Весна

Сборник «Соловьиная пора»

Всю ту зимушку седую,

как я жил, не знаю сам,

и горюя и бедуя

по особенным глазам.

Как два раза на неделе

по снегам хотел пойти,

как суровые метели

заметали все пути...

Как пришел я в полночь мая,

соблюдая тишину,

задыхаясь, замирая,

к соловьевскому окну —

про любовь свою сказать,

Александру в жены звать.

Александра Соловьева,

ты забыла ли давно,

двадцать пять минут второго,

неизвестный стук в окно?

Вышла в сени по ковру,

улыбнулась не к добру,

вышла с талыми глазами,

вся в истоме, вся в жару.

Будто пчелы с вешних сот

на лице сбирали мед,

да ослепли медоноски,

всю изжалили впотьмах, —

две медовые полоски

прикипели на губах.

Кудри сбиты и развиты,

пали замертво к плечам,

плечи белые повиты

в крылья черного плаща.

Плащ до самого следа,

сверху звезды в два ряда,

плащ тяжелый, вороненый,

весь зеркальный, как вода.

Перелетные зарницы

на волнах его горят,

самолеты на петлицах

к небу медленно летят...

И ударил с неба гром,

улыбнулся я с трудом:

— Вот, — сказал я, — здравствуй, что ли,

я стучался под окном.

Объясни мне, сделай милость,

если дома ты одна,

в чью одежду нарядилась,

от кого пьяным-пьяна?..

Покраснела Александра,

погасила в сенях свет.

И сказала Александра:

— Александры дома нет!..

Александра Соловьева,

как бежал я до огня

от холодного, ночного

соловьевского окна!

Над землею птичьи стаи,

птичьи свадьбы засвистали.

Я шатаясь шел вперед

от калиток до ворот.

И лежала в реках мая,

палисады окрыля,

в тайных криках, как немая,

оперенная земля,

вся — в непряденом шелку,

вся — в березовом соку.

1935-1936