Александр
Твардовский

Про теленка

Прибежал пастух с докладом 
К Поле Козаковой: 
Не пришла домой со стадом 
Бурая корова. 
  
Протрубил до полдня в рог 
И нигде найти не мог. 
Надо ж этому случиться 
Горю и тревоге – 
В самый раз, как ей телиться 
На последнем сроке. 
  
Забредет, куда не след, 
Пропадет – коровы нет. 
  
Да еще совпало это, 
Ради злой напасти, 
Что самой хозяйки нету, 
Скотницы Настасьи. 
  
А характер у самой – 
Не сказать, чтоб золотой. 
  
Никому не будет мало, 
Как сама вернется, 
Вот и знала, скажет, знала – 
Что–нибудь стрясется... 
  
И пойдет, пойдет по всей 
Улице хвалиться, 
Что и не на кого ей 
Даже положиться. 
  
Что беды не видели, 
Спали все подряд, 
Что в хлеву вредители 
У нее сидят. 
  
Им с коровами не любо, 
Подыхай коровы. 
А с шофером скалить зубы 
День и ночь готовы... 
  
Что теперь сказать в ответ? 
Правда все. Коровы нет. 
  
Не пришла корова с поля, 
Пропадет корова. 
Что ж ты будешь делать, Поля, 
Поля Козакова?.. 
  
Вышла за околицу, 
В лес пошла одна. 
Ходит Поля по лесу. 
Полдень. Тишина. 
  
Ходит Поля ельником, 
Топчет мох сухой. 
Пахнет муравейником, 
Хвойною трухой. 
  
В глушь непроходимую, 
Жмурясь, пробралась, 
Липкой паутиною 
Вся обволоклась... 
  
Лес и вдоль и поперек 
Поля исходила. 
Как девчонка сбилась с ног, 
Села, приуныла. 
  
С чем притти на скотный двор, 
Что сказать Настасье? 
Да и тут еще шофер 
Виноват отчасти. 
  
Что недаром ходит он – 
Это всем известно. 
Ну и пусть себе влюблен, – 
Ей неинтересно. 
  
Хоть сто лет не будь его, 
И на то согласна. 
Но попреки каково 
Слушать занапрасно. 
  
Спотыкаясь, бродит снова 
Девушка усталая. 
Ах ты, бурая корова, 
Ах ты, дура старая... 
  
Ходит девушка – и вдруг 
Где–то за кустами 
Будто хрустнул тонкий сук, 
Звук тревожный замер... 
  
Притаилась в тишине, 
Приподнявши брови. 
Слышит: близко, в стороне 
Грустный вздох коровий... 
  
Вздох – и снова тишина, 
Сонная, лесная... 
Покачнулся куст – она! 
Бурая, родная. 
  
Повернула чуть рога, 
Тихо промычала. 
На опавшие бока 
Будто показала. 
  
Отступила, и у ног, 
На траве зеленой, 
Мажет слюнями листок 
Рыженький теленок. 
  
Длинноногий добрый бык, 
С кличкой собственной: Лесник! 
  
Подхватила, как ребенка, 
Понесла – и следом мать. 
Слышит – выпала гребенка. 
Ладно, некогда искать. 
  
Дотащилась до дороги – 
Лесом, лядом напрямик. 
Ох, тяжел ты, длинноногий, 
Теплый, потный, рыжий бык. 
  
Потемнели в поле тени, 
Солнце спряталось в лесу. 
Млеют девичьи колени, 
Мочи нет. 
      – Не донесу... 
  
И шатаясь, через силу, 
Сзади бурая идет. 
Мол, и я его носила, 
А теперь уж твой черед. 
  
Тихо Поля Козакова 
С ношей движется домой. 
Жалко рыжего, коровы, 
Жалко ей себя самой... 
  
Будто нет ни ног, ни рук – 
Повалиться впору. 
Только видит Поля вдруг 
Своего шофера. 
  
Он идет с горы к реке 
С полотенцем на руке. 
  
Он идет, ее не видя, 
У него свои дела. 
Закричала: – Виктор, Витя!– 
Села, дальше не могла. 
  
Подбегает он в испуге, 
Плачет девушка навзрыд: 
  
– Ты гуляешь, руки в брюки, 
Я страдаю, – говорит. 
  
Опечален и растерян, 
Он бормочет: – Виноват...– 
Но ему теперь не верят, 
Даже слушать не хотят. 
  
– Ты прощенья не проси. 
Вот теленок. Сам неси. 
  
Не сказал шофер ни слова, 
Взял теленка и понес. 
Следом – Поля Козакова, 
Покрасневшая от слез. 
  
С ношей бережно шагая, 
На нее глядит шофер. 
  
– Что ж ты нервная такая?– 
Затевает разговор. 
  
Голос ласков и участлив, 
Но еще молчит она. 
И своей довольна властью, 
Точно строгая жена. 
  
Пусть молчит, а все же видит – 
Славный парень, верный друг. 
Не оставит, не обидит 
И не выпустит из рук. 
  
Молчаливое согласье. 
Что минуло – то не в счет. 
И навстречу им Настасья 
Выбегает из ворот. 
  
Завела свое сначала: 
– Так и знала, так и знала. 
Присмотрелась и – молчок. 
  
Дело к свадьбе – угадала, 
Улыбнулась и сказала: 
– Так и знала, что бычок... 
  
          1938