Лисицын

Мадьяры шли, шагали. Снег косил.

Они сражались, а потом бежали;

Потом — бежали из последних сил;

Потом без сил, понуро шли, шагали.

Полки бросали знамена. Полки

Полковников контуженных бросали.

Выбрасывали заплечные мешки.

Потом — кресты нательные теряли.

Мадьяры шли, шагали, снег косил.

Он снизу мёл.

Он продвигался.

По жилам вверх.

Колени леденил,

Потом он выше — до души добрался.

В ту путаницу перезябших тел,

В ту смесь из оттепели и метели

Внезапно санки лёгкие влетели!

Полковник Красной армии влетел.

Полковник Красной армии сплеча

Остановил зарвавшиеся санки.

И приказал мадьярам: “Толмача!”

По росту, по погонам, по осанке

Мадьяры поняли:

та смерть, та месть, что вскачь

Неслась за ними,

на ходу топтала —

Парламентёра своего прислала.

Потом толмач откозырял “Толмач!”

— Винтовки складывайте в штабеля!

Подсумки и патроны — так бросайте!

Заветные галеты — догрызайте!

Сейчас я поведу вас в лагеря.

Я обещаю хлеб вам!

Грамм шестьсот!

Две миски щей и два стакана чаю

За день труда, лишений и забот.

И так — весь плен.

И так — из года в год.

И сверх того ещё вам обещаю:

Рабочие, крестьяне, мужики, —

Вас не в рабы берём — в ученики!

Есть тягостная боль госпиталей,

Есть пыточная — подлая такая,

Но я из всех известных мне болей —

От раны боевой —

предпочитаю.

Удар пришёл и настежь растворил

Тугую грудь.

И наземь опрокинул.

И в звёздную пыльцу его низринул —

Полковника.

Хоть белый полдень был.

Он кончил сам.

Как принято кончать

При этих шансах у людей породы,

Что за руку знавали Ильича, —

У стажа до семнадцатого года.

Они проталкивают под языки,

Сухие дёсны сплющивая в раны,

Квадратные, как их же кулаки,

Дарёные

и именные

и

проверенные на живом наганы.

Был белый день, но в звёздную пыльцу

Влекло полковника.

И в этой дальней пыли

Он вряд ли слышал, как мадьяры били

Тёплыми

ладонями

по лицу.

1964