слаб, не смею слова дать.

             Священник.

Старался ль ты закон господний соблюдать

И кроме Вышнего не чтить другого бога?

             Стихотворец.

Ах, с этой стороны я грешен очень много;

Мне богом было - я, любви предметом - я,

         В я заключалися и братья и друзья,

         Лишь я был мой и царь и демон обладатель;

А что всего тошней, лишь я был мой читатель.

             Священник.

Вторую заповедь исполнил ли, мой сын?

             Стихотворец.

Кумиров у меня бывало не один:

Любил я золото и знатным поклонялся,

Во всякой песенке Глафирами пленялся,

Которых от роду хотя и не видал,

Но тем не менее безбожно обожал.

             Священник.

А имя божие?

             Стихотворец.

                      Когда не доставало

Иль рифмы иль стопы, то, признаюсь, бывало

И имя божие вклею в упрямый стих.

             Священник.

А часто ль?

             Стихотворец.

                 Да во всех элегиях моих:

Там можешь, батюшка, прочесть на каждой строчке

«Увы!» и «се», и «ах», «мой бог!», тире да точки.

             Священник.

Нехорошо, мой сын! А чтишь ли ты родных?

             Стихотворец.

Не много; да к тому ж не знаю вовсе их,

Зато своих я чад люблю и чту душою.

             Священник.

Как время проводил?

             Стихотворец.

                              Я летом и зимою

Пять дней пишу, пишу, печатаю в шестой,

Чтоб с горем пополам насытиться в седьмой.

А в церковь некогда: в передней Глазунова

Я по три жду часа с лакеями Графова.

             Священник.

Убийцей не был ли?

             Стихотворец.

                            Ах, этому греху,

Отец, причастен я, покаюсь на духу.

Приятель мой Дамон лежал при смерти болен.

Я навестил его; он очень был доволен;

Желая бедному страдальцу угодить,

Я оду стал ему торжественно твердить.

И что же? Бедный друг! Он со строфы начальной

Поморщился, кряхтел... и умер.

             Священник.

                                Не похвально!

Но вот уж грех прямой: да ты ж прелюбодей!

Твои стихи...

             Стихотворец.

                     Все лгут, а на душе моей,

Ей-богу, я греха такого не имею;

По моде лишний грех взвалил себе на шею

А правду вымолвить - я сущий Эпиктет,

Воды не замутить, предобренький поэт.

             Священник.

Да, лгать нехорошо. Скажи мне, бога ради,

Соблюл ли заповедь хоть эту: не укради?

             Стихотворец.

Ах, батюшка, грешон! Я краду иногда!

(К тому приучены все наши господа),

Словцо из Коцебу, стих целый из Вольтера,

И даже у своих; не надобно примера.

Да как же без того бедняжкам нам писать?

Как мало своего - придется занимать.

             Священник.

Нехорошо, мой сын, на счет чужой лениться,

Советую тебе скорее отучиться

От этого греха. На друга своего

Не доносил ли ты и ложного чего?

             Стихотворец.

Лукавый соблазнил. Я малый не богатый -

За деньги написал посланье длинновато,

В котором Мевия усердно утешал -

Он, батюшка, жену недавно потерял.

Я публике донес что бедный горько тужит,

А он от радости молебны богу служит.

             Священник.

Вперед не затевай, мой сын, таких проказ.

Завидовал ли ты?

             Стихотворец.

                        Завидовал не раз,

Греха не утаю, - богатому соседу.

Хоть не ослу его, но жирному обеду

И бронзе, деревням и рыжей четверне,

Которых не иметь мне даже и во сне.

Завидовал купцу, беспечному монаху,

Глупцу, заснувшему без мыслей и без страху,

И, словом, всякому, кто только не поэт.

             Священник.

Худого за собой не знаешь больше?

             Стихотворец.

                                     Нет.

Во всем покаялся; греха не вспомню боле,

Я вечно трезво жил, постился поневоле,

И ближним выгоду не раз я доставлял:

Частенько одами несчастных усыплял.

             Священник.

Послушай же теперь полезного совета:

Будь добрый человек из грешного поэта.

Dubia, 1813-1817