* * *

До гроба страсти не избуду.

В края чужие не поеду.

Я не был сроду и не буду,

каким пристало быть поэту.

Не в игрищах литературных,

не на пирах, не в дачных рощах –

мой дух возращивался в тюрьмах

этапных, следственных и прочих.

И всё-таки я был поэтом.

Я был одно с народом русским.

Я с ним ютился по баракам,

леса валил, подсолнух лускал,

каналы рыл и правду брякал.

На брюхе ползал по-пластунски

солдатом части миномётной.

И в мире не было простушки

в меня влюбиться мимолётно.

И всё-таки я был поэтом.

Мне жизнь дарила жар и кашель,

а чаще сам я был не шёлков,

когда давился пшённой кашей

или махал пустой кошёлкой.

Поэты прославляли вольность,

а я с неволей не расстанусь,

а у меня вылазит волос

и пять зубов во рту осталось.

И всё-таки я был поэтом,

и всё-таки я есмь поэт.

Влюблённый в чёрные деревья

да в свет восторгов незаконных,

я не внушал к себе доверья

издателей и незнакомок.

Я был простой конторской крысой,

знакомой всем грехам и бедам,

водяру дул, с вождями грызся,

тишком за девочками бегал.

И всё-таки я был поэтом,

сто тысяч раз я был поэтом,

я был взаправдашним поэтом

и подыхаю как поэт.  

1960