* * *

Когда пронзительный и пёстрый

горит октябрь в оконной раме

бокастым яблоком с погоста,

простудой, слякотью, кострами –

ещё потрескивает хворост,

страница влажная дымится,

но эрос сдерживает голос,

и сердцу горестное снится.

А где-то царствует иная

страсть – только я её не знаю,

заворожён своей страною,

то ледяной, то лубяною.

Шуршит песок, трепещет ива,

ветшает брошенное слово

на кромке шаткого залива,

замёрзшего, полуживого,

где ветер, полон солью пресной,

пронзает прелестью воскресной,

где тело бедствует немое,

и не моё, и не чужое –

лишь в космосе многооконном

бессмертный смерд и князь рогатый

торгуют грозным, незаконным

восторгом жизни небогатой...