* * *

Задыхаясь в земле непроветренной,

одичал я, оглох и охрип,

проиграв свой огонь геометрии,

будто Эшер, рисующий рыб-

чёрно-злых, в перепончатом инее,

крепких карликов c костью во рту,

уходящих надтреснутой линией

в перекрученную высоту,

где в пространстве сквозит полустёртое

измерение бездн и высот –

необъятное, или четвёртое,

или жалкое – Бог разберёт...

Стиснут хваткою узкого конуса

и угла без особых примет,

я учил космографию с голоса,

я забыл этот смертный предмет –

но исполнено алой, текучею,

между войлоком и синевой

тихо бьётся от случая к случаю

средоточие ночи живой –

так оплыл низкий, глиняный дом его! –

и в бездомном просторе кривом

крылья мира – жука насекомого –

отливают чугунным огнём.