* * *

Когда приходит юности каюк,

мне от фортуны лишнего не надо –

март на исходе. Хочется на юг.

Секундомер стрекочет, как цикада.

Мы так взрослели поздно, и засим

до тридцати болтали, после – ныли,

а в зрелости – не просим, не грустим,

ворочаясь в прижизненной могиле.

Но март проходит. Молоток и дрель

из шкафа достаёт домовладелец,

терзает Пан дырявую свирель,

дышу и я, вздыхая и надеясь.

То Тютчева читаю наизусть.

То вижу, как измазан кровью идол

на площади мощёной – ну и пусть.

Свинья меня не съела, Бог не выдал.

Ещё огарок теплится в руках,

и улица, последняя попытка,

бела, черна и невозвратна, как

дореволюционная открытка...