* * *

Год две тысячи двадцатый,

нерасправленный, двойной,

впору время созерцать и

сон досматривать дурной.

Но какой ни выпал сон бы

(не такой уж он плохой),

«Двадцать, двадцать» – ухнут совы,

и откликнется глухой

город-лес дворцов и хижин,

город лоска и трущоб,

он возвышенно-унижен...

Год две тысячи озноб.

Два десятка, двадцать сотен,

ровный счёт, святой и бес.

Как сошедшее с полотен

время с крыльями и без.

След на сердце влажный, красный,

и падеж – война войной.

Год две тысячи прекрасный,

нерасплавленный, двойной.