* * *

Ледяной синевой обделённый,

лепит дерево слепорождённый

в разумении тёмном своём.

Хорошо ему жить, властелину

влажной, серой, фисташковой глины,

хорошо ему с Богом вдвоём.

Создавая на ощупь, по звуку

воплощение шумного бука,

и осины, и мглистой луны

на ущербе, он счастлив до дрожи –

так творения эти похожи

на его сокровенные сны.

Двадцать лет уже он, не робея,

лепит дупла и листья – грубее

настоящих, но, веруя в труд

ради вечности, в глиняный воздух, –

жаль, что даже бездомные звёзды

подаянья его не берут.

А учитель его терпеливый

шелестит облетающей ивой,

недовольною воет трубой,

обещая на обе сетчатки

навсегда наложить отпечатки

небывалой беды голубой.

Нам-то что? Мы и сами с усами.

Глина, глина у нас под ногтями,

мой читатель, – попробуй отмой.

Не ощупать поющей синицы –

и томится в трехмерной темнице

червоточина речи прямой.