Белла
Ахмадулина

Сентябрь

I 
  
Что за погода нынче на дворе? 
А впрочем, нет мне до погоды дела - 
и в январе живу, как в сентябре, 
настойчиво и оголтело. 
Сентябрь, не отводи твое крыло, 
твое крыло оранжевого цвета. 
Отсрочь твое последнее число 
и подари мне промедленье это. 
  
Повремени и не клонись ко сну. 
Охваченный желанием даренья, 
как и тогда, транжирь свою казну, 
побалуй все растущие деревья. 
  
Что делалось! Как напряглась трава, 
чтоб зеленеть с такою полнотою, 
и дерево, как медная труба, 
сияло и играло над землею. 
  
На палисадники, набитые битком, 
все тратилась и тратилась природа, 
и георгин показывал бутон, 
и замирал, и ожидал прироста. 
  
Испуганных художников толпа 
на цвет земли смотрела воровато, 
толпилась, вытирала пот со лба, 
кричала, что она не виновата: 
  
она не затевала кутерьму, 
и эти краски красные пролиты 
не ей - и в доказательство тому 
казала свои бедные палитры. 
  
Нет, вы не виноваты. Все равно 
обречены менять окраску ветви. 
Но все это, что желто и красно, 
что зелено, - пусть здравствует вовеки. 
  
Как пачкались, как били по глазам, 
как нарушались прежние расцветки. 
И в этом упоении базар 
все понижал на яблоки расценки. 
  
          II 
  
И мы увиделись. Ты вышел из дверей. 
Все кончилось. Все начиналось снова. 
До этого не начислялось дней, 
как накануне рождества Христова. 
  
И мы увиделись. И в двери мы вошли. 
И дома не было за этими дверями. 
Мы встретились, как старые вожди, 
с закинутыми головами - 
  
от гордости, от знанья, что к чему, 
от недоверия и напряженья. 
По твоему челу, по моему челу 
мелькнуло это темное движенье. 
  
Мы встретились, как дети поутру, 
с закинутыми головами - 
от нежности, готовности к добру 
и робости перед словами. 
  
Сентябрь, сентябрь, во всем твоя вина, 
ты действовал так слепо и неверно. 
Свобода равнодушья, ты одна 
будь проклята и будь благословенна. 
  
Счастливы подзащитные твои - 
в пределах крепости, поставленной 
     тобою, 
неуязвимые для боли и любви, 
как мстительно они следят за мною. 
  
И мы увиделись. Справлял свои пиры 
сентябрь, не проявляя недоверья. 
Но, оценив значительность игры, 
отпрянули все люди и деревья. 
  
          III 
  
Прозрели мои руки. А глаза - 
как руки, стали действенны и жадны. 
Обильные возникли голоса 
в моей гортани, высохшей от жажды 
  
по новым звукам. Эту суть свою 
впервые я осознаю на воле. 
Вот так стоишь ты. Так и я стою - 
звучащая, открытая для боли. 
  
Сентябрь добавил нашим волосам 
оранжевый оттенок увяданья. 
Он жить учил нас, как живет он сам, - 
напрягшись для последнего свиданья... 
  
          IV 
  
Темнеет наше отдаленье, 
нарушенное, позади. 
Как щедро это одаренье 
меня тобой! Но погоди - 
  
любимых так не привечают. 
О нежности перерасход! 
Он все пределы превышает. 
К чему он дальше приведет? 
  
Так жемчугами осыпают, 
и не спасает нас навес, 
так - музыкою осеняют, 
так - дождик падает с небес. 
  
Так ты протягиваешь руки 
навстречу моему лицу, 
и в этом - запахи и звуки, 
как будто вечером в лесу. 
  
Так - головой в траву ложатся, 
так - держат руки на груди 
и в небо смотрят. Так - лишаются 
любимого. Но погоди - 
  
сентябрь ответит за растрату 
и волею календаря 
еще изведает расплату 
за то, что крал у октября. 
  
И мы причастны к этой краже. 
Сентябрь, все кончено? Листы 
уж падают? Но мы-то - краше, 
но мы надежнее, чем ты. 
  
Да, мы немалый шанс имеем 
не проиграть. И говорю: 
- Любимый, будь высокомерен 
и холоден к календарю. 
  
Наш праздник им не обозначен. 
Вне расписания его 
мы вместе празднуем и плачем 
на гребне пира своего. 
  
Все им предписанные будни 
как воскресения летят, 
и музыка играет в бубны, 
и карты бубнами лежат. 
  
Зато как Новый год был жалок. 
Разлука, будни и беда 
плясали там. Был воздух жарок, 
а лед был груб. Но и тогда 
  
там елки не было. Там было 
иное дерево. Оно - 
сияло и звалось рябина, 
как в сентябре и быть должно. 
  
          V 
  
Сентябрь-чудак и выживать мастак. 
Быть может, он не разминется с нами, 
пока не будет так, не будет так, 
что мы его покинем сами. 
  
И станет он покинутый тобой, 
и осень обнажит свои прорехи, 
и мальчики и девочки гурьбой 
появятся, чтоб собирать орехи. 
  
Вот щелкают и потрошат кусты, 
репейники приклеивают к платью 
и говорят: - А что же плачешь ты? - 
Что плачу я? Что плачу? 
  
Наладится такая тишина, 
как под водой, как под морской водою. 
И надо жить. У жизни есть одна 
привычка - жить, что б ни было с тобою. 
  
Изображать счастливую чету, 
и отдышаться в этой жизни мирной, 
и преступить заветную черту - 
блаженной тупости. Но ты, мой милый, 
  
ты на себя не принимай труда 
печалиться. Среди зимы и лета, 
в другие месяцы - нам никогда 
не испытать оранжевого цвета. 
Отпразднуем последнюю беду. 
Рябиновые доломаем ветки. 
Клянусь тебе двенадцать раз в году: 
я в сентябре. И буду там вовеки. 
  
          1956