Признание

Зима шуршит снежком по золотым аллейкам,

надёжно хороня земную черноту,

и по тому снежку идёт Шолом-Алейхем

с усмешечкой, в очках, с оскоминкой во рту.

В провидческой тоске, сорочьих сборищ мимо,

в последний раз идёт по родине своей, –

а мне на той земле до мук необъяснимо,

откуда я пришёл, зачем живу на ней.

Смущаясь и таясь, как будто я обманщик,

у холода и тьмы о солнышке молю,

и всё мне снится сон, что я еврейский мальчик,

и в этом русском сне я прожил жизнь мою.

Мосты мои висят, беспомощны и шатки –

уйти бы от греха, забыться бы на миг!..

Отрушиваю снег с невыносимой шапки

и попадаю в круг друзей глухонемых.

В душе моей поют сиротские соборы,

и белый снег метёт меж сосен и берёз,

но те, кого люблю, на приговоры скоры

и грозный суд вершат не в шутку, а всерьёз.

О, нам хотя б на грош смиренья и печали,

безгневной тишины, безревностной любви!

Мы смыслом изошли, мы духом обнищали,

и жизнь у нас на лжи, а храмы – на крови.

Мы рушим на века – и лишь на годы строим,

мы давимся в гробах, а Божий мир широк.

Игра не стоит свеч, и грустно быть героем,

ни Богу, ни себе не в радость и не впрок.

А я один из тех, кто ведает и мямлит,

и напрягает слух пред мировым концом.

Пока я вижу сны, ещё я добрый Гамлет,

но шпагу обнажу – и стану мертвецом.

Я на ветру продрог, я в оттепели вымок,

заплутавшись в лесу, почуявши дымок,

в кругу моих друзей, меж близких и любимых,

о, как я одинок! О, как я одинок!

За прожитую жизнь у всех прошу прощенья

и улыбаюсь всем, и плачу обо всех –

но как боится стих небратского прочтенья,

как страшен для него ошибочный успех…

Уйдёт вода из рек, и птиц не станет певчих,

и окаянной тьмой затмится белый свет.

Но попусту звенит дурацкий мой бубенчик

о нищете мирской, о суете сует.

Уйдёт вода из рек, и льды вернутся снова,

и станет плотью тень, и оборвётся нить.

О как нас Бог зовёт! А мы не слышим зова.

И в мире ничего нельзя переменить.

Когда за мной придут, мы снова будем квиты.

Ведь на земле никто ни в чём не виноват.

А всё ж мы все на ней одной виной повиты,

и всем нам суждена одна дорога в ад.  

1980