В городце в 1263 г.

Ночь на дворе и мороз.

Месяц – два радужных светлых венца вкруг него...

    По небу словно идет торжество;

В келье ж игуменской зрелище скорби и слез...

Тихо лампада пред образом Спаса горит;

Тихо игумен пред ним на молитве стоит;

    Тихо бояре стоят по углам;

Тих и недвижим лежит, головой к образам,

    Князь Александр, черной схимой покрыт...

Страшного часа все ждут: нет надежды, уж нет!

Слышится в келье порой лишь болящего бред.

    Тихо лампада пред образом Спаса горит...

    Князь неподвижно во тьму, в беспредельность глядит...

Сон ли проходит пред ним, иль видений таинственных цепь –

    Видит он: степь, беспредельная бурая степь...

    Войлок разостлан на выжженной солнцем земле.

        Видит: отец! смертный пот на челе,

        Весь изможден он, и бледен, и слаб...

        Шел из Орды он, как данник, как раб...

    В сердце, знать, сил не хватило обиду стерпеть...

    И простонал Александр: «Так и мне умереть...»

    Тихо лампада пред образом Спаса горит...

    Князь неподвижно во тьму, в беспредельность глядит...

    Видит: шатер, дорогой, златотканый шатер...

    Трон золотой на пурпурный поставлен ковер...

    Хан восседает средь тысячи мурз и князей...

    Князь Михаил** перед ставкой стоит у дверей...

    Подняты копья над княжеской светлой главой...

        Молят бояре горячей мольбой...

    «Не поклонюсь истуканам вовек», – он твердит...

        Миг – и повержен во прах он лежит...

    Топчут ногами и копьями колют его...

    Хан, изумленный, глядит из шатра своего...

    Князь отвернулся со стоном и, очи закрыв,

«Я ж, – говорит, – поклонился болванам, чрез огнь я прошел,

        Жизнь я святому венцу предпочел...

        Но, – на Спасителя взор устремив, –

        Боже! ты знаешь – не ради себя –

Многострадальный народ свой лишь паче души возлюбя!..»

        Слышат бояре и шепчут, крестясь:

            «Грех твой, кормилец, на нас!»

    Тихо лампада пред образом Спаса горит...

    Князь неподвижно во тьму, в беспредельность глядит...

    Снится ему Ярославов в Новгороде двор..

        В шумной толпе и мятеж, и раздор...

        Все собралися концы и шумят...

    «Все постоим за святую Софию, – вопят, –

    Дань ей несут от Угорской земли до Ганзы...

        Немцам и шведам страшней нет грозы...

        Сам ты водил нас, и Биргер твое

        Помнит досель на лице, чай, копье!..

    Рыцари, – памятен им пооттаявший лед!..

    Конница словно как в море летит кровяном!..

        Бейте, колите, берите живьем

        Лживый, коварный, пришельческий род!..

            Нам ли баскаков пустить

        Грабить казну, на правеж нас водить?

    Злата и серебра горы у нас в погребах, –

        Нам ли валяться у хана в ногах!

    Бей их, руби их, баскаков поганых, татар!..»

    И разлилася река, взволновался пожар...

        Князь приподнялся на ложе своем;

            Очи сверкнули огнем,

    Грозно сверкнули всем гневом высокой души, –

            Крикнул: «Эй, вы, торгаши!

        Бог на всю землю послал злую мзду.

Вы ли одни не хотите его покориться суду?

Ломятся тьмами ордынцы на Русь – я себя не щажу,

        Я лишь один на плечах их держу!..

        Бремя нести – так всем миром нести!

    Дружно, что бор вековой, подыматься, расти,

        Веруя в чаянье лучших времен, –

        Всё лишь в конец претерпевый – спасен!..»

    Тихо лампада пред образом Спаса горит...

    Князь неподвижно во тьму, в беспредельность глядит...

    Тьма, что завеса, раздвинулась вдруг перед ним...

    Видит он: облитый словно лучом золотым,

        Берег Невы, где разил он врага...

Вдруг возникает там город... Народом кишат берега...

    Флагами веют цветными кругом корабли...

    Гром раздается; корабль показался вдали...

    Правит им кормчий с открытым высоким челом...

            Кормчего все называют царем...

    Гроб с корабля поднимают, ко храму несут,

    Звон раздается, священные гимны поют...

    Крышу открыли... Царь что–то толпе говорит...

    Вот – перед гробом земные поклоны творит...

    Следом – все люди идут приложиться к мощам...

            В гробе ж, – князь видит, – он сам...

    Тихо лампада пред образом Спаса горит...

            Князь неподвижен лежит...

    Словно как свет над его просиял головой –

        Чудной лицо озарилось красой,

Тихо игумен к нему подошел и дрожащей рукой

        Сердце ощупал его и чело –

    И, зарыдав, возгласил: «Наше солнце зашло!»

Примечания:

*  Городец на Волге; там умер на возвратном пути

   из Орды в.к. Александр Ярославич Невский в

   1263 г.

** Кн. Михаил Черниговский.

1875