Госпиталь

Еще скребут по сердцу «мессера»,

еще

   вот здесь

        безумствуют стрелки,

еще в ушах работает «ура»,

русское «ура-рарара-рарара!» -

на двадцать

        слогов

            строки.

Здесь

    ставший клубом

            бывший сельский храм,

лежим

    под диаграммами труда,

но прелым богом пахнет по углам -

попа бы деревенского сюда!

Крепка анафема, хоть вера не тверда.

Попишку бы лядащего сюда!

Какие фрески светятся в углу!

Здесь рай поет!

            Здесь

                ад

                 ревмя

                    ревет!

На глиняном нетопленом полу

лежит диавол,

    раненный в живот.

Под фресками в нетопленом углу

Лежит подбитый унтер на полу.

Напротив,

    на приземистом топчане,

кончается молоденький комбат.

На гимнастерке ордена горят.

Он. Нарушает. Молчанье.

Кричит!

    (Шепотом - как мертвые кричат. )

Он требует как офицер, как русский,

как человек, чтоб в этот крайний час

зеленый,

    рыжий,

        ржавый

            унтер прусский

не помирал меж нас!

Он гладит, гладит, гладит ордена,

оглаживает,

    гладит гимнастерку

и плачет,

       плачет,

            плачет

                горько,

что эта просьба не соблюдена.

А в двух шагах, в нетопленом углу,

лежит подбитый унтер на полу.

И санитар его, покорного,

уносит прочь, в какой-то дальний зал,

чтобы он

    своею смертью черной

нашей светлой смерти

                не смущал.

И снова ниспадает тишина.

И новобранца

        наставляют

                воины:

- Так вот оно,

            какая

                здесь

                    война!

Тебе, видать,

        не нравится

                 она -

попробуй

    перевоевать

            по-своему!

1967