Но Запад прав: мы – дикари, мы – дети...

Но Запад прав: мы – дикари, мы – дети.

Страсть к жизни, жар, безудерж молодой

Чуженародной мудростью столетий

Чуть скованы... Сверкающей уздой

Науки, чисел, вер, идей заёмных

Как покорить неизжитую страсть,

Что нас влечёт, всё забывая, пасть

К земле, и плыть в её объятьях тёмных?

И европеец в чинном пиджаке,

До самых глаз затянутый приличьем,

На палубе под вольным гамом птичьим

Плывущий по тропической реке

Вдоль деревень, где злой и полнокровный

Зной гонит пот по бронзовым телам -

Он нам противен, как скопец духовный,

Как биржевик, вступающий во храм.

Мы молоды. И, выходя в дорогу

К кострам у неисхоженной тропы,

Берём с собой лишь сухарей немного,

Соль, сахар, чай да пригоршню крупы.

Ведь в реках плавных – рыба в изобильи

И ягод полны добрые леса.

Мы не храним от ветра волоса,

Подошв – от ласк росы, песков и пыли,

И солнце-друг веселым острием

Щекочет нас сквозь рваную рубаху:

Ведь ничего нет драгоценней праха

Родной земли и воздуха её!

Но яд, порой, тревожней и древнее

У нас в крови шевелит южный зной,

И знает тело, понимать не смея,

Как сладко пахнет дикий перегной;

На дне веков таимый корень рода

В тот миг оно в стихиях узнает,

Когда не знал ни Бога, ни народа

Наш праотец – один во мгле болот;

Когда, гонясь за бурошёрстным вепрем,

Упругий, быстрый, хищный и нагой,

Он гибко полз, и мягок под ногой

Был прах земли по жирно-влажным дебрям.

А вечером, когда, за клубом клуб,

Под шорох вай с трясин ползли туманы -

Сложив костёр, он вверх, как обезьяна,

Вскарабкивался на широкий дуб.

Там, с женщиной и с черноглазым сыном,

В лиановом дремал он гамаке,

Пока слоны трубили по долинам

И едкой кровью пахло на реке.

Кто колебал трепещущие кроны?

Что слышал он в те ночи на весу?..

Опустевали чьи-то – в тучах – троны,

Огромный шаг кровь леденил в лесу,

Смолкал сам тигр, в кострах чернели угли,

В ночных затонах лотос расцветал,

Когда весь мир, как храмовый портал,

Встречал, склонясь, Хранительницу Джунглей.

Не оттого ль вершин широкий шум

И в ясный день, и в полночь, и в ненастье

С такой тоской, с такою странной страстью

Мы слушаем, без речи и без дум?

Забудь, мой друг! Ни вепрь, ни тигр, ни кобра

Не зашуршат у мирного костра,

А те, чья власть листву колеблет – добры,

Как чуткая и нежная сестра.

1936