Письмо Антокольскому

Здравствуйте, Павел Григорьевич!

                  Всем штормам вопреки,

пока конфликты улаживаются и рушатся материки,

крепкое наше суденышко летит по волнам стрелой,

и его добротное тело пахнет свежей смолой.

Работа наша матросская

                  призывает бодрствовать нас,

хоть вы меня и постарше, а я помоложе вас

(а может быть, вы моложе, а я

                       немного старей)...

Ну что нам все эти глупости?

                 Главное — плыть поскорей.

Киплинг, как леший, в морскую дудку

                  насвистывает без конца,

Блок1 над картой морей просиживает,

                  не поднимая лица,

Пушкин2 долги подсчитывает,

                  и, от вечной петли спасен,

в море вглядывается с мачты

                  вор Франсуа Вийон!

Быть может, завтра меня матросы

                  под бульканье якорей

высадят на одинокий остров

                  с мешком гнилых сухарей,

и рулевой равнодушно встанет

                  за штурвальное колесо,

и кто–то выругается сквозь зубы

                  на прощание мне в лицо.

Быть может, все это так и будет.

                  Я точно знать не могу.

Но лучше пусть это будет в море,

                  чем на берегу.

И лучше пусть меня судят матросы

                  от берегов вдали,

чем презирающие море

                  обитатели твердой земли...

До свидания, Павел Григорьевич!

                  Нам сдаваться нельзя.

Все враги после нашей смерти

                  запишутся к нам в друзья.

Но перед бурей всегда надежней

                  в будущее глядеть...

Самые чистые рубахи велит капитан надеть!