Danse Macabre

Звуки музыки смеются,

В рюмках искрится ликер,

И к устам уста влекутся,

И во взоре тонет взор.

Миг счастливый! Миг блаженный!

Хмель волнует мозг и кровь,

Я покорный, пьяный, пленный,

Твой - продажная любовь!

Рюмки сброшенной осколки

С юбкой взвившейся летят,

И на ярко-красном шелке

Капли винные дрожат.

И на жгучий мрамор тела

Опуская жадный взор,

Я бестрепетно и смело

Отдаюсь тебе, позор!

Свет неясный тихо льется

Из дрожащих канделябр,

За стеной канкан смеется,

Мы танцуем danse macabre!

Октябрь 1909

Август

Цветок пылал — и где же?

К. Бальмонт, «Август»

Дыханьем горьким Август выжег

Печать предсмертья на полях

И пламя листьев ярко-рыжих

Затеплил в вянущих лесах.

Он, пышность нивы златоризой

Мукой летучей распылив,

Навел — в садах — румянец сизый

На кожу яблоков и слив.

И дав созреть плодам тяжелым,

Как победитель, он стоит,

Подставив солнечным уколам

Своей прохлады стойкий щит.

Он жар смирил и, строгим пленом

Казня лучи, воздвиг туман...

Но — почему-то, — сходен с френом

Его ликующий пэан.

Чужда веселых упований

Его напевов красота,

И блещет прелесть ярких тканей,

Как на покойнице фата!

Анне Ахматовой

Ты — изначально-утомленная,

Всегда бестрепетно-грустящая,

В себя безрадостно-влюбленная

И людям беспорывно-мстящая.

Но мне при встречах наших чудится,

Что не всегда ты будешь пленною,

Что сердце спящее пробудится

И хлынет в мир волною пенною.

Что принесет оно: твое страдание?

Иль радость — страшную и небывалую?

Но я, — предчувствуя твое восстание, —

Тебя приветствую еще-усталую!

1913

Апрель

Лилейно-легкими перстами

Лелеет грудь Земли Апрель,

Любовно-лирными словами

Вливает в жилы сладкий хмель

И сладострастными руками

Влечет на брачную постель.

Свирель в полях запела нежно;

Любовью глубь сердец полна;

Одежда яблонь белоснежна;

Волна в реке бежит вольна,

И к травам льнет она мятежно,

В лазурь и в землю влюблена.

В тиши лесной и густосмольной,

Танцуя с легким мотыльком,

Царь эльфов -- радостный и вольный, -

Коснулся ландыша крылом,

И -- звон пролился колокольный

В веселом сумраке лесном!

Декабрь 1909

Бродяга

Дождик хлещет. Сквозь опорки

Слякоть ноги холодит.

Ветер треплет на пригорке

Ветки голые ракит.

Жмется ласково котомка

К истомленному горбу,

И пою, как птица, громко,

Славя путь мой и судьбу.

Может быть, я ночью вьюжной

Упаду, и вплоть до дня

Снег холодный, снег жемчужный

Будет падать на меня.

И тебе, метель родная,

Не страшась и не грустя,

Сном последним засыпая,

Улыбнусь я, как дитя.

Февраль 1913

Бульварная

Настала ночь. Дрожу, озябла я...

Укрыться нечем, нет угла —

Покупщика на тело дряблое

Искала долго: — не нашла!

Лицо румянами испорчено,

От стужи голос мой осип:

И вот одна сижу, вся скорчена,

Под сеткой оголенных лип.

А — может — дело и поправится

И принесет пьянчужку черт...

Он — спьяну — скажет мне: «Красавица!

Малина-девка! Первый сорт!»

И буду водку пить горячую,

И будет молодости жаль...

Ах! льется дождь и зябко прячу я

Костяшки рук в худую шаль.

1907

В лепрозории

Утратив все, приветствую судьбу.

Тютчев

Я захворал проказой. В лепрозорий

          Меня отправили врачи.

Кругом сухая степь. Огнисты зори

          И пламенно горят лучи.

И — как огонь — горят на коже ранки,

          И мутный гной течет из них,

И слышатся всечасно перебранки

          Соседей язвенных моих.

Но чем ни глубже боль пускает корни,

          Чем ни отравленнее кровь,

Тем ярче, радостней и животворней

          Растет в душе моей любовь.

Я — как дитя — шепчу привет былинкам,

          Что вырастают на дворе,

И в воздухе дрожащим паутинкам,

          И птичьим песням на заре.

Когда лежу, щекой прижавшись гнойной

          К подушке — и гляжу во тьму,

И месяц в окна поглядит спокойный,

          Как брату, радуюсь ему.

Пусть догнивает тело от болезни,

          Но духом я постиг давно,

Что я живу в родимой, в милой бездне,

          Что Макрокосм и Я — Одно.

Бациллы, мне терзающие кожу,

          Со мной пред вечностью равны,

И я проклятием не потревожу

          Святую тайну тишины.

Ни зависти, ни злобы я не знаю,

          Меня не давит тесный плен,

Я человечество благословляю

          Из-за моих высоких стен.

Не все ль равно: здоров я или болен,

          Любим людьми или забыт,

Когда мой дух, как птица в небе, волен

          И сердце от любви горит!

Июль 1912

В ночном кафе

В ночном кафе играют скрипки,

Поет, как девушка, рояль

И ярко светятся улыбки

У жриц веселья — сквозь печаль.

Она проходит в черном платье

Меж тесно сдвинутых столов,

Она идет, как на распятье,

На пьяный крик, на грубый зов.

В ее глазах продолговатых

Таится жуткая тоска,

Она мечтает о закатах,

Живя у стойки кабака.

Она, как ласточка из плена,

Глядит на волю из окна,

Ей нужен свежий запах сена

И дальней рощи тишина.

И, отвечая на улыбки,

Она рыдающей душой

Летит за вольной песней скрипки

В простор прекрасный и родной.

1912

В час разлуки

Посв. Вс.И.Попову

В час нежеланный, ненужной разлуки

Душу пронзила тоска.

Я целовал его белые руки,

Узкий рукав сюртука.

С трепетом сердца больного не сладил

И не удерживал слез;

Он мне задумчиво, ласково гладил

Пряди волнистых волос.

Остры, но сладки любовные муки!

Если бы вечно я мог

В час нежеланный, ненужной разлуки

Плакать у ласковых ног!

Январь 1908

В чужом подъезде

Со старой нищенкой, осипшей, полупьяной,

Мы не нашли угла. Вошли в чужой подъезд.

Остались за дверьми вечерние туманы

Да слабые огни далеких, грустных звезд.

И вдруг почуял я, как зверь добычу в чаще,

Что тело женщины вот здесь, передо мной,

И показалась мне любовь старухи слаще,

Чем песня ангела, чем блеск луны святой.

И ноги пухлые покорно обнажая,

Мегера старая прижалася к стене,

И я ласкал ее, дрожа и замирая,

В тяжелой, как кошмар, полночной тишине.

Засасывал меня разврат больной и грязный,

Как брошенную кость засасывает ил, —

И отдавались мы безумному соблазну,

А на свирели нам играл пастух Сифил!

1912

Вера в жизнь

Не жизнь, — но право жить как будто

сохранив.

                         К. Случевский.

Все в жизни суета, и все желанья тленны,

Навеки мы в цепях, и безнадежен бунт!

Цветы любви, страстей и радостей мгновенны,

Уносит их поток мелькающих секунд.

Природа нам чужда; у ней иные судьбы:

Неведом нам экстаз, которым пьян червяк...

О, если б умереть, о, если утонуть бы

В твоей пучине, Смерть, в тебе, могильный мрак!

Но жизни не любя, мы в Смерть давно не верим,

И, не желая жить, не можем Смерти ждать...

Увы! давно ко всем привыкшие потерям, —

Мы только веру в жизнь не можем потерять!

1910

Все равно мне: человек и камень

Все равно мне: человек и камень,

Голый пень и свежий клейкий лист.

Вечно ровен в сердце вещий пламень

И мой Дух непобедимо чист.

Всем терзаньям, всем усладам тело

Я без сожаленья отдаю,

Всем соблазнам я вручаю смело

Душу преходящую мою.

Мне уже не страшно беззаконье,

Каждый звук равно во мне звучит:

Хрюкнет ли свинья в хлеву спросонья,

Лебедь ли пред смертью закричит.

Уж ни жить, ни умирать не буду,

Стерлись грани, дали, времена,

Только Я — Один во всем и всюду,

А во Мне — лишь свет и тишина.

Сентябрь 1916

Два пути

Для слабого — путь отреченья,

Для сильного сладостен бой

И острая боль пораженья,

И миг торжества над Судьбой.

Для слабого — мудрые речи,

Безбольно мертвящие кровь,

Для сильного — музыка сечи

И взятая с бою — Любовь!

1916

Зависть поэта

Изъят из жизни животворной,

Судьбою отданный стихам,

С борьбой бесплодной, но упорной

Я подчиняюся мечтам.

Но дни бывают: я слабею.

Тону, как в омуте, в вине

И верю ласковому змею,

Что ждет меня на зыбком дне.

И, опьянев, я понимаю

Всю прелесть грубости людской,

И с горькой завистью вздыхаю,

Когда проедет ломовой.

Когда проходят штукатуры —

За их лохмотья и загар,

За их тяжелые фигуры

Отдам я радостно свой дар.

За жизнь их, скотски-трудовую,

За их святую простоту —

Отдам мечту я огневую

И строк напевных красоту.

О, если б толстые мозоли

На хрупких пальцах натереть

И — кончив труд, — без мук, без боли

Простую песенку запеть!

И сесть в заплеванной харчевне,

И чаю взять на медяки...

Но хмель прошел — и злой царевне

Плету из мертвых роз венки...

6 июня 1912

Идиллия

О, сколько кротости и прелести

В вечерних красках и тенях,

И в затаенном робком шелесте,

И в затуманенных очах.

Мы словно в повести Тургенева:

Стыдливо льнет плечо к плечу,

И свежей веточкой сиреневой

Твое лицо я щекочу...

Июнь, 1907

Искренняя песенка

Я до конца презираю

Истину, совесть и честь,

Только всего и желаю,

Бражничать блудно да есть.

Только бы льнули девчонки,

К черту пославшие стыд,

Только б водились деньжонки

Да не слабел аппетит.

1914

Корни и цветы

Сок цветочный пьян и лаком,

Воздух негой напоен.

Над атласно-алым маком

Вьется желтый махаон.

Синий бархат волкобоя

Обольщает пчел и ос,

И ласкают волны зноя

Стебли трав и ветки роз.

Веткам любо, но в затворах

Слышен ропот под землей:

То корней угрюмых шорох,

Ждущих влаги дождевой.

Если б вы могли - о, корни! -

Хоть однажды увидать

Красоту лазури горней,

Вы не стали бы роптать.

Жить хотите вы? Но верьте,

Что мудрей живут цветы,

Отдаваясь вечной смерти

За мгновенье красоты!

15 января 1910 Москва

Лесная заводь

Под сенью ив зеленых дремлет заводь,

Тростник над ней лепечет, как во сне.

В ней по ночам русалки любят плавать

И песни петь о ласковой луне.

Со всех сторон ее деревья скрыли,

Со всех сторон ее облапил бор:

Есть разгуляться где нечистой силе,—

О ней идет недобрый разговор.

Когда сверкает ярким бриллиантом

Весенний месяц на небе ночном,

Все говорят, что души христиан там

Погибших реют в сумраке лесном.

1910

Любо мне, плевку-плевочку...

Любо мне, плевку-плевочку,

По канавке грязной мчаться,

То к окурку, то к пушинке

Скользким боком прижиматься.

Пусть с печалью или с гневом

Человеком был я плюнут,

Небо ясно, ветры свежи,

Ветры радость в меня вдунут.

В голубом речном просторе

С волей жажду я обняться,

А пока мне любо — быстро

По канавке грязной мчаться.

1907

Любовь разделяющая

Сонет-акростих

Горело солнце ярко надо мною,

И радостно все в Мире я любил,

Простор небес меня животворил,

Поля пленяли тихою красою —

И я, сливаясь с мудрой тишиною,

У Господа иного не просил...

Смиренно я душе провозгласил:

«Земная — ты, и будь навек земною!»

И вот разрушен ныне мой покой —

Не горем, не страданьем, не бедой,

А к женщине безмерною любовью.

И холодно смотрю на небеса,

Душе чужда всемирная краса,

А лишь пред Ней исходит сердце кровью.

Любовь-нищенка

Посв. А.М.У.

Моя любовь на фею не похожа:

Убогой нищенкой ее верней назвать,

Что возле стен, прохожих не тревожа,

Бредет -- и головы не смеет вверх поднять.

Подслеповатые потупив глазки,

Как виноватая, торопится она --

И взором дружеским иль словом ласки

Она, как молнией, была б поражена.

Лишь по ночам, во мраке злом и душном

И в одиночестве, упав в подушки ниц,

Мечтаю я о профиле воздушном

И черном бархате изогнутых ресниц.

Мечтаю я, стыдлив и безнадежен,

Ночная тишина, как море, глубока,

И шепот мой ласкателен и нежен,

И призрачен, как вздох морского ветерка.

А день придет, и я в глубинах сердца

Убогую любовь, как тайну, берегу.

Огнем горит в Эдем заветный дверца,

Но я открыть ее не смею, не могу...

1910-1911

Май

Пастораль

Торжествуй, веселый Май!

Развевай

Над землею стяг лазурный

И рукою щедрой лей

Нам елей

Ласки нежной и безбурной.

Брось на внешний луг покров

Из цветов,

Облети вокруг беседки,

Где к жасмину льнет сирень,

И одень

Млечно-белым пухом ветки.

А когда луна взойдет

И вздохнет

Ночь, печали убаюкав,

Пусть рассыплет средь ветвей

Соловей

Перекатный жемчуг звуков.

Позабыв тогда про сон,

На балкон

Выйду я, ему внимая,

Душу с ним свою солью

И спою

Светлый гимн во славу Мая!

Декабрь 1909

Меж чувств людских, покрытых пылью

Меж чувств людских, покрытых пылью

И тленьем тронутых давно,

Своим убожеством и гнилью

В глаза бросается одно.

Оно ползет, как червь безглазый,

Из рода в род, из века в век,

Им, как мучительной проказой,

Повсюду болен человек.

Оно ко всем змеей шипящей

Вползает в мозг, и в грудь, и в кровь,—

И это чувство — труп смердящий,

Паук безжалостный, Любовь!

Ты, низвергавшая святыни,

Ты, мир державшая во зле,

Прими мое проклятье ныне,

Внемли моей святой хуле!

Гряди, о Смерть! Своим дыханьем

Навек Любовь обезоружь!

И чтоб с пылающим желаньем

К жене не влекся больше муж,

Чтобы огнем призывным очи

Не загоралися у жен,

Овей нас, Смерть, прохладой ночи

И погрузи нас в вечный сон!

1910

Мечты о зиме

Нависли тучи. Воздух густо-дымчат,

И с каждым днем тяжеле полог тьмы.

Ах! скоро ль крылья времени нас вымчат

Из бездн осенних на пустырь зимы!

Снежинки - слезы чистых серафимов -

Польются к нам тогда с немых высот,

И, током слез небесных душу вымыв,

Земля покорно к Смерти отойдет.

Она умрет - и станет беспечальной,

И будет падать, падать без конца

Холодный снег. И саван погребальный

Покроет тело мира-мертвеца

10 марта 1910 Москва

Мысли мертвеца

Мой труп в могиле разлагается.

И в полновластной тишине,

Я чую — тленье пробирается,

Как жаба скользкая, по мне.

Лицо прорезали мне полосы,

Язык мой пухнущий гниет,

От кожи прочь отстали волосы

И стал проваливаться рот.

И слышу: мысли неизжитые

Рыдают в черепе моем.

Как дети, в комнатах забытые,

Когда объят пожаром дом.

Я слышу их призыв отчаянный,

Их крик безумный: «Отвори!»

Но крепок череп, смертью спаянный,

Они останутся внутри.

Зажжет их пламя разложения,

Зальет их сукровицы яд

И — после долгого борения —

Их черви трупные съедят!

18-19 мая 1910

Ночные цветы

У моря ночью, у моря ночью

Меня полюбит лишь смерть одна.

Бальмонт, «Только любовь»

Ночью вырастают бледные цветы,

Странные и смутные, как мои мечты.

И с туманом тающим шепчут и шумят

Шелестом печальным, как предсмертный взгляд.

Шепчут цветы бледные о лазури Дня,

О дыханье вечного, яркого Огня.

А туман их слушает, тает и молчит,

И камыш томительно, жалобно шуршит.

Месяц умирающий между туч теряется,

Светом оживляющим небо загорается

И с улыбкой первою ласковых лучей

Вянут цветы бледные сумрачных Ночей.

А ночами темными над водой зеркальною

Снова шепчут жалобу долгую, печальную.

О, цветы неясные сумрачных ночей.

Вечно не видать вам огненных лучей

И напрасно будете вы, томясь, их ждать

И туману мертвому грезы поверять.

13 марта 1904

Осенняя литургия

Березы служат литургию,

Блестя одеждой золотой,

Внимают им поля пустые

Да свод небесный голубой.

Да я душой благоговейной,—

Склонясь на стебли желтых трав,

Внимаю песне тиховейной

Родимых далей и дубрав.

На берег сладкого забвенья

Я стал скитальческой ногой,

И все нежнее песнопенья

Берез плакучих надо мной...

1907

Осенняя печаль

Как перед зеркалом блудница

На склоне лет горюет над собой

И слезы льет над вянущей красой, -

Так Осень Поздняя томится

И горько плачет над Землей.

Дождинок неустанных шорох

Глухой тоске рассеяться не даст,

Он непрерывен, тягостен и част —

И мертвых листьев мокрый ворох

Лежит на клумбе, словно пласт.

И чувства горьки и угрюмы,

И в них царят уныние и смерть,

Мрачна земля и безотрадна твердь..

И стонут жалобные думы,

Как надломившаяся жердь!

1915

Первое Мая

Веют знамена труда и свободы,

Вьются, под небом весенним пылая,

Празднуют нынче повсюду народы

Первое Мая!

Бодро и грозно рабочие песни

Льются, весь мир на борьбу вызывая.

Встань же, рабочий народ, и воскресни

Первого Мая!

Видишь - враждебные орды с востока

Движутся, гибелью нам угрожая,

Но их рабочий отбросит далеко

Первого Мая!

Праздник рабочего люда - не шутка,

Крепнет рабочая власть молодая!

Пусть же врагам будет горько и жутко

Первого Мая!

Апрель 1919

Петербург

(Главы из поэмы)

День и ночь в гранит прибрежный

Плещет волнами Нева,

Пред закатом свет свой нежный

Солнце льет на острова.

Всюду - памятники, арки,

Блещет бронза, мрамор, сталь,

Пароходы, лодки, барки

Бороздят речную даль.

Окна пышных магазинов

Разукрасили купцы,

К ним толпою, рты разинув,

Липнут дамы и глупцы.

С визгом мечутся моторы,

Стройно мчится ряд карет,

В час вечерний тешит взоры

Голубого газа свет.

В ярких залах ресторанов

Вплоть до самого утра

Слышен легкий звон стаканов,

Звуки песен, струн игра.

А по улицам столицы

В этот поздний час ночной

Ходят толпами блудницы,

Манят в бездну за собой.

И едва они с панели

Уплывут куда-то прочь,

Смотришь: выси посветлели,

Умереть готова ночь.

С первым проблеском рассвета

Город снова зашумит,

За каретою карета

Вновь меж улиц заскользит.

Зазвенят звонки трамвая,

Грязь забрызжет из-под шин,

И опять толпа, зевая,

Соберется у витрин.

1922

Победа любви

В стране рыдающих метелей,

Где скорбь цветет и дышит страх,

Я сплел на мертвых берегах

Венок из грустных асфоделей.

И лик, пылающий и бледный,

Я в высь немую обратил,

И тихий Коцит огласил

Мой гимн, певучий и победный.

К пеннорожденной Афродите

С нежданной силой я взывал

И громом песен поражал

Аидских змей живые нити.

Все ярче, громче звуки пели,

Все сердце полнила Любовь,

И сердца жертвенная кровь

Кропила щедро асфодели.

И, презрев адские угрозы,

Я песней чудо совершил -

И асфодели превратил

В огнепылающие розы!

Октябрь, 1908

Погребение любви

Здравствуй, мертвенная сонность!

Леденей покорно, кровь!

В черных волнах утонула

Искрометная влюбленность,

В тихом гробике уснула

Светодарная любовь!

Ночью злою, темнолонной,

В час, когда в пролет окна

Бьются бабочки метели,

Я -- забытый и бессонный --

Сознаю, что улетели

И влюбленность, и весна!

Жутко тлеет час прощанья,

Чую - стынет в жилах кровь...

И покорно я свершаю

Чин последнего лобзанья

И навеки погребаю

В тихом гробике любовь!

Ноябрь 1908

Под игом надежды

Дало две доли Провидение

На выбор мудрости людской:

Или надежду и волнение,

Иль безнадежность и покой.

Е. Баратынский («Две дали»)

Неправо мудрого реченье,

Что предоставлены судьбой

На выбор людям: иль волненье,

«Иль безнадежность и покой».

Я весь иссечен, весь изранен,

Устал от слов, от чувств и дум,

Но — словно с цепью каторжанин,

Неразлучим с надеждой ум.

Ужасен жребий человека:

Он обречен всегда мечтать.

И даже тлеющий калека

Не властен счастья не желать.

Струится кровь по хилой коже,

Все в язвах скорбное чело,

А он лепечет: «Верю, Боже!

Что скоро прочь умчится зло,

Что скоро в небе загорится

Мне предреченная звезда!» —

А сам трепещет, сам боится,

Что Бог ответит: «Никогда!»

Увы! всегда над нашим мозгом

Царит мучительный закон,

И — как преступник жалкий к розгам

К надежде он приговорен!

5-9 мая 1910

Прелести земли

Прекрасен лес весною на рассвете,

Когда в росе зеленая трава,

Когда березы шепчутся, как дети,

И — зайца растерзав, летит в гнездо сова.

Прекрасно поле с золотистой рожью

Под огневым полуденным лучом

И миг, когда с девическою дрожью

Колосья падают под режущим серпом.

Прекрасен город вечером дождливым,

Когда слезятся стекла фонарей

И в темноте, в предместье молчаливом,

Бродяги пробуют клинки своих ножей.

Прекрасна степь, когда — вверху мерцая,

Льют звезды свет на тихие снега,

И обезумевшая волчья стая

Терзает с воем труп двуногого врага.

1912

Пускай в Меня, как в водоем

Пускай в Меня, как в водоем,

Вольются боль, и грязь, и горе:

Не в силах молния огнем

Испепелить иль выжечь моря!

Пусть мириады спирохет

Грозят душе уничтоженьем,

Но Я — мыслитель и поэт, —

Я встречу их благословеньем!

Пусть паралич цепями Мне

Скует бессильные суставы, —

Умру спокойно в тишине,

Как умирают в холод травы.

Пускай безумье, как туман,

Над мозгом сумрачно сгустится,

Мой Дух — безмерный океан:

Века пройдут, туман умчится!

И снова, как ребенок, Я

Взгляну невинными глазами

На цвет и прелесть бытия —

В глаза ликующему Браме!

Март 1913

Рабочий день поэта

Неярок лампы свет под абажуром,

Неясен лунный лик за облачною тканью;

Скончался день, как и родился, хмурым,

Не дав расцвесть ни счастью, ни сиянью.

С утра пишу; шуршат листы тетрадок;

Когда же утомит глаза мои работа,

Смотрю тогда на тихий свет лампадок,

Что озаряют золото киота.

Но миг мелькнет, и вновь листов шуршанье,

И вновь стучит в мозгу упорный молоточек,

Вновь блещет рифм невинное сиянье,

Опять с пера сбегает бисер строчек...

1910

Радость жизни

Едут навстречу мне гробики полные,

В каждом — мертвец молодой.

Сердцу от этого весело, радостно,

Словно березке весной!

Вы околели, собаки несчастные, —

Я же дышу и хожу.

Крышки над вами забиты тяжелые, —

Я же на небо гляжу!

Может, — в тех гробиках гении разные,

Может, — поэт Гумилев...

Я же, презренный и всеми оплеванный,

Жив и здоров!

Скоро, конечно, и я тоже сделаюсь

Падалью, полной червей,

Но пока жив, — я ликую над трупами

Раньше умерших людей.

1922

Свидание

Двенадцать раз пробили часики

В пугливо-чуткой тишине,

Когда в плетеном тарантасике

Она приехала ко мне.

Вошла, шумя волнистой юбкою,

Волнуя музыкой шагов...

Я - руку ей целуя хрупкую, -

Пьянел от запаха духов.

С лица вуаль откинув длинную -

(Так тает на небе туман!), -

Она прошла - скользя, - в гостиную,

Чуть выгибая тонкий стан.

И повторился миг испытанный,

Опять пахнул на нас Апрель, -

И сон, восторгами напитанный, -

Открыл свою нам колыбель...

Январь 1908

Сентябрь

Сонет

Повеяло дыханьем Сентября,

Прошла пора весенних ароматов!

Позднее с каждым днем встает заря,

И все грустней звенят часы закатов.

Прощальным шорохом наш слух даря,

Летит к земле листок, златисто-матов,

Земля лежит, спокойно, не творя,

Ростки семян в груди до срока спрятав.

Не льнет по вечерам рой мошек к окнам,

Не улыбается в саду цветок нам.

Порою солнечный заблещет луч

И снова тонет в бездне облаков он:

И скована лазурь печалью туч,

Как юный схимник власяницей скован.

1909

Слава будням

Чудесней сказок и баллад

Явленья жизни повседневной —

И пусть их за мечтой-царевной

Поэты-рыцари спешат!

А мне милей волшебных роз

Пыльца на придорожной травке,

Церквей сияющие главки

И вздохи буйные берез.

Пускай других к себе влекут

Недосягаемые башни, —

Люблю я быт простой, домашний

И серый будничный уют.

Мелькнув, как огненный язык,

Жар-птичьи крылья проблистали,

Но я люблю земные дали

И галок суетливый крик.

Жар-птица в небо упорхнет,

Но я не ринусь вслед за нею.

К земле любовью пламенею

И лишь о ней душа поет.

Поет, ликует и — молясь,

Благословляет все земное:

Прохладу ветра, ярость зноя,

Любовь и грусть, цветы и грязь!

1914

Слова Любви

Слова Любви — мертвы, как рыбы,

Которых выбросило море

В часы прибоя на песок.

Их давят косных камней глыбы,

Слепят их чуждым блеском зори,

Цвет чешуи на них поблёк.

Их песня лживого прилива

Взманила вверх сияньем звездным,

И вот они без сил лежат

И умирают молчаливо,

Тоскуя по родимым безднам,

Где звезды вечные горят.

1910

Собаки

Немало чудищ создала природа,

Немало гадов породил хаос,

Но нет на свете мерзостней урода,

Нет гада хуже, чем домашний пес.

Нахальный, шумный, грязно-любострастный,

Презренный раб, подлиза, мелкий вор,

Среди зверей он — выродок несчастный,

Среди созданий он — живой позор.

Вместилище болезней и пороков —

Собака нам опасней всех бацилл:

В кишках у ней кипенье темных сил.

Недаром Гете — полубог и гений, —

Не выносил и презирал собак:

Он понимал, что в мире нет творений,

Которым был родней бы адский мрак.

О, дьяволоподобные уроды!

Когда бы мне размеры Божьих сил,

Я стер бы вас с лица земной природы

И весь ваш род до корня истребил!

1919

Унесенные

Светлые горы тонули в тумане,

Солнце горело последним огнем...

Холодно было в немом океане,

Плыли мы молча куда-то вдвоем.

Ветер промчался больной, бесприютный,

С дальнего берега песню донес.

Тихое пламя надежды минутной

В сердце затеплил и снова унес.

28 февраля 1904

Человечество

Я ненавижу человечество.

К. Бальмонт

В ночи изначальной, безлунной, беззвездной,

Меж рытвин, зловонных болот, пустырей,

Идущие в бездну, рожденные бездной

Потомки полипов, медуз и червей!

Вам ветры приносят дыханье отравы,

Снега — предвещают грядущую Смерть,

И дни ваши тусклы, как осенью травы,

И радости ломки, как сгнившая жердь.

И в сердце свое я вонзаю проклятья

За то, что я в цепи позорной звено,

За то, что ношу человека печать я,

За то, что и мне быть рабом суждено.

Декабрь 1905

Чичерин растерян и Сталин печален...

Чичерин растерян и Сталин печален,

Осталась от партии кучка развалин.

Стеклова убрали, Зиновьев похерен,

И Троцкий, мерзавец, молчит, лицемерен.

И Крупская смотрит, нахохлившись, чортом,

И заняты все комсомолки абортом.

И Ленин недвижно лежит в мавзолее,

И чувствует Рыков веревку на шее.

1926

Что хрупче вас, мечты о славе

Что хрупче вас, мечты о славе?

Что тоньше вашего стекла?

Подобно сладостной отраве,

Вы льетесь в душу и, как мгла,

Фатою легкой укрывает

Провалы, топи, пустыри, —

Так ваша ласка заглушает

Рыданья меркнущей зари.

Но только мысли встрепенутся,

Погаснет ваш неверный свет

И в диком вихре понесутся

Виденья черных, грозных бед,

И клюв в крови моей омочит

Печаль — всегдашний спутник мой

И в отдаленьи захохочет

Забвенья образ роковой!

29 июня 1906

Я сын мулатки и француза...

Я сын мулатки и француза,

Родился я на корабле;

Мне поцелуй священный муза

Напечатлела на челе.

Попав в Париж, забыл я скоро

Родимый мой Мадагаскар,

И сладок стал мне яд позора

И оргий бешеных угар.

В ночных загаженных вертепах,

Абсентом горло опалив,

Под звуки песенок нелепых

Я был беспечен и счастлив.

А после пьянства — спозаранка

Сонет изящный был готов,

И получал я по два франка

За строчку сделанных стишков.

Так, не любя и не страдая,

Быть может, долго жил бы я,

Когда б не встреча роковая,

Когда бы не судьба моя!

На сцене, в маленьком шантане

Увидел женщину я раз

И, полн таинственных желаний,

Свести с неё не мог я глаз.

Она густым контральто пела,

Я слов её не понимал,

Но вся душа во мне горела

И руки я, дрожа, сжимал.

Она едва ль была красива,

Но на вопрос мой, кто она, —

Ответила: — «Тананариво!» —

И стал я пьян, как от вина.

С тех пор не знаю я покоя,

Я бросил сумрачный Париж,

Где все и всё вокруг чужое —

Дворцы, слова и гребни крыш.

Теперь я жду лишь парохода,

Чтоб плыть скорей в Мадагаскар,

Где ждет меня любовь, свобода

И новых, дивных песен дар!

Сентябрь 1913, Петербург

Ярко море сверкало лазурное

Ярко море сверкало лазурное

         Под палящею лаской лучей.

Волны мчались за волнами, бурные,

         С торжествующей песней своей.

И прильнувши к утесу безгласному,

         Словно дальше хотели уйти,

И звучали их песни неясные

         О далеком пройденном пути.

Они пели про дали безбрежные,

         Они звали утес за собой,

А он слушал их песни мятежные

         И молчал с непонятной тоской.

И мечтал он, что крылья могучие

         Уж несут его в даль бесконечную;

А кругом те же волны певучие

         Пели песню о воле беспечную.

19 марта 1904