Первая строфа. Сайт русской поэзии

Все авторыАнализы стихотворений

Анализ стихотворения: К Лицинию. (С латинского)

Александр Пушкин

Во время обучения в Царскосельском Лицее Пушкин увлекся античным искусством. Поэт знакомился с творчеством великих авторов. В их числе – Сенека, Овидий, Гораций, Ювенал, Вергилий. Александр Сергеевич познавал древнегреческую и древнеримскую литературу, делая переводы, прибегая к имитации и стилизации. Значительное влияние на юного гения оказали произведения русской поэзии восемнадцатого и девятнадцатого столетия, ориентированные на античность, а также лирика французов – Парни, Дюпезе, Бернара. Стихотворение «Лицинию» относится к 1815 году. Оно считается первым образцом гражданской лирики Пушкина. В нем воспроизводятся мотивы древнеримской литературы. При этом Лициний упоминается в заголовке только для того, чтобы отвлечь внимание цензоров. Подобные ссылки на мнимые источники впоследствии стали привычным делом для Александра Сергеевича. Яркий пример – стихотворение «Из Пиндемонти», написанное в 1836 году. Оно также не имеет практически никакого отношения к творчеству итальянского поэта, чье имя вынесено в заглавие, и также проникнуто гражданским пафосом.

«Лицинию» — выступление против Александра I и его ближайшего сподвижника Аракчеева. После завершения Отечественной войны и европейского похода в некоторых кругах стало зреть недовольство внутренней политикой императора. Люди хотели либеральных реформ, обещанных еще в первые годы его правления. Их окрылила победа над могущественным Наполеоном и полный разгром некогда великой французской армии. Александр I идти на поводу у либералов и образованных ими протодекабристских обществ не собирался. В стихотворении Пушкина представлен Рим, «гордый край разврата, злодеянья». К власти в нем прибился некий Ветулий – «любимец деспота», юноша сомнительных моральных качеств, правящий «слабым сенатом». Вероятно, в его образе Александр Сергеевич вывел Аракчеева – человека жесткого, безжалостного, беспрекословно выполнявшего приказы императора. Он поднялся на вершину с самых низов, изначально не имея ни связей, ни денежных средств. Сейчас его личность не воспринимается однозначно отрицательно, но во времена Пушкина Аракчеева многие откровенно ненавидели и презирали.

В стихотворении «Лицинию» народ безропотно поклоняется Ветулию, тем самым поддерживая нечистую и нечестную власть. Некогда свободные люди находятся под игом, но не способны найти в себе силы противостоять злодеям-правителям. Лирический герой произведения прекрасно понимает, что вечно этот кошмар длится не может. Последние строки занимает пророчество. Согласно ему, рано или поздно город должен пасть: «Свободой Рим возрос, а рабством погублен». Юный Пушкин поддерживает восстание против Ветулия и покровительствующего ему деспота. Впоследствии поэт изменит свою точку зрения на народные волнения и революции. Достаточно лишь вспомнить знаменитые слова из «Капитанской дочки»: «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!».

К Лицинию. (С латинского)

 

Лициний, зришь ли ты? на быстрой колеснице,

Увенчан лаврами, в блестящей багрянице,

Спесиво развалясь, Ветулий молодой

В толпу народную летит по мостовой.

Смотри, как все пред ним усердно спину клонят,

Как ликторов полки народ несчастный гонят.

Льстецов, сенаторов, прелестниц длинный ряд

С покорностью ему умильный мещут взгляд,

Ждут в тайном трепете улыбку, глаз движенья,

Как будто дивного богов благословенья:

И дети малые, и старцы с сединой

Стремятся все за ним и взором и душой,

И даже след колес, в грязи напечатленный,

Как некий памятник им кажется священный.

 

   О Ромулов народ! пред кем ты пал во прах?

Пред кем восчувствовал в душе столь низкой cтрax?

Квириты гордые под иго преклонились!...

Кому ж, о небеса! кому поработились?...

Скажу ль - Ветулию! - Отчизне стыд моей,

Развратный юноша воссел в совет мужей,

Любимец деспота Сенатом слабым правит,

На Рим простер ярем, отечество бесславит.

Ветулий, римлян царь!... О срам! о времена!

Или вселенная на гибель предана?

 

   Но кто под портиком, с руками за спиною,

В изорванном плаще и с нищенской клюкою,

Поникнув головой, нахмурившись идет?

Не ошибаюсь я, философ то Дамет.

«Дамет! куда, скажи, в одежде столь убогой

Средь Рима пышного бредешь своей дорогой?»

 

   «Куда? не знаю сам. Пустыни я ищу.

Среди разврата жить уж боле не хочу;

Япетовых детей пороки, злобу вижу,

Навек оставлю Рим: я людства ненавижу».

 

   Лициний, добрый друг! не лучше ли и нам,

Отдав поклон мечте, Фортуне, суетам,

Седого стоика примером научиться?

Не лучше ль поскорей со градом распроститься,

Где всё на откупе: законы, правота,

И жены, и мужья, и честь, и красота?

Пускай Глицерия, красавица младая,

Равно всем общая, как чаша круговая,

Других неопытных в любовну ловит сеть;

Нам стыдно слабости с морщинами иметь.

Летит от старика любовь в толпе веселий.

Пускай бесстыдный Клит, вельможей раб Корнелий,

Оставя ложе сна с запевшим петухом,

От знатных к богачам бегут из дома в дом;

Я сердцем римлянин, кипит в груди свобода,

Во мне не дремлет дух великого народа.

Лициний, поспешим далеко от забот,

Безумных гордецов, обманчивых красот,

Докучных риторов, Парнасских Геростратов;

В деревню пренесем отеческих пенатов;

В тенистой рощице, на берегу морском

Найти нетрудно нам красивый, светлый дом,

Где. больше не страшась народного волненья,

Под старость отдохнем в тиши уединенья,

И там, расположась в уютном уголке,

При дубе пламенном, возженном в камельке,

Воспомнив старину за дедовским фиялом,

Свой дух воспламеню Петроном, Ювеналом,

В гремящей сатире порок изображу

И нравы сих веков потомству обнажу.

 

   О Рим! о гордый край разврата, злодеянья,

Придет ужасный день - день мщенья, наказанья;

Предвижу грозного величия конец,

Падет, падет во прах вселенныя венец!

Народы дикие, сыны свирепой брани.

Войны ужасной меч прияв в кровавы длани,

И горы, и моря оставят за собой

И хлынут на тебя кипящею рекой.

Исчезнет Рим: его покроет мрак глубокой;

И путник, обратив на груды камней око,

Речет задумавшись, в мечтаньях углублен:

«Свободой Рим возрос - а рабством погублен».

 

 

1815