Сказка про белую ведмедь...

Дочке Светлане

То не странник идет, не гроза гремит,

Не поземка пылит в глаза ему, –

То приехал в Кремль бородатый Шмидт

К самому Большому Хозяину.

И сказал ему тот: «Снарядить вели

Самолет, коль саньми не едется.

Полетай ты на Север, на пуп земли,

Там живет госпожа ведмедица.

Перед нею костер изо льда горит,

Пролетают снежки, как голуби.

В колдовском котелке она дождь варит

И туман пущает из проруби.

Оттого где не надо идут дожди,

А где надобен дождь, там засуха.

Ты к ведмедице той долети–дойди

И котел этот спрячь за пазуху».

Возле пупа земли на плавучий лед

Опускался с неба туманного

Краснокрылый конь – гидросамолет

Михаила свет Водопьянова.

Выползал на снега голубой песец,

Говорил человечьим голосом:

«Не довольно ли вам в облаках висеть?

Не зазорно ль шуметь над полюсом?

Подобру говорю: убирайтесь прочь!–

Лаял, злобно наморщив усики.–

Напущу я на вас на полгода ночь,

Поглядим тогда, как вы струсите!»

Отвечал Водопьянов: «Уймись, дружок!

На полгода ночь? Эка невидаль!–

На борту самолета фонарь зажег:

– Вишь, мы солнце поймали неводом».

Выплывал тогда из моря кит–кашалот,

Говорил человечьим голосом:

«Это кто в окиян опускает лот,

Колет льдину киркой над полюсом?

Полно в море вымеривать глубину!

Я незваных гостей не жалую.

Я хвостом махну – целый дом сомну,

А не то вашу льдину малую!»

Тут, картечной пулей заряжено,

Громыхнуло ружье Папанина.

Охнул кит–кашалот и ушел на дно,

Меткой пулей под сердце раненный.

И пошли они, и пришли они

На огонь, что в сугробах светится.

Под скалой ледяной в голубой тени

Там сидит госпожа ведмедица.

Перед нею костер изо льда горит,

Пролетают снежки, как голуби,

В колдовском котелке она дождь варит

И туман пущает из проруби.

Увидала людей госпожа ведмедь,

Говорит человечьим голосом:

«Понапрасну вы вздумали володеть

Моей вотчиной – белым полюсом.

Я хозяйка тут ровно тыщу лет.

Против белых стуж вам не выстоять:

У вас шерсти нет, у вас реву нет,

У вас нет в ногах бегу быстрого.

Чтоб никто из вас попенять не мог,

По угодьям моим немереным

Вы поспорьте–ка быстротою ног

С моей лошадью – ветром северным.

Как стрелу, я спущу его с тетивы,

С золотого лука–оружия,

И назавтра в железную дверь Москвы

Он задует дождем и стужею.

Коли после его хоть на миг придешь –

Признавай тогда мою волю сам,

А скорее его добежишь – ну–к што ж!–

Володей тогда белым полюсом!»

Не окончила старая похвальбы,

Ан глядит: через миг без малого

Над плавучею льдиною из Москвы

Загудела машина Чкалова.

«Это кто же над полюсом в аккурат

Пролетел, не причалив к берегу?»

Отвечает Папанин: «Молодший брат

Погулять полетел в Америку».

«Снимем, – просит ведмедь, – мой заклад

                                с коня,

А давай–ка поспорим голосом:

Коли ежели крикнешь громчей меня,

Володей тогда белым полюсом!»

Пасть раскрыла ведмедица, как жерло...

Тут, не знаю – с небес, со стенки ли,

Точно гром, раскатилось: «Алло! Алло!»

То Москва вызывала Кренкеля.

«Это кто же такой великан большой,

Да и где он у вас хоронится?»

«Из кремлевской палаты мой брат старшой

Запросил об моем здоровьице».

«Ну, – сказала ведмедица, – голос – да!

А давай же поспорим волосом:

У кого повальяжнее борода,

Так тому володеть и полюсом!»

Тут на лед из палатки выходит Шмидт.

Что ведмежий мех? Так, безделица.

Борода у него на ветру дымит,

Развороченным флагом стелется!

Взял в кулак свою крепкую седину,

Осрамил ведмедицу белую:

«Вот сейчас, – говорит, – бородой тряхну,

Так такую ль бурю изделаю!

Что ты есть?– говорит.– Ничего! Ведмедь!

Так тебе ль верховодить полюсом?

Не умеешь ни бегать, а ни реветь,

Ни умом не вышла, ни волосом!

Уходи–ка, убогая, от греха.

Ведь игра–то велась по правилам?..»

И ушла ведмедь. Даже впопыхах

Колдовской котелок оставила.

А на льдине плавучей маяк зажгли,

Засиял он звездою белою.

Там Папанин сидит на пупу земли,

Он сидит и погоду делает.

Перед ним костер изо льда горит,

Пролетают снежки, как голуби.

Он и вёдро варит, и дожди варит,

И туман пущает из проруби.

Если тучу сварит – путевой листок

Нацепляет на брюхо сразу ей:

«Полетай, мол, ты, облако, на Восток,

Покропи над Середней Азией».

Если сварит вёдро – Папанин рад.

Направляет он светлым донышком

На далекий на город на Ленинград

Золотое красное солнышко.

И пылает маяк на пупу земли,

Будто острый алмаз отточенный,

И плывут на огонь его корабли

По морям нашей вольной вотчины!

1937