Александр
Твардовский

Сын за отца не отвечает

Сын за отца не отвечает — 
Пять слов по счету, ровно пять. 
Но что они в себе вмещают, 
Вам, молодым, не вдруг обнять. 
  
Их обронил в кремлевском зале 
Тот, кто для всех нас был одним 
Судеб вершителем земным, 
Кого народы величали 
На торжествах отцом родным. 
  
Вам — 
Из другого поколенья — 
Едва ль постичь до глубины 
Тех слов коротких откровенье 
Для виноватых без вины. 
  
Вас не смутить в любой анкете 
Зловещей некогда графой: 
Кем был до вас еще на свете 
Отец ваш, мертвый иль живой. 
  
В чаду полуночных собраний 
Вас не мытарил тот вопрос: 
Ведь вы отца не выбирали, — 
Ответ по-нынешнему прост. 
  
Но в те года и пятилетки, 
Кому с графой не повезло, — 
Для несмываемой отметки 
Подставь безропотно чело. 
  
Чтоб со стыдом и мукой жгучей 
Носить ее — закон таков. 
Быть под рукой всегда — на случай 
Нехватки классовых врагов. 
Готовым к пытке быть публичной 
И к горшей горечи подчас, 
Когда дружок твой закадычный 
При этом не поднимет глаз... 
  
О, годы юности немилой, 
Ее жестоких передряг. 
То был отец, то вдруг он — враг. 
А мать? 
Но сказано: два мира, 
И ничего о матерях... 
  
И здесь, куда — за половодьем 
Тех лет — спешил ты босиком, 
Ты именуешься отродьем, 
Не сыном даже, а сынком... 
  
А как с той кличкой жить парнишке, 
Как отбывать безвестный срок, — 
Не понаслышке, 
Не из книжки 
Толкует автор этих строк... 
  
Ты здесь, сынок, но ты нездешний, 
Какой тебе еще резон, 
Когда родитель твой в кромешный, 
В тот самый список занесен. 
  
Еще бы ты с такой закваской 
Мечтал ступить в запретный круг. 
  
И руку жмет тебе с опаской 
Друг закадычный твой... 
И вдруг: 
Сын за отца не отвечает. 
  
С тебя тот знак отныне снят. 
Счастлив стократ: 
Не ждал, не чаял, 
И вдруг — ни в чем не виноват. 
  
Конец твоим лихим невзгодам, 
Держись бодрей, не прячь лица. 
Благодари отца народов, 
Что он простил тебе отца 
Родного — 
с легкостью нежданной 
Проклятье снял. Как будто он 
Ему неведомый и странный 
Узрел и отменил закон. 
  
(Да, он умел без оговорок, 
Внезапно — как уж припечет — 
Любой своих просчетов ворох 
Перенести на чей-то счет; 
На чье-то вражье искаженье 
Того, что возвещал завет, 
На чье-то головокруженъе 
От им предсказанных побед.) 
Сын — за отца? Не отвечает! 
Аминь! 
И как бы невдомек: 
А вдруг тот сын (а не сынок!), 
Права такие получая, 
И за отца ответить мог? 
  
Ответить — пусть не из науки, 
Пусть не с того зайдя конца, 
А только, может, вспомнив руки, 
Какие были у отца. 
В узлах из жил и сухожилий, 
В мослах поскрюченных перстов - 
Те, что — со вздохом — как чужие, 
Садясь к столу, он клал на стол. 
И точно граблями, бывало, 
Цепляя 
ложки черенок, 
Такой увертливый и малый, 
Он ухватить не сразу мог. 
Те руки, что своею волей — 
Ни разогнуть, ни сжать в кулак: 
Отдельных не было мозолей — 
Сплошная. 
Подлинно — кулак! 
И не иначе, с тем расчетом 
Горбел годами над землей, 
Кропил своим бесплатным потом, 
Смыкал над ней зарю с зарей. 
И от себя еще добавлю, 
Что, может, в час беды самой 
Его мужицкое тщеславье, 
О, как взыграло — боже мой! 
  
И в тех краях, где виснул иней 
С барачных стен и потолка, 
Он, может, полон был гордыни, 
Что вдруг сошел за кулака. 
  
Ошибка вышла? Не скажите, — 
Себе внушал он самому, — 
Уж если этак, значит — житель, 
Хозяин, значит, — потому... 
  
А может быть, в тоске великой 
Он покидал свой дом и двор 
И отвергал слепой и дикий, 
Для круглой цифры, приговор. 
  
И в скопе конского вагона, 
Что вез куда-то за Урал, 
Держался гордо, отчужденно 
От тех, чью долю разделял. 
  
Навалом с ними в той теплушке — 
В одном увязанный возу, 
Тянуться детям к их краюшке 
Не дозволял, тая слезу... 
  
(Смотри, какой ты сердобольный, — 
Я слышу вдруг издалека, — 
Опять с кулацкой колокольни, 
Опять на мельницу врага. — 
Доколе, господи, доколе 
Мне слышать эхо древних лет: 
Ни мельниц тех, ни колоколен 
Давным-давно на свете нет.) 
  
От их злорадства иль участья 
Спиной горбатой заслонясь, 
Среди врагов советской власти 
Один, что славил эту власть; 
Ее помощник голоштанный, 
Ее опора и боец, 
Что на земельке долгожданной 
При ней и зажил наконец, — 
Он, ею кинутый в погибель, 
Не попрекнул ее со злом: 
Ведь суть не в малом перегибе, 
Когда — Великий перелом... 
  
И верил: все на место встанет 
И не замедлит пересчет, 
Как только — только лично Сталин 
В Кремле письмо его прочтет... 
  
(Мужик не сметил, что отныне, 
Проси чего иль не проси, 
Не Ленин, даже не Калинин 
Был адресат всея Руси. 
Но тот, что в целях коммунизма 
Являл иной уже размах 
И на газетных полосах 
Читал республик целых письма — 
Не только в прозе, но в стихах.) 
  
А может быть, и по-другому 
Решал мужик судьбу свою: 
Коль нет путей обратных к дому, 
Не пропадем в любом краю. 
  
Решал — попытка без убытка, 
Спроворим свой себе указ. 
И — будь добра, гора Магнитка, 
Зачислить нас В рабочий класс... 
  
Но как и где отец причалит, 
Не об отце, о сыне речь: 
Сын за отца не отвечает, — 
Ему дорогу обеспечь. 
  
Пять кратких слов... 
Но год от года 
На нет сходили те слова, 
И званье сын врага народа 
Уже при них вошло в права. 
  
И за одной чертой закона 
Уже равняла всех судьба: 
Сын кулака иль сын наркома, 
Сын командарма иль попа... 
  
Клеймо с рожденья отмечало 
Младенца вражеских кровей. 
И все, казалось, не хватало 
Стране клейменых сыновей. 
  
Недаром в дни войны кровавой 
Благословлял ее иной: 
Не попрекнув его виной, 
Что душу горькой жгла отравой, 
Война предоставляла право 
На смерть и даже долю славы 
В рядах бойцов земли родной. 
  
Предоставляла званье сына 
Солдату воинская часть... 
  
Одна была страшна судьбина: 
В сраженье без вести пропасть. 
  
И до конца в живых изведав 
Тот крестный путь, полуживым — 
Из плена в плен — под гром победы 
С клеймом проследовать двойным. 
  
Нет, ты вовеки не гадала 
В судьбе своей, отчизна-мать, 
Собрать под небом Магадана 
Своих сынов такую рать. 
  
Не знала, 
Где всему начало, 
Когда успела воспитать 
Всех, что за проволокой держала, 
За зоной той, родная мать... 
  
Средь наших праздников и буден 
Не всякий даже вспомнить мог, 
С каким уставом к смертным людям 
Взывал их посетивший бог. 
  
Он говорил: иди за мною, 
Оставь отца и мать свою, 
Все мимолетное, земное 
Оставь — и будешь ты в раю. 
  
А мы, кичась неверьем в бога, 
Во имя собственных святынь 
Той жертвы требовали строго: 
Отринь отца и мать отринь. 
  
Забудь, откуда вышел родом, 
И осознай, не прекословь: 
В ущерб любви к отцу народов — 
Любая прочая любовь. 
  
Ясна задача, дело свято, — 
С тем — к высшей цели — прямиком. 
Предай в пути родного брата 
И друга лучшего тайком. 
  
И душу чувствами людскими 
Не отягчай, себя щадя. 
И лжесвидетельствуй во имя, 
И зверствуй именем вождя. 
  
Любой судьбине благодарен, 
Тверди одно, как он велик, 
Хотя б ты крымский был татарин, 
Ингуш иль друг степей калмык. 
  
Рукоплещи всем приговорам, 
Каких постигнуть не дано. 
Оклевещи народ, с которым 
В изгнанье брошен заодно. 
  
И в душном скопище исходов — 
Нет, не библейских, наших дней — 
Превозноси отца народов: 
Он сверх всего. 
Ему видней. 
Он все начала возвещает 
И все концы, само собой. 
  
Сын за отца не отвечает — 
Закон, что также означает: 
Отец за сына — головой. 
  
Но все законы погасила 
Для самого благая ночь. 
И не ответчик он за сына, 
Ах, ни за сына, ни за дочь. 
  
Там, у немой стены кремлевской, 
По счастью, знать не знает он, 
Какой лихой бедой отцовской 
Покрыт его загробный сон... 
  
Давно отцами стали дети, 
Но за всеобщего отца 
Мы оказались все в ответе, 
И длится суд десятилетий, 
И не видать еще конца. 
  
          1966