Петербург

Мокрый, скользкий проспект пересёкся мокрым проспектом под прямым, девяностоградусным углом; в точке пересечения стал городовой…

И такие же точно возвышались дома, и такие же серые проходили там токи людские, и такой же стоял там зелёно-жёлтый туман.

Но параллельно с бегущим проспектом был бегущий проспект с тем же рядом коробок, с тою же нумерацией, с теми же облаками.

Есть бесконечность бегущих проспектов с бесконечностью бегущих пересекающихся призраков. Весь Петербург – бесконечность проспекта, возведённого в энную степень.

За Петербургом – ничего нет.

О, русские люди!

Становитесь вы тенями клуболетящих туманов: туманы летят искони из свинцовых пространств закипевшего Балта; в туманы уставились пушки.

Из танцевального зала прошло домино в угол комнаты; разорвало бумагу конверта; зашелестела записка в шуршащих руках; домино, силясь лучше увидеть, на лоб откинуло масочку: кружева бороды двумя пышными складками окрылили лицо, будто два крыла шапочки; и дрожала рука, и дрожала записочка; пот показался на лбу.

Дачка окнами выходила на море: синело. И – глаз маяка заморгал: «раз-два-три» – и потух; тёмный плащ пешехода; курчавились гребни; крупою рассыпались береговые огни; многоглазое взморье щетинилось тростником; завывала сирена.

И – треск: стремительный; дверь с петель – слетела; и – тусклости проливалися дымными, раззелёными клубами; от раздробленной двери, с площадки, теперь начинались пространства луны; и чёрная комната открывалась – в неизъяснимости; посередине дверного порога, из стен, пропускающих купоросного цвета пространства, – склонивши венчанную, позеленевшую голову и простирая тяжелую позеленевшую руку, стояло громадное тело, горящее фосфором.

Встал Медный Пётр.

Плащ матовый отвисал тяжело – с отливающих блеском плечей и с чешуйчатой брони; теперь повторилися судьбы Евгения – в миг, как распалися стены здания в купоросных пространствах; так точно: разъялось прошедшее; и Александр Иванович воскликнул:

 –  «Я – вспомнил… Я – ждал…»

Медноглавый гигант прогонял через периоды времени вплоть до этого мига, смыкая весь круг; протекали века; и встал – Николай; и вставали на трон – Александры; а Александр Иванович, тень, без устали одолевала периоды времени, пробегая по дням, по годам, по сырым петербургским проспектам, – во сне, наяву: а вдогонку за ним и вдогонку за всеми, – гремели удары металла, дробящие жизни.

Тот грохот я слышал; ты – слышал ли?