Анакреонтические оды

1

О, властитель нежна сердца,

Ты целуй меня стократно,

И еще целуй ты столько,

Столько и еще немного;

Поднеси вина мне рюмку.

Поднеси, опять целуйся,

В жизни пить и целоваться —

Настоящая утеха.

Что мы будем впредь — не знаю;

Как я пью, когда целую —

То бываю очень весел.

2

Когда меня ты видеть

В веселом хочешь духе,

Так дай вина мне рюмку,

Мне дай прекращу девку —

Тогда я на свирелях,

Тогда на сладкой лире

Приятно заиграю.

Коль нет вина и девки,

Так чем и веселиться!

Кто хочет, мне рассмейся:

Я с девкой и с стаканом

Пляшу и не краснею.

Долго ль прельщаться...

Долго ль прельщаться

Нам суетой?

Долго ль гоняться

Тщетно за той?

Мы примечаем,

Время летит;

Но, ах, не знаем,

Смерть как скосит.

Миг умаляет

Здесь бытие

И приближает

То житие,

В коем забудем

Прелести зреть,

В коем не будем

Страсти иметь.

Всякий там станет

Так, как рожден,

И не вспомянет,

Чем он почтен.

Полно нам льститься

Пышностью сей;

Всем нам лишиться

Жизни своей.

Всё то минется,

Всё то пройдет:

Счастье прервется,

Смерть как придет.

Идиллия

На берегах текущих рек

Пастушок мне тако рек:

«Не видал прелестнее твоего я стану,

Глаз твоих, лица и век.

Знай, доколь продлится век,

Верно я, мой свет, тебя, верь, любити стану».

Вздохи взор его мой зрел,

Разум был еще незрел,

Согласилась мысль моя с лестной мыслью с тою.

Я сказала: «Будешь мой,

Ты лица в слезах не мой,

Только будь лишь верен мне, коль того я стою».

Страсть на лесть днесь променя,

И не мыслит про меня.

О, неверный! ныне стал пленен ты иною.

Мне сказал: «Поди ты прочь,

И себе другого прочь».

Как несносно стражду днесь, рвуся я и ною.

1762

Клоп

Я лёг вчерася спать.

Клоп ночью к сонному ко мне влез на кровать

   И стал меня кусать

   И спать мешать;

   Хотя не больно он кусает,

   Да очень дурно он воняет.

Вонь часто больше нам и боли докучает.

У нас таких клопов довольно здесь бывает.

Ода, собранная из односложных слов

Как я стал знать взор твой,

С тех пор мой дух рвет страсть;

С тех пор весь сгиб сон мой;

Стал знать с тех пор я власть.

Хоть сплю, твой взор зрю в сне,

И в сне он дух мой рвет;

О коль, ах, мил он мне!

Но что мне в том, мой свет?

Он мил, но я лишь рвусь:

Как рвусь я, ты то знай.

Всяк час я мил быть тщусь;

Ты ж мне хоть вздох в мзду дай.

Ода... Императору Петру Феодоровичу

Ликуйте, россы, ныне

Под щедрым толь судом,

К счастливой мы судьбине,

Россияне, Петром.

О времена драгия!..

Счастливая Россия!

Владетель щедрый твой

Всех славу превышает

И век в тебе златой

Им ныне расцветает.

Стремись, усердна муза,

Воспети днесь Петра,

Ищи словам союза,

Сколь власть его щедра.

Возможно ль умолчати,

Чтобы не величати

Монарха россиян?

Ты счастлива стократно,

Что сей предел днесь дан

То пети, что приятно.

Дивяся, я не знаю,

Щедроту пев его,

Монарха ль воспеваю,

Отца ли своего?

Монарх он учрежденьем,

Отец он попеченьем

О подданных своих.

Златые времена!

Имеет обои?х

В себе он имена.

Иной себя прославил,

Кровь неповинных лив.

Но славу ты восставил,

Меча не обагрив.

Щедротою одною

Над подданной страною

Героев превзошел.

С мечем не кровавленным

В храм славы ты вошел,

И мил своим плененным.

Ты, вольность даровавши,

Всех вольность погубил

И, всем свободу давши,

Всех ныне нас пленил:

Пленил ты нас любовью.

Своей готовы кровью

Мы то тебе воздать,

Трудом все бесконечным

Мы будем исполнять

С желанием сердечным.

Ко смертоносну ль бою—

Охотно все идем,

Охотно пред тобою

Кровь нашу всю прольем.

Твоим мы повеленьем

Покой не с сожаленьем

Оставим; веселясь,

С врагом пойдем сразиться.

Трудами отягчась,

Мы будем веселиться.

Ко жизни ль мироденной

Рабов определишь?

К науке ль совершенной

Приникнуть повелишь?

Все будет нам приятно,

И будет не превратно

Усердие всегда,

Доколь наш век продлится.

Отныне никогда

Оно не пременится.

Равно как где втекает

Источник, вниз виясь,

Всечасно умножает

Он воду, там лиясь,

И чем течет он доле,

Тем умножает боле

Он воды у оплот;

Досягнути стремится

Брегов своих высот

И глубже становится.

Так наше возрастает

Усердие к тебе,

Со днями умножает

Любовь оно в себе.

Храня ты добродетель,

Не страхом в нас владетель.

Любовью ты монарх,

Не тот велик бывает,

Которой через страх

Лишь только обладает.

Похвально так владети,

Как ты стал, взяв венец:

Рабы твои суть дети,

А ты нам всем отец!

Твой лавр вовек не свянет,

Доколь блистати станет

На зeмлю солнца свет

И не падет вселенна.

Век слава не падет,

Тобой приобретенна.

И в поздные потомки

Сей слух она промчит,

Дела толико громки

Гласить не замолчит:

Что был такой владетель,

Который добродетель

Всему предпочитал,

Чтоб утвердить блаженство,

России вольность дал

И дал ей благоденство.

Веков услышат круги,

Как нами ты владел:

Всех награждал заслуги,

Зло истреблять радел,

Покою ты чуждался,

И только лишь старался

Восставить век драгой,

И пользу утвердити.

Коль счастливо тобой

Мы начинаем жити!

Когда вещати станут

Позднейшим то родам,

Потомки не престанут

Завидовати нам,

Что счастливой судьбою

Мы правились тобою,

Что ты монарх наш был,

Почто они лишенны

Того, как здесь ты жил,

Не в те дни жить рожденны.

Москва днесь воздыхает

Без взора твоего,

И зреть в себе желает

Монарха своего.

На очи чтоб взирати

И руку лобызати,

Ей давшу столько благ,

Даров и утешенья,

Боится коей враг,

Друг чает защищенья.

И днесь ты обитаешь

Здесь: правдой на судах,

Любовью пребываешь

Во подданных сердцах.

Но на тебя взирати

И речь твою внимати

Еще приятней нам.

Дай зреть себя на троне

Москвы-реки брегам,

О наш отец, в короне!

Всяк больше взвеселится

От взора твоего,

Пловца, как брег явится

В погибели его.

Мы вход твой препрославим,

Трофей побед поставим

Всех россиян сердец,

Кем ты сужден владети.

Приди, наш царь-отец:

Здесь ждут рабы и дети.

Все б наше окончалось

Желание тогда,

И только б то осталось

Желанье навсегда,

Чтоб вышней было воле

Угодно век твой доле

Продлити в жизни сей;

Но если б жизнь сравнялась

Со щедростью твоей,

То век бы не скончалась.

Портрет

Желать, чтоб день прошёл, собраний убегать,

Скучать наедине, с тоской ложиться спать,

Лечь спать, не засыпать, сжимать насильно очи,

Потом желать, чтоб мрак сокрылся тёмной ночи,

Не спав, с постели встать, а встав, желать уснуть,

Взад и вперёд ходить, задуматься, вздохнуть

И с утомлёнными глазами потягаться,

Спешить во всех делах, опять остановляться,

Всё делать начинав, не сделать ничего,

Желать, желав - не знать желанья своего,

Что мило, то узреть всечасно торопиться,

Не видя - воздыхать, увидевши - крушиться,

Внимав, что говорят, речей не понимать,

Нескладно говорить, некстати отвечать,

И много говоря - ни слова не сказать,

Идти, чтоб говорить, прийти и всё молчать,

Волненье чувствовать жестокое в крови:

Се зрак любовника, несчастного в любви.

Престрогою судьбою...

Престрогою судьбою

Я стражду, огорчен,

И ею я с тобою

Навеки разлучен.

Чем боле я прельщаюсь,

Тем боле я грущу,

И боле тем лишаюсь

Того, чего ищу;

Но боле чем лишаюсь

Надежды я судьбой,

Тем боле я прельщаюсь,

Любезная, тобой.

Тебе моей не быти,

Я знаю, никогда,

Тебя мне не забыти,

Я знаю, навсегда.

Лице твое прекрасно

Из мысли вон нейдет,

Мечтаяся всечасно,

Покою не дает.

Когда тебя не вижу,

Смущаюсь и грущу,

Я всё возненавижу,

Везде тебя ищу;

Но ежели с тобою

Когда увижусь я,

Представлю, что судьбою

Плачевна жизнь моя:

Весь ум мой возмутится,

И сердце обомрет,

Всё чувствие затмится,

В глазах померкнет свет.

Я от тебя скрываюсь;

Но, скрывшися, грущу

И мыслей порываюсь,

Опять тебя ищу.

Опять тебя увижу,

Опять грущу, узря,

Опять возненавижу

Я жизнь, тобой горя.

Нигде мне нет покою,

Я всем его гублю,

Но, мучася тоскою,

Еще сильняй люблю.

Я знаю, что не буду

Утешен я, любя;

Но вечно не забуду,

Любезная, тебя.

Мне то сужденно частью,

Чтобы, любя, страдать

И чтоб, терзаясь страстью,

Отрады не видать.

Прости, Москва, о град, в котором я родился...

Прости, Москва, о град, в котором я родился,

В котором в юности я жил и возрастал,

В котором живучи, я много веселился

И где я в первый раз любви подвластен стал.

Любви подвластен стал, и стал лишен покою,

В тебе, в тебе узнал, что прямо есть любить,

А ныне принужден расстаться я с тобою,

Злой рок мне осудил в пустынях жизнь влачить.

Но где, расставшися с тобою, жить ни буду,

Любви не истреблю к тебе я никогда,

Ни на единый час тебя я не забуду,

Ты в памяти моей пребудешь завсегда.

Приятности твои на мысли вображая,

В пустынях буду я по всякий час скучать,

Там стану воздыхать и стану, воздыхая,

Стенящим голосом Кларису воспевать.

Прости, приятное теперь уединенье...

сочинен 1761 года июля 19 дня

по выезде из деревни г. Х(ераскова)

Прости, приятное теперь уединенье,

               Расстался я с тобой,

В тебе я чувствовал прямое утешенье,

               Свободу и покой.

Гражданска суета мой дух не возмущала,

               Любезна простота

Селян незлобивых меня там утешала

               И места красота.

Сколь мило слушать то, как птички воспевают

               По рощам меж кустов!

Миляй, что люди все без злости пребывают;

               Там нет клеветников.

Там злоба с завистью меж них не обитает

               И царствует покой.

Едина истина сердцами обладает,

               Там век цветет златой.

Там нет насилия, там нет и утесненья

               От общих всем врагов.

В равенстве все живут, от сильных нет грабленья,

               Не слышно стону вдов.

Херасков! разлучась со мной, ты там остался,

               Где век златой цветет;

А я, жалеючи, мой друг, с тобой расстался,

               Чтоб жить, утех где нет.

Играти мыслями, играть моей душою

               Угодно, знать, судьбе.

Ища спокойствия, лишенны здесь покою,

                Завидую тебе.

19 июля 1761

Рок все теперь свершил, надежды больше нет...

Рок все теперь свершил, надежды больше нет.

Противна стала жизнь, противен стал мне свет.

Почто вступить в сей град желал я повсечасно?

О суетная мысль, желание напрасно!

О град, который я забав жилищем звал,

Ты мне противен днесь, ты мне несносен стал.

Мне мнится, здесь места приятность потеряли,

И все уже в тебе забавы скучны стали.

Тобой я мучуся, смущаюся тобой,

Мой взор скучает днесь и дух страдает мой.

Как сердце в власть мое любови покорилось,

С тех пор уж для меня здесь все переменилось;

С тех пор в тебе часов веселых не видал:

Иль дух мой или ты забавы потерял.

Но нет! места твои приятства наполненны,

Приятные в тебе утехи насажденны,

И всякий в радостях, в утехах здесь живет;

Лишь мне единому в тебе забавы нет.

Всего меня судьба жестокая лишила,

Как хищницу забав увидеть мне судила;

Как хищницу забав и сердца моего,

Которой в свете нет прелестней ничего,

Которая меня терзает и прельщает;

Прельщает красотой, суровостью терзает.

Прелестна, хороша... но что о том вещать?

Довольно, что мила; довольно уж сказать:

Нет мер тому, как я... как я ее люблю,

Нет мер... нет мер и в том, какую грусть терплю.

Мила мне... я люблю... но льзя ль то изъяснить?

Не знаю, как сказать, могу лишь вобразить.

Она мила... мила... я слов не обретаю,

То точно рассказать, что в сердце ощущаю;

И горести мои подобны страсти сей,

Но вымолвить нельзя, как стражду я от ней.

Тот гласом сладостным печаль свою вспевает,

Кого несчастие умеренно терзает;

А я, вообразя мой рок, теряю ум,

Лишаюсь памяти, лишаюся всех дум;

Слабеют чувства все, язык мой цепенеет,

Слабеет голос мой и сердце каменеет,

И запекаются стенящие уста;

Но вобразяся в мысль ее мне красота,

И чувства мне и глас и муки возвращает,

И в новую опять меня печаль ввергает.

Год целый, как душа вдалась ей в власть моя;

Но всякий вижу раз вновь прелести в ней я.

Как ни увижусь с ней, питая взор мой страстной,

Мню, что не видывал еще такой прекрасной.

Я мышлю: хоть вчерась с ней день препровождал,

А столько красоты вчерась в ней не видал.

В ней час от чaса, зрю, приятность прибывает,

И час от чaса к ней любовь моя взрастает.

Год целый уж тому, как взор ее драгой

Похитил все мои забавы и покой;

Но всякий мышлю день, как на нее взираю,

Что новую еще я рану получаю,

Что новую еще я чувствую к ней страсть,

И вновь влекут меня несклонности в напасть.

Теперь вещающу она мне вобразилась,

И новая еще приятность в ней открылась.

Я зрю мечтательно ее прекрасный взор,

И слышу мысленно ее я разговор;

Но и мечтательно она меня терзает,

Несклонно говорит, суровый взор кидает.

Исчезни, о мечта, которой мучусь я,

Которой стала жизнь несчастлива моя.

Не выходи из уст, название опасно,

Не вображайся в мысль мою, лице прекрасно;

Лице, которое нарушило покой,

Которое люблю равнo с моей душой,

Которое меня по всякий час прельщает,

И дух питает мой, и взор мой утешает.

Ах! что я говорю? мой ум рассеян стал,

Я нечувствительно в беспамятстве сказал.

Стремясь ее забыть, всечасно вображаю;

Стремясь о ней молчать, неволей изрекаю.

Однако оный плач последний будет мой,

Я больше воспевать не стану случай злой;

И град оставлю сей, в котором я родился,

Тот град, в котором я столь много веселился;

Сокроюся отсель, не буду в сей стране;

Убежищем моим пустыня будет мне.

Оставя навсегда страну сию драгую,

Я жителям вещать лесов часть буду злую.

Прости, любезный град, прости в последний раз:

Не будет больше здесь вовек мой слышен глас.

Но ах! когда сие лишь в мысли вображаю,

Воображением мятусь и обмираю.

Не можно мне себя никак преодолеть,

Не можно мне моей возлюбленной не зреть.

Я только ныне тем единым веселюся,

Как вместе с хищницей души я нахожуся.

Лишь то считаю я утехою моей...

Ах нет... нет... смертный яд я пью утехой сей.

Влеки меня, судьба, неволей дух терзая,

Влеки, рок, слов моих и вздохов не внимая.

Однако хоть меня с ней можешь разлучить,

Хотя не буду зреть, но буду век любить.

Дух будет век страдать, равно как днесь страдает;

Лишь смерть мне возвратить покой мой обещает.

Приди ж скоряе, смерть... увы... лишусь драгой,

Что ж?.. жить?.. мне в жизни нет утехи никакой.

Чего ж теперь желать?.. не знаю; лишь мятуся.

Играй, жестокий рок, я в власть тебе вдаюся;

Сугубь мои беды, сугубь мой тяжкий стон,

И тайны все теперь влеки из сердца вон.

Пусть знают все теперь, как рвусь я и страдаю;

Пусть знает... что сказать?.. я речи повторяю:

Рок все уже свершил, надежды больше нет,

Противна стала жизнь, противен стал мне свет.

Рондо

И всякий так живет, ты думаешь всечасно;

Но худо извинять порок в себе пристрастно.

Хотя бы утонул в пороках злых весь свет,

Неправ и ты, хотя и всякий так живет.

И всякий так живет, вещаешь ты напрасно;

Тем извинять себя безумию причастно.

Та мысль не облегчит, коль сердце совесть рвет:

Один ли только я?—и всякий так живет.

И всякий так живет, о мнение ужасно!

В объятия твои ввергать себя опасно.

Сия жестока мысль в несчастье приведет,

Как станем рассуждать: и всякий так живет.

Рондо

Не лучше ль умереть, ты часто рассуждаешь,

Успехов в чём-нибудь когда не обретаешь;

И часто говоришь: возможно ли терпеть?

     Не лучше ль умереть?

Коль ты желанием своим не обладаешь,

Ища себе чинов, и их не получаешь,

На что на свете жить, коль радости не зреть?

     Не лучше ль умереть?

Желав сокровища, ты голову ломаешь,

Но тщетно тратишь труд, его не умножаешь.

Несносно, коль ни в чём успехов не иметь.

     Не лучше ль умереть?

Влюбясь в красавицу, пред нею воздыхаешь;

О рок! ты вздохи те все суетно теряешь.

Доколе мучиться? доколь в любови тлеть?

     Не лучше ль умереть?

Желанного конца уже ты достигаешь:

Идёт желанна смерть - ты на неё взираешь.

Скажи, желаешь ли теперь ты умереть?

     Не лучше ль потерпеть?

Охотно умереть ты для того желаешь,

Что скоро смерти ты себе не ожидаешь,

И только говоришь: «Не лучше ль умереть?»

     Не лучше ль потерпеть?

Сонет, заключающий в себе три мысли

Вовеки не пленюсь          красавицей иной;

          Ты ведай, я тобой          всегда прельщаться стану,

          По смерть не пременюсь;    вовек жар будет мой,

          Век буду с мыслью той,     доколе не увяну.

          Не лестна для меня         иная красота;

          Лишь в свете ты одна       мой дух воспламенила.

          Скажу я не маня:           свобода отнята—

          Та часть тебе дана         о ты, что дух пленила!

          Быть ввек противной мне,   измены не брегись,

          В сей ты одна стране       со мною век любись.

          Мне горесть и беда,        я мучуся тоскою,

          Противен мне тот час,      коль нет тебя со мной;

          Как зрю твоих взор глаз,   минутой счастлив той,

          Смущаюся всегда            и весел, коль с тобою.

Сонет, сочиненный на рифмы, набранные наперед

На то ль глаза твои везде меня встречали,

Чтобы, смертельно мне любя тебя, страдать,

Чтоб в горести моей отрады не видать

И чтобы мне сносить жестокие печали?

Прелестные глаза хотя не отвечали,

Что буду жизнь, любя, в утехах провождать,

Я тщился радости себе от время ждать,

Чтобы несклонности часы с собой промчали;

Но временем узнал, что тщетно я люблю,

Что тщетно для тебя утехи я гублю

И страстью суетной терзаюся всечасно;

Однако я о том не буду век тужить:

Любить прекрасную приятно и несчастно,

Приятно зреть ее и для нее мне жить.

Сонет, три разные системы заключающий

Престанем рассуждать:         добра во многом нет.

          Не зрим худого здесь,         в том должно согласиться.

          Худ, тягостен свет весь,      возможно ль утвердиться?

          Нам должно заключать,         что весь исправен свет.

          Почтимся рассуждать:          здесь счастие растет,

          Мы справедливо днесь          возможем веселиться.

          Бед, ссор, болезней смесь,—   всё к доброму стремится,

          Худым то должно звать,—       безумец изречет.

          Худого в свете нет,           здесь утешаться можно.

          Невежа изречет:               И счастие есть ложно.

          Не смысля, говорит,           нельзя всего хвалить.

          Всё должно презирать,         хоть можно утешаться.

          В незнании кричит:            Есть, есть что похулить,

          Долг инак рассуждать,         в том должно утверждаться.

Стихи девице Борщовой.

Борщова, в опере с Нелидовой играя

           И ей подобным же талантом обладая,

           Подобну похвалу себе приобрела,

           И в зрителях сердца ты пением зажгла;

           Хоть ролю ты себе противну представляла,

           Но тем и более искусство ты являла,

           Что нежность лет и пол умела претворить

           И несогласность ту искусству покорить.

           Всем зрителям своим ты делая забаву,

           Приобрела себе хвалу, и честь, и славу.

Стихи к девице Нелидовой...

Как ты, Нелидова, Сербину представляла,

Ты маску Талии самой в лице являла,

И, соглашая глас с движением лица,

Приятность с действием и с чувствиями взоры,

Пандолфу делая то ласки, то укоры,

Пленила пением и мысли и сердца.

Игра твоя жива, естественна, пристойна;

Ты к зрителям в сердца и к славе путь нашла —

Нелестной славы ты, Нелидова, достойна;

Иль паче всякую хвалу ты превзошла!

Не меньше мы твоей игрою восхищенны,

              Как чувствии прельщены

                               В нас

Приятностью лица и остротою глаз.

Естественной игрой ты всех ввела в забвенье:

Всяк действие твое за истину считал;

Всяк зависть ощущал к Пандолфу в то мгновенье,

И всякий в месте быть Пандолфовом желал.

Хоть нет надежды мне любить...

Хоть нет надежды мне любить,

Хоть я вотще тобой прельщаюсь,

Но страсть не можно истребить,

Хоть истребляти я стараюсь.

Ах, нет на то довольно сил!

Твой взор мне больше жизни мил.

Чем больше мне любить тебя

Судьбина наша запрещает,

Тем более, твой взор любя,

Моя горячность возрастает,

Тем больше рушится покой,

Тем больше я прельщён тобой.

С судьбой я мысли соглашал,

Тебя я долго удалялся;

Но тем любовь лишь умножал

И, ей противяся, терзался.

Хоть нет надежды никакой,

Однако ввек пребуду твой.

Любезная, то знаю я,

Что ввек тобой любим не буду,

Но сколь продлится жизнь моя,

Тебя, драгая, не забуду.

Хоть тщетно взор тобой прельщён,

Я для тебя на свет рождён.

Я знаю, что ты мне, жена, весьма верна...

Я знаю, что ты мне, жена, весьма верна,

Да для того, что ты, мой свет, весьма дурна!