* * *

Живу на даче. Жизнь чудна.

Своё повидло…

А между тем ещё одна

душа погибла.

У мира прорва бедолаг, –

о сей минуте

кого-то держат в кандалах,

как при Малюте.

Я только-только дотяну

вот эту строчку,

а кровь людская не одну

зальёт сорочку.

Уже за мной стучатся в дверь,

уже торопят,

и что ни враг – то лютый зверь,

что друг – то робот.

Покойся в сердце, мой Толстой,

не рвись, не буйствуй, –

мы все привычною стезей

проходим путь свой.

Глядим с тоскою, заперты,

вослед ушедшим.

Что льда у лета, доброты

просить у женщин.

Какое пламя на плечах,

с ним нету сладу, –

принять бы яду натощак,

принять бы яду.

И ты, любовь моя, и ты –

ладони, губы ль –

от повседневной маеты

идешь на убыль.

Как смертью веки сведены,

как смертью – веки,

так все живём на свете мы

в Двадцатом веке.

Не зря грозой ревёт Господь

в глухие уши:

– Бросайте всё! Пусть гибнет плоть.

Спасайте души! 

1966