Первая строфа. Сайт русской поэзии

Все авторыАнализы стихотворений

Дмитрий Минаев

1-е января

 

Нового года лишь вспыхнет денница,

С раннего часа проснется столица.

 

В праздничный день никого не смутит,

Стонет ли ветер иль вьюга крутит,

 

Хлещет ли снегом в лицо непогода -

Всюду на улицах волны народа;

 

Мчатся кареты то взад, то вперед,

Смело шагает везде пешеход,

 

Словно с плеча его спала забота,

Словно свершилось великое что-то,

 

Словно сегодня - не то, что вчера...

Город проснулся и ожил с утра.

 

Хмурые лица - свежей и пригожей:

Барин в медведях, в тулупе прохожий,

 

Женщин головки в замерзшем окне...

Только невесело что-то всё мне...

 

Право, не знаю - от зависти, что ли, -

Только смотреть не могу я без боли

 

И без досады на праздный народ:

Что же вас тешит? что жизнь вам дает?

 

Что веселитесь, беснуетесь что вы?

Дай-ка взгляну я на ваши обновы

 

И, замешавшись в толпе без труда,

Ближе на вас погляжу, господа!

 

Вот вы скользите по гладкой панели:

Сколько ж обновок на вас, в самом деле!..

 

Золотом шитый швейцар у дверей,

Яркие канты потертых ливрей,

 

Кружева модниц, рубины булавок, -

Вот и герои Милютиных лавок,

 

Баловни счастья и щедрой судьбы...

Как металлически светят их лбы!

 

В лицах читаешь всю важность их целей:

«Устриц бы свежих, да свежих камелий!..»

 

Блеском нарядов смущается глаз -

Бархат, и соболь, и мягкий атлас,

 

Только ходи да записывай цены...

Моды столичной гуляют манкены,

 

И усмиряет капризный мой сплин

Выставка женщин, детей и мужчин.

 

Долго портные, модистки, торговки

Шили им к празднику эти обновки;

 

Жаль, что не шьют они новых идей -

Вот бы примерить на этих людей,

 

В мысли здоровой дать лучшую моду -

Как бы пристало-то к новому году!

 

Право, пристало бы... но, говорят:

Нам не к лицу незнакомый наряд...

 

Дальше смотрю я... фельдъегерь несется,

В ветхой шинельке чиновник плетется,

 

Тащит под мышкой старуха салоп,

Ванька, качаясь, заехал в сугроб,

 

И пред толпой разодетой, богатой

Тянет шарманка мотив «Травиаты»,

 

Плачет в сказанье каких-то потерь...

Вот и питейного здания дверь.

 

Дровни подъехали, словно украдкой,

Пар от мороза стоит над лошадкой,

 

Входит в питейный, с оглядкой, бедняк,

Чтоб, заложив свой последний армяк,

 

Выпить под праздник, забыться немного:

Завтра опять трудовая дорога,

 

Серые будни и ночи без сна.

Как не хватить зеленова вина!..

 

Тут, одержим публицистики бесом,

Думал смутить бедняка я прогрессом,

 

Думал блестящий прочесть монолог:

«Пьянство-де страшный, великий порок,

 

Нового дела приспела минута...»

Но посмотрел - и замолк почему-то

 

И, как пристыженный школьник иной,

С новой досадой побрел я домой.

 

1862

6 августа 1880 (Раздумье ретрограда)

 

Про порядки новые

Подтвердились слухи:

Августа шестого я

Был совсем не в духе,

И меня коробили

Ликованья в прессе:

Ей perpetuum mobile {*}

{* Вечное движение (лат.). - Ред.}

Грезится в прогрессе...

Плача от уныния

И по той причине

Окуляры синие

Надевая ныне,

С чувством содрогания

Я убит был просто

Упраздненьем здания

У Цепного моста.

 

Учрежденья старые -

Их ломать мы падки -

Возбуждают ярые

Общие нападки

Лишь по малодушию

Либеральной клики,

И с тоской я слушаю

Радостные крики,

Толки суемудрые...

Всюду лица блещут,

Даже среброкудрые

Старцы рукоплещут;

Но без колебания

Нравственного роста

Можно ль жить без здания

У Цепного моста?

 

Истина давнишняя

Есть в подобном роде:

Пугало - не лишняя

Штука в огороде.

Пугало единое

Держит в вечном страхе

Царство воробьиное.

Люди ж - вертопрахи,

С воробьями схожие.

В страхе - их спасенье;

А теперь прохожие

Без сердцебиенья

И без трепетания,

Как в саду у Роста,

Ходят мимо здания

У Цепного моста.

 

А давно ль - не надо ли

Повторять нам детям! -

Сами шапки падали

Перед зданьем этим;

Мысли нецензурные

Прорывались редко;

Радикалы бурные -

И у них есть сметка -

Фразу их любимую

Повторяли людям

С резкой пантомимою:

«Все, дескать, там будем!»

Я же в назидание

Внукам до погоста

Буду славить здание

У Цепного моста.

 

Днем иль в ночи звездные

По Фонтанке еду, -

Зданье мне любезное

Увидав, беседу

Завожу с ним нежную,

Не реву едва я,

С грустью безнадежною

Головой кивая.

Сердце разрывается

У меня на части,

Дух же возмущается...

Впрочем, хоть отчасти,

Два иль три издания,

Стоящие тоста,

Заменяют здание

У Цепного моста.

 

1880

<Н. П. Р-п-ву>

 

Когда-то, милые друзья,

Среди студенческого пенья

С сознаньем вторил вам и я:

«Вперед без страха и сомненья!»

 

Я снова петь готов «вперед!»

Иным, грядущим поколеньям,

Но страх в груди моей живет,

И мысль отравлена сомненьем.

 

1870

N. N. (Он знает, где зимуют раки...)

 

Он знает, где зимуют раки,

Как кошки, видит всё во мраке

И, чуя носом капитал,

Пришел, увидел и украл.

 

1887

А. Майкову и Ф. Бергу, ставшим постоянными сотрудниками детского журнала Дело и отдых

 

Вы правы, милые певцы!

Всё изменяется на свете:

Не признавали вас _отцы_,

Так, может быть, признают _дети_.

 

1865

Академическое предание

 

(Из хроник Академии художеств)

 

   Возвратись из села,

   Где, не ведая зла,

Спал художник до наших времен,

   Сей угрюмый старик

   Надевает парик,

И спешит в Академию он.

 

   Не огромный этюд -

   До этюдов ли тут! -

Отставной академик несет.

   Не несет на эффект

   Превосходный проект -

Плод упорных и долгих работ.

 

   Но с туманным лицом

   Пред знакомым крыльцом

Он вздохнул, покачав головой;

   Весь он пылью покрыт.

   Лишь в кармане торчит

Карандаш двадцатифутовой.

 

   Вот по залам идет,

   И бежит с него пот,

Точно в душу закрался недуг;

   Пред картиною Ге 1

   Он в здоровой ноге

Боль подагры почувствовал вдруг.

 

   Побледнев и дрожа

   (Видят все сторожа),

Он изрек, задыхаясь от слез:

   «Даже в землю славян

   Ты, проклятый Ренан 2,

Непотребные мысли занес!..

 

   О, разврат! О, содом!» -

   И глядит он кругом,

Он знакомого стража зовет,

   И седой инвалид,

   Что у двери стоит,

На призыв его, молча, идет.

 

   - «Объясни же мне, страж,

   Я забрался куда ж?

Зала эта - не та, что была...

   Пусть ты несколько прост,

   Пусть высокий твой рост

В три погибели старость свела,

 

   Но - я вижу - душа

   У тебя хороша,

Лжи не знает твой честный язык.

   Расскажи же сейчас,

   Что случилось у вас?

Расскажи мне всю правду, старик!»

 

    - «Что сказать! Как всегда

   И в былые года,

Значит, выставку нонче стерег,

   Да смотрел на господ,

   Чтоб никто в этот год

Тут в калошах шататься не мог.

 

   Аж измучился весь...

   А об выставке здесь

Много толков наслышался... Что ж!..

   Все пустая молва!

   И шальные слова

Я давно уж не ставлю и в грош.

 

   Вот Отела у всех

   Был здесь поднят на смех,

А картина, как есть,- первый сорт,

   Аль вон та, у окна -

   (Литовченки она) 3,

Где за барышней гонится черт.

 

   Все смеялись... Эге!.

   Чем же хуже он Ге?

И чему тут дивилась толпа?

   И разинувши рот,

   Собирался народ?..

Значит, публика стала глупа...

 

   И художников нет.

   Был у нас здесь совет,

Рассуждать собирались не раз.

   Для программ, говорят,

   Вот для наших ребят,

Что с натурщиком шляются в класс.

 

   Без задачи нельзя ж!..

   Каждый пустится в блажь

И начальство сконфузит - поди!

   Знаю я,- хоть солдат: -

   То пиши, что велят,

Как указано, кистью води.

 

   Заседает совет,

   Думал долго, аль нет,

Но придумал же штуку - и вот

   Всем поставил на вид:

   Так и так, говорит,

Напишите, примерно, развод.

 

   Чтобы был на плацу

   Молодец к молодцу,

И «уру» все кричали зараз...

   Вот придуман чертеж

   И зовут молодежь

Получать от начальства заказ.

 

   И стряслась тут беда.

   Собрались господа

(Всем им, значит, писать на медаль),

   Все стоят да молчат,

   А один депутат

Стал вперед да и вывел мораль.

 

   Дескать, видите ль, нам

   Не угодно программ,

Сами выберем... как бишь... сюжет.

   По заказу опять

   Не хотим мы писать

И отставки представим в совет.

 

   Все и эдак и так,

   Но тринадцать бумаг

Молодежь от себя подает,

   И из залы потом

   Все тринадцать гуртом

Вышли вон да и марш из ворот.

 

   Весь совет онемел.

   Даже я побледнел

И стоял у дверей сам не свой;

   Точно дюжина львов,

   Б[руни] 4, В[ен]иг 5 и Л[ьв]ов 6

Заревели и подняли вой.

 

   А профессор наш Т[о]н 7

   Говорить стал не в тон,

Кто ж оказии эдакой ждал!..»

   - «Нет, безумный старик,

   Лжет твой старый язык -

Ты неправду одну рассказал.

 

   От конкурсных картин

   Ученик ни один

Отказаться не смеет теперь,

   Он не может уйти,

   Не собьется с пути.

Не дерзнет рассуждать он, поверь».

 

   - «Нет, не чудилось мне,

   Я стоял при огне -

В коридоре горят фонари;

   Все художники вкруг

   Собралися - и вдруг

Разбрелись по домам до зари».

 

   ---

 

   За Невою есть дом,

   Заколочен кругом,

Точно гроб позабытый стоит;

   Престарелый народ

   В этом доме живет

И дичится людей и молчит.

 

   Этот дом, чей же он?

   Кто с давнишних времен

В нем живет и не выйдет на свет?

   То - завещанный нам

   Академии храм,

То - его одинокий совет.

 

 

 

__________________________

1 Н. Н. Ге (1831-1894) - русский художник.

2 Э. Ж. Ренан (1823-1892) - французский историк религии, философ-идеалист.

3 А. Д. Литовченко (1835-1890) - художник, участник группы «передвижников».

4 Ф. А. Бруни (1799-1875) - художник, ректор Академии художеств по отделу живописи и ваяния.

5 К. Б. Вениг (1830-1908) - профессор портретной живописи Академии художеств.

6 А. Ф. Львов (1820-1895) - конференц-секретарь Академии художеств.

7 К. А. Тон (1794-1881) - профессор Академии художеств.

Александрийскому театру

 

Мировой судья Трофимов за известные деянья

Скоро будет вместо штрафа иль другого наказанья

Приговаривать виновных всех спектакля на два, на три,

Чтоб виновный до конца их в этом высидел театре.

 

1878

Аналогия стихотворца

 

«Я - новый Байрон!» - так кругом

Ты о себе провозглашаешь.

Согласен в том:

Поэт Британии был хром,

А ты - в стихах своих хромаешь.

 

1865

Артисту-любителю

 

«Служителем искусства» постоянно

Ты, милый мой, привык себя считать.

Что ты «служитель» - это мне не странно,

Но об искусстве-то зачем упоминать?..

 

1871

Ах, где та сторона...

 

Ах, где та сторона,

Где был нем сатана

             Века?

Где знавал стар и млад

Наизусть «Аммалат-

             Бека»?

Где наш ярый прогресс

Был для всех темный лес, -

             Братцы,

И всю Русь обучал

Дед Кайданов, как знал -

            Вкратце;

В одах ставил поэт

Вместо Феба в куплет -

            Фебус,

А князь Рюрик не мнил,

Что в науке он был -

            Ребус;

Не пугались мы мглы,

Не стучали столы

            Юма,

Гласность в люльке спала,

Хоть и с гласным была

            Дума;

Акций бурный поток

Вырывать нам не мог

            Ямы,

И на свой идеал

Новый Нестор писал

            Драмы;

Не смущались умы,

Как пел Глинка псалмы

           Слёзно,

И нас трагик пленял,

Как порой завывал

            Грозно;

К преньям гласным суда

Мы не были когда

            Падки,

И с крестьян становой

Драл весной и зимой

            Взятки;

Взятки были в ходу,

Жил исправник в ладу

            С роком,

Зимний ветер не знал,

Что Невой он гулял

            Боком;*

Дни, когда нашу речь

Муж грамматики - Греч

            Правил,

А Булгарин Фаддей

Сильных мира людей

            Славил.

В этот век золотой

Наш смущали покой

            Реже.

Где же та сторона?

Други! те времена

            Где же?

___

* См. стихотворение Случевского:

Ходит ветер избочась

Вдоль Невы широкой...

 

1860

Б. М<аркеви>чу (На днях, влача с собой огромных два портсака...)

 

На днях, влача с собой огромных два портсака,

Приплелся он в вокзал; с лица струился пот...

«Ему не донести!» - вкруг сожалел народ,

И только лишь какой-то забияка

Сказал: «Не беспокойтесь - _донесет_!..»

 

1879 или 1880

Бал

 

Залит бал волнами света;

Благовонием нагрета,

Зала млеет, как букет.

Упоительно-небрежно,

Зажигательно-мятежно

Ноет скрипка и кларнет.

В вихре звуков, в море жара,

С сладострастием угара

В вальс скользит за парой пара,

Опьянения полна,

В ураган огнепалящий,

Душу пламенем мутящий,

Волканически летящий,

Грудь взрывающий до дна.

Вот она, царица бала:

Раздраженная смычком,

Быстро сбросив покрывало,

В танце бешеном летала,

Припадя ко мне плечом.

Кудри змеями сбегали,

Волновались, трепетали

И, играя предо мной,

По щекам меня хлестали

Ароматною волной.

Мы неслись - мелькали люди,

Ряд колонн и ряд гостей,

Фермуары, плечи, груди,

Лампы, люстры, блеск свечей,

Косы, жемчуг, бриллианты,

Дымки, кружева, атлас,

Банты, франты, аксельбанты

И алмаз горящих глаз.

Мы неслись - кружилась зала,

Я дрожал, как кровный конь,

Весь был жар я, весь огонь,

В жилах лава пробегала,

И корсет ей прожигала

Воспаленная ладонь.

 

1860

Безымённому журналисту

 

Сразить могу тебя без всякого усилья,

Журнальный паразит:

Скажу, кто ты и как твоя фамилья,

И ты - убит.

 

1868

Блудные дети

 

Когда пред нами в образах поэта

Под серым небом бедных деревень

Встает народ, несущий ночь и день

Тяжелый крест, - до слез картина эта

Нас трогает... Дивит нас, сельский люд,

Порою доводя до умиленья,

Твое неистощимое терпенье,

Безропотность и бесконечный труд,

И сердце в нас становится моложе

От грустных нот певца, и наконец,

Отзывчивые нервы растревожа,

Мы сами плачем, как певец,

И чувствуем, что связаны судьбою

С тобой, народ, что кровна эта связь...

Потом, вполне довольные собою,

Чувствительностью собственной гордясь,

Как практики сухие по природе,

Среди забот и наших личных нужд

Позабываем скоро о народе,

Который нам на самом деле чужд.

Так блудный сын, усталый от разврата,

В минуту светлую, чтоб успокоить мать,

Клянется всем, что дорого и свято

Еще ему, иную жизнь начать;

Клянется на коленях он, с рыданьем -

Загладить прошлое бесславие и стыд...

Потом, очистив совесть покаяньем,

Опять на оргию полночную бежит.

 

1880

Боборыкину в роли Чацкого

 

Карету мне, карету!

«Горе от ума», акт IV

 

На сцене видя пьесу эту,

Я об одном лишь плакал факте,

Что Боборыкину карету

Не предложили в первом акте.

 

1864

В альбом русской барыне

 

Я люблю тебя во всем:

. . . . . . . . . . . . .

В бальном, газовом наряде,

В море кружев, блонд и роз,

В дымной кухне, на эстраде,

В цирке, шумном маскараде,

В зной и холод и мороз...

За клавишами рояля,

За тарелкой жирных щей,

За романами Феваля,

Дома, в людях, меж гостей.

В каждом звуке, в каждом взоре,

В яркой россыпи речей,

В споре важном, милом вздоре

О погоде, об узоре,

Об игре без козырей.

В преферансе, танце, пляске,

В драке с девкой крепостной,

В море слез, в потоках ласки,

В сарафане и повязке -

Ты всесильна надо мной.

 

1859

В альбом, Круппу-младшему, приехавшему в Петербург

 

Ем ли суп из манных круп

Или конский вижу круп -

Мне на ум приходит Крупп,

А за ним - большая масса,

Груда «пушечного мяса»...

Ах, да будет не тернист

Путь такого человека:

Он великий гуманист

Девятнадцатого века!

 

1880

В кругу друзей у камелька...

 

В кругу друзей у камелька

Уселся старичок,

И льются речи старика,

Как в поле ручеек.

О прошлых днях он вспоминал,

Скрывая тайный вздох:

«Друзья! людей я умных знал,

Хоть сам был очень плох.

Карамзина я знал, как вас, -

Не счесть его услуг,

Хоть Николай Михайлыч раз

Сказал: «ты глуп, мой друг».

В те дни, скажу без дальних слов,

Известность я стяжал:

В карикатурах сам Брюллов

Меня изображал.

Я сам ходил к Ростопчиной,

Хотя меня потом

Она - нельзя ж мешать больной! -

И не пускала в дом.

В одном приятельском кругу

С Жуковским говорил:

Меня он принял за слугу

И квасу попросил.

Меня почтил своим стихом

Сам Пушкин, наш певец:

«Люблю тебя, сосед Пахом»... {1}

Я позабыл конец.

Меня обедать Дельвиг ждал

И всех смешил до слез:

Из хлеба шарики катал

И их бросал мне в нос.

Я с Соколовским {2} вместе пил.

Отличный был пиит!

Меня однажды он прибил -

Ну, бог его простит.

Булгарин! С ним я до зари

Играл однажды в вист...

Булгарин, что ни говори,

Был честный публицист.

Сам Грибоедов мне сказал,

Вот так же у огня,

Что он Молчалина списал

С меня, друзья, с меня!

Барон Брамбеус, как родной,

Снимал мне свой картуз

И хоть смеялся надо мной,

Но этим я горжусь.

Я был и с Гоголем знаком,

Ценю такую роль:

Он как-то в цирке каблуком

Мне отдавил мозоль.

Когда, хилея день от дня,

Я ездил на Кавказ,

Там встретил Лермонтов меня,

Обрызгал грязью раз;

Любил трунить и Полевой,

Застав меня врасплох...

Всё это люди с головой,

И я пред ними - плох.

Панаев был мой ученик,

Хоть говорят враги,

Он осмеял и мой парик

И с скрыпом сапоги.

Теперь иные времена,

Куда ни погляжу -

Везде иные имена

В журналах нахожу,

Но я уж стар, почти без ног,

Знакомых новых нет -

И даже я достать не мог

Хоть Лейкина портрет.

 

1 Известная эпиграмма Пушкина, которая кончается так:

Люблю тебя, сосед Пахом:

Ты просто глуп - и слава богу!

2 Покойный автор «Мироздания».

 

1865

В ресторане ел суп сидя я...

 

В ресторане ел суп сидя я,

Суп был сладок, как субсидия,

О которой сплю и думаю,

Соблазняем круглой суммою.

 

1865 (?)

В стихах и в прозе, меньший брат...

 

В стихах и в прозе, меньший брат,

Мы о судьбе твоей кричали;

О, в честь тебе каких тирад

Мы в кабинетах не слагали!

А там, среди убогих хат,

За лямкой, в темном сеновале,

Всё те же жалобы звучат

И песни, полные печали.

Всё та же бедность мужиков;

Всё так же в лютые морозы,

В глухую ночь, под вой волков

Полями тянутся обозы...

Терпенье то же, те же слезы...

Хлеб не растет от нашей прозы,

Не дешевеет от стихов.

 

1870

В Финляндии

 

Область рифм - моя стихия,

И легко пишу стихи я;

Без раздумья, без отсрочки

Я бегу к строке от строчки,

Даже к финским скалам бурым

Обращаясь с каламбуром.

 

1876

В. Кокорев

 

Вот имя славное. С дней откупов известно

Оно у нас, - весь край в свидетели зову;

В те дни и петухи кричали повсеместно:

Ко-ко-ре-ву!!.

 

1884

В. П. Буренину (По Невскому бежит собака...)

 

По Невскому бежит собака,

За ней Буренин, тих и мил...

Городовой, смотри, однако,

Чтоб он ее не укусил.

 

1888

В. Якобий (Портрет г-жи Р-сой)

 

Так много таланта и чувства

Потрачено, но, скажем прямо:

Атласному платью реклама

Едва ли есть дело искусства.

 

1877

Вестнику Европы

 

Сплин нагоняющий, усердный, как пчела,

Об аккуратности единой он хлопочет,

Всегда выходит первого числа,

Но век опередить на час один не хочет.

 

1883

Вик. Крылову

 

Обзавестись в преклонные года

Ты можешь внуками, но всё же никогда

Не будешь _дедушкой Крыловым_. Перемены

Такой не жди, покорствуя судьбе,

Придется целый век прожить тебе

_В племянниках_... у невской Мельпомены.

 

1887 или 1888

Вильяму Шекспиру от Михаила Бурбонова

 

Любезный друг Шекспир, талантлив ты - не спорим,

Тебе соперников не часто я встречал,

Но всё же, признаюсь, с большим смотрю я горем,

Какую ложную дорогу ты избрал.

 

Ты слишком горд, Шекспир, друзей забыл советы:

Тебе б всё древний мир, старинных хроник тьма,

Где лишь какие-то Отелло да Макбеты

Иль датский принц, спрыгнувший вдруг с ума.

 

Дай лучше драму нам, без всяких дальних споров,

Военный быт рисуй, жизнь лагеря раскрой,

Где б на коне скакал великий наш Суворов

И манием руки за строем двигал строй.

 

Ты вместо Дездемон, Корделий и Офелий,

Без деклараторских ходулей и прикрас,

На сцену выведи Ефремовских камелий -

Тогда, тогда, Шекспир, почтут тебя у нас.

 

1863

Во сне

 

В полдневный жар на даче Безбородко

С «Беседой Русскою» лежал недвижно я.

Был полдень жгуч, струился воздух кротко,

Баюкая меня.

 

Лежал один под тенью я балкона,

Немая тишь сковала всё кругом,

И солнце жгло отвесно с небосклона -

И спал я мертвым сном.

 

И снилось мне - большое заседанье

Любителей Словесности в Москве,

В кафтанах, в охабнях - творящих заклинанье

Журналам на Неве.

 

Пред капищем славянских истуканов

Там Лонгинов могилу мрачно рыл:

Да лягут в ней Елагин, Селиванов -

Ликуй, славянофил!

 

Тогда зажглась в душе моей тревога,

И в полусне прозрела мысль моя,

И видел я, что за два некролога

Там в члены выбран я.

 

1860

Война и мир. Подражание Лермонтову (Бородино) и графу Льву Толстому (Война и мир)

 

Толстому ("Война и мир")

- Скажи-ка, дядя, без утайки,

Как из Москвы французов шайки,

Одетых в женские фуфайки,

Вы гнали на ходу.

Ведь если верить Льву Толстому,

Переходя от тома к тому

Его романа, - никакому

Не подвергались мы погрому

В двенадцатом году.

 

Какой был дух в Наполеоне

И были ль мы при нем в загоне,

Нам показал как на ладони

В романе Лев Толстой.

Тогда славяне жили тихо,

Постилась каждая купчиха...

Но чтоб крестьян пороли лихо,

Застенки были, Салтычиха... {2}

Всё это слух пустой.

 

- Да, были люди в наши годы,

Не мелкой нынешней породы:

В дни мира - гордые Немвроды,

Богатыри в войне...

_Ростов_ - звезда всей молодежи,

_Андрей Болконский_ - диво тоже,

_Безухой_ - член масонской ложи,

_Денисов, Долохов_... {3} О боже,

Их вспомнить любо мне!..

 

Нам Бонапарт грозил сурово,

А мы кутили образцово,

Влюблялись в барышень Ростова,

Сводили их с ума...

_Безухой_ прочь погнал супругу,

Послал картельный вызов другу

И, друга ранивши, с испугу

Едва совсем не спился с кругу...

Но вот пришла зима.

 

Войска французов шли в тумане.

Мы отступали... Ведь заране,

Как говорится в алкоране,

Наш рок определен.

Бояться ль нам Наполеона?

Что значат званья, оборона?..

Лежит над миром, как попона,

Лишь «_власть стихийного закона_»... {4}

Так что Наполеон?

 

Но вот и войско Бонапарта:

«Посмотрим мы, какой в вас жар-то!..»

(Того сражения ландкарта

В «Войне и мире» есть...)

_Безухой_, главный член романа,

Явился в поле утром рано

И стал смотреть из шарабана: {5}

Полна французами поляна,

И всех врагов не счесть...

 

Под ранним солнцем блещут ружья...

С _Безухим_ не было оружья.

Подумал он: «И так ведь дюж я,

Неустрашим, как слон...»

Пред ним, как пестрый ряд игрушек,

Мелькали в поле сотни пушек,

Палаток множество верхушек:

В одной палатке, средь подушек,

Лежал Наполеон.

 

Нетерпеливость обнаружа,

Он мыслил: «Русских угощу же!..

Лишь только б насморк не был хуже, {6}

Я тотчас двину рать,

Мюрата с конницею ходкой,

И будет мне Москва находкой...»

И корсиканец этот кроткий

Себе всю спину жесткой щеткой

Велел вдруг растирать. {7}

 

Два дня мы были в перестрелке,

С врагом играли, как в горелки;

Стрелки шныряли, словно белки,

И прятались во рву.

_Денисов_ так вошел в охоту:

«О, дайте мне одну лишь роту,

И всю французскую пехоту

Я разобью сейчас с налету,

На части перерву...» {8}

 

Французский лагерь был в тревоге,

Что промочил в ненастье ноги,

Ступивши в лужу на дороге,

Их «маленький капрал»...

У нас же в войске - смех и шутки,

Да раздавались прибаутки:

«Французы вымокли, как утки,

И Бонапарт раз двести в сутки

Чихать от страха стал!..»

 

На третий день сошлись два стана.

Раздался грохот барабана...

Взглянуло солнце из тумана

На Бородинский бой.

_Безухой_ был в сраженьи этом

Одет легко, как будто летом:

Вооружась одним лорнетом,

Он любовался, как балетом,

Военною стрельбой.

 

Средь пушек, касок, пик, фуражек,

Блестящих блях, стволов и пряжек:

«Вот так веселенький пейзажик! -

Сказал Безухой Пьер. -

Стрелки французские не метки

(_Шасспо_ не знали наши предки),

Но всё ж годятся для виньетки

В иллюстрированной газетке,

Хоть в «Искре», например...» {9}

 

Ну ж был денек!.. В дыму сраженья,

Конечно, общего движенья,

Победы или пораженья

Нам рассмотреть нет сил {10}.

Война свирепа, как Медуза;

Ее описывать - обуза,

И здесь моя робеет муза...

Лишь видно было, как француза

_Безухой_ князь душил,

 

Как, распростертый у лафета,

Лежал солдат один да где-то,

На возвышеньи, у пикета,

Чихал Наполеон...

Как в бенефис к ногам актера

Летят букеты для фурора,

Летели ядра очень скоро,

Но все кричали вместо «фора»

«Ура!» со всех сторон.

 

Так бились, верно, только в Трое.

Но уцелели в русском строе

Романа славные герои,

Не смяли их враги.

Себя для «_пятой части_» {11} холя,

Они в Москву вернулись с поля,

Лишь только князя Анатоля

Постигла в битве злая доля:

Лишился он ноги.

 

Вот смерклось... Тел кровавых груду

Наполеон встречал повсюду

И проклинал свою простуду:

«Мой насморк ввел в беду!»

Горнисты громко затрубили,

И - басурманы отступили...

Так, по сказанью новой были,

Мы неприятеля разбили

В двенадцатом году.

 

Да, были люди в наши годы!..

И будут помнить все народы,

Что от одной дурной погоды,

Ниспосланной судьбой,

Пал Бонапарт, не вставши снова,

И пал от насморка пустого...

Не будь романа Льва Толстого,

Мы не судили б так толково

Про Бородинский бой!

 

1868

Вопрос

 

Послушать вас - вам все сродни на свете.

Заговорят случайно о Гамбетте -

Окажется Гамбетта ваш confrere {*};

{* Собрат (франц.). - Ред.}

Рошфор - ваш кум, граф Бисмарк - друг

завзятый,

Гюго - земляк, и однокашник - Тьер,

И, кажется, сродни немножко Пий IX.

Везде у вас друзья - их сорок сороков -

В Париже, в Лондоне, в Берлине и в Мадриде,

И вертится вопрос у ваших земляков:

Как вам приходится, пожалуйста, скажите,

Знакомец наш всеобщий - Хлестаков?

 

1871

Газете День

 

«Дню» мадригала лучше нет:

«Ни день, ни ночь, ни мрак, ни свет».

 

1861 или 1862

Гражданские мотивы. В глухую ночь я шел Коломной...

 

В глухую ночь я шел Коломной,

Дождь лил, и ветер с ног сбивал;

Один вопрос головоломный

Меня дорогою смущал:

 

«Я так устал... идти далеко...

Но как извозчика найму,

Не заслужив за то упрека

В неуважении к нему?»

 

Иду. «Наймите, что ли, барин!

Возьму двугривенный один».

- «Нет, милый друг мой, - благодарен:

Как я - ты тоже гражданин.

 

Могу с тобой я покалякать!

Ты брат нам всем, - но для чего ж

В такую ночь, в такую слякоть

Меня ты, друг мой, повезешь?

 

Тебе, как мне, нужна свобода,

Ступай домой - ты весь продрог».

Проговорив такого рода

Красноречивый монолог,

 

Побрел я площадью пустынной;

Уныло Ванька крикнул вслед:

«Ну дайте хоть пятиалтынный!»

Но я шепнул гуманно: «Нет».

 

1863 или 1864

Гражданские мотивы. Солнце весны улыбается кротко...

 

Я не Пятковский, а другой

Еще неведомый избранник...

 

Солнце весны улыбается кротко.

В сердце усталом тоска:

Верно, когда-нибудь злая чахотка

Гонит долой с чердака.

 

В поле всех манит румяное лето -

Мысль моя бродит во тьме:

Где-нибудь, верно, без ласк, без привета

Узник томится в тюрьме.

 

Ветер осенний проносится, плача, -

Ужасом скорчен мой рот:

Бьет тебя палкой, несчастная кляча,

Грубый фургонщик-деспот.

 

Зимнею ночью скорблю я: дика ты,

Нашей планеты судьба!

Господи! скоро ли южные штаты

Снимут ошейник с раба?..

 

1863 или 1864

Грозный акт

 

У редактора газеты,

Злой противницы движенья,

Собрались друзья по зову

Для совета в воскресенье.

 

Уж давно редактор смелый

И сотрудники газеты

Встречу юного прогресса

Слали грозные ответы;

 

Уж давно они где можно

Порицали дружным хором

Наше время, век растленный -

И проклятьем и позором

 

Всё клеймили; в их «Беседе»

Дон-Кихоты тьмы кромешной

Проповедовали с жаром

Аскетизма путь безгрешный,

 

Дух терпенья и молчанья...

Но теории прекрасной

Тех новейших публицистов

Не внимал наш век ужасный.

 

И к редактору «Беседы»

Приглашенные собратья

Собрались, чтобы услышать

Акт торжественный проклятья,

 

Акт проклятья громогласный

Окаянному прогрессу,

Людям нового развитья -

Всем служащим века бесу.

 

Собралося заседанье

И внимало с умиленьем,

Как редактор, жрец премудрый,

Им читал акт отлученья.

 

Волоса назад отбросив,

Став с приличной сану позой,

Начал он, сверкнув очами,

Распаленными угрозой:

 

«Силой правды и закона,

Силой истин всемогущих

Всех, науки и прогресса

Власть открыто признающих,

 

Мы клянем и к мукам вечным

Абирона и Дафона

Обрекаем их для казни,

Горьких мук, и слез, и стона.

 

Мы клянем их именами

Ксенофонта и Фаддея,

И отныне и вовеки

Проклинаем, не жалея:

 

Всюду, где б их ни застали,

Дома, в клубе, в балагане,

За пером, смычком иль кистью,

В министерстве, в ресторане,

 

Спящих, бодрствующих, пьющих,

Трапезующих, cacando,

Недугующих, плененных,

Чуть живых... flebotomando.

 

Проклинаем во всех членах,

В сердце, чреве и глазницах,

В волосах, ногтях и жилах,

В бакенбардах и ресницах...

 

Всюду их найдет проклятье

И предаст в жилище беса:

Так клянем детей мы блудных

Окаянного прогресса...»

 

И собратья с дружным плеском

«Так и будет» повторили,

И все подписью формальной

Акт проклятья закрепили.

 

1860

Две судьбы

 

Завидуя когда-то

Их счастью бесконечно,

Не мог я знать, конечно,

Что сгибнут без возврата

Они для света оба:

Она - под крышей гроба,

Оплакана чужими,

А он - под небесами

Такими... а какими,

Поймете вы и сами.

 

Сперва о них тужили,

Сперва их вспоминали,

Но новые печали,

Как тучи, плыли, плыли,

И скоро все забыли

Обоих их невольно...

И нас всех жизнь томила.

Летели дни за днями...

Ее взяла - могила,

Его взяла... Довольно!..

Досказывать как больно -

Поймете вы и сами.

 

1870

Двое

 

Я слушал беседу двух старцев в гостиной,

Мой бас превратился в дискант:

Один был действительный статский советник,

Другой - генерал-лейтенант.

 

Внимая речам их, забился я в угол

И дергал на галстуке бант...

Один был действительный статский советник,

Другой - генерал-лейтенант.

 

Профессор мой мудрый! Припомнил тебя я,

Но ты перед ними педант...

Один был действительный статский советник,

Другой - генерал-лейтенант.

 

Они порицали наш век развращенный,

«Что делать?», Прудона, Жорж Занд.

Один был действительный статский советник,

Другой - генерал-лейтенант.

 

И думал я, слушая старцев беседу:

Что, люди, ваш ум и талант?

Один был действительный статский советник,

Другой - генерал-лейтенант.

 

1866

Дуэт

 

Михаил Розенгейм

 

Если дурен народ, если падает край,

Зло проникло в него глубоко,

Легкомысленно в том не тотчас обвиняй

Учрежденья, законы его.

Осторожно вглядись, обсуди и тогда

К убежденью, быть может, придешь,

Что в народе самом затаилась беда,

Что закон сам собою хорош. {*}

 

Михаил Бурбонов

 

Если выйдет мужик из дверей кабака

И его расшатает травник,

Ты скажи, указав на него, мужика:

«Утопает в разврате мужик».

И тогда откупам сладко гимны запой:

«Журналистика наша слепа:

Ведь в народе самом затаился запой,

Не виновны ни в чем откупа».

 

Михаил Розенгейм

 

Если зол ты на свет, точно правду любя,

То не тронь в нем порядка вещей,

Но исправь-ка сперва, мой почтенный, себя,

Отучи от неправды людей. {*}

 

Михаил Бурбонов

 

Если ты по призванью совсем не поэт,

Но его только носишь ты сан,

Не сердись на людей, что твой каждый куплет

Им ужасней, чем сам кукельван.

 

Михаил Розенгейм

 

Если жидкость дурна, если скислось вино,

То, куда ты его ни налей,

Только каждый сосуд замарает оно,

Но не будет, не станет светлей. {*}

 

Михаил Бурбонов

 

Если ты благороден, как истинный росс, -

Полицейских ни в чем не кори,

Но по улицам невским не жги папирос

И сигар никогда не кури.

 

Михаил Розенгейм

 

Если сплав нехорош, если дурен металл,

То, какой ни придай ему вид,

В каждой форме, куда б отливать ты ни стал,

Он пороки свои сохранит. {*}

 

Михаил Бурбонов

 

Если будешь журнал издавать на Руси,

Хоть у нас их порядочный рой, -

По кварталам билеты везде разноси

И при будках подписку открой.

 

Михаил Розенгейм

 

Ведь не случай один правит миром, о нет!

И застою не может в нем быть,

И дух века подаст в свое время совет,

Как и что в нем должно изменить. {*}

 

Михаил Бурбонов

 

Если в жизни застой обличитель найдет,

Ты на месте минуты не стой,

Но пройдися по комнате взад и вперед

И спроси его: где же застой?

 

{* Стих М. Розенгейма. 1858 г. СПб.}

 

1863

Е. М. Феоктистову

 

Островский Феоктистову

На то рога и дал,

Чтоб ими он неистово

Писателей бодал.

 

1883

Едва ль придет художнику охота...

 

Едва ль придет художнику охота

Когда-нибудь писать его портрет:

На свете прозябая много лет,

Он сам похож на копию с кого-то.

 

1880

Жижиленко

 

Он пейзажист такого рода,

Что кисть его дивить должна.

Решив однажды, что природа

Хотя, конечно, недурна,

Не без красот, но в смысле строгом

Поправок требует во многом,

Художник начал исправлять

Природы этой недостатки,

Подкрашивать и подвивать,

Заштопывать и класть заплатки,

Этюдам дал конфетный смак,

Обсахарил природу так,

Что сомневаться начал Питер:

Он пейзажист или кондитер?

 

1884

Жизнь наша вроде плац-парада...

 

Жизнь наша вроде плац-парада;

И в зной, и в холод на ветру

Маршировать тем плацем надо,

Как на инспекторском смотру.

 

Как рекрут, выучись смиряться,

Но забегать не хлопочи:

Похвалят - крикни: «рад стараться!»

А не похвалят - промолчи.

 

Тебе прикажут - делай дело!

Терпи - вот лучший твой паек,

А в остальное время смело

Носок вытягивай, носок!..

 

1864

Житейская иерархия

 

Строго различаем мы с давнишних пор:

Маленький воришка или крупный вор.

 

Маленький воришка - пища для сатир,

Крупный вор - наверно, где-нибудь кассир;

 

Маленького вора гонят со двора,

Крупного сажают и в директора;

 

Маленький воришка сцапал и пропал,

Крупный тоже сцапал - нажил капитал;

 

Маленький воришка угодил в острог,

Крупному же вору - впору всё и впрок;

 

Маленьким воришкам - мачеха зима,

Крупных не пугает и сама тюрьма,

 

И они спокойно ждут законных кар...

Там, где шмель прорвется, берегись комар!.

 

1878

Журналу Нива

 

Пусть твой зоил тебя не признает,

Мы верим в твой успех блистательный и скорый:

Лишь «нива» та дает хороший плод,

Навоза не жалеют для которой.

 

1870

Журналу, переменившему редактора

 

Мы перемены в нем дождались,

Но пользы нет и нет пока:

Переменили ямщика,

А клячи прежние остались.

 

1877

Загадка (Кто на Руси возрастил красноречья афинского розы?..)

 

Кто на Руси возрастил красноречья афинского розы?

В веке прогресса, скажи, кто казаков угадал?

Кто Славянин молодой, Греч мощью, а духом Булгарин|

Вот загадка моя: хитрый свистун, разреши.

 

1862

Заговор в Лесном

 

(Баллада)

 

 

Редакция журнала «Полярная

звезда» помещается за городом

в Лесном.

 

Газетное известие

 

С волками жить - по-волчьи выть.

 

Пословица

 

Ночь, мороз трещит. На сонный

Парк льет бледный свет луна.

Там и здесь - сугроб саженный,

Холод, глушь и тишина.

 

Запушились снегом елки...

Непробудно-поздний час...

В парке только рыщут волки

И издатель Салиас.

 

«Братцы-волки! Не простая

У меня есть просьба к вам...»

И волков сбежалась стая,

Удивясь таким словам.

 

«Позадумал издавать я

Здесь «Полярную звезду»

И от вас, о волки-братья,

Дорогой услуги жду.

 

Для изданья не барашки

Нужны мне, а волчья рать,

Чтоб за икры и за ляжки

Либералов всех кусать.

 

Помогите - вы мне любы -

Издавать в Лесном журнал:

Пусть узнает волчьи зубы

Современный радикал.

 

Волчий стиль мы все усвоим.

Не жалейте же клыков»...

И свое согласье с воем

Изъявило сто волков.

 

Мораль

 

Не советую на тройке,

Господа, скакать в Лесной:

Могут кончиться попойки

Там катастрофой одной.

 

Либералов вкусно мясо, -

Нынче ж кто не либерал? -

Так что волки Салиаса

Вас съедят и - кончен бал.

 

1881

Закулисный слух

 

«Увидавши Росси в «Лире»

И взглянув на дело шире,

Нильский сам имеет честь

Взять роль Лира...» - «Вот так ново!

В «Лире» шут один уж есть,

Для чего ж шута другого?»

 

1883

Зоилу

 

Ведя журнальные дебаты,

Страшись одной ужасной казни:

Того гляди, из неприязни

Укусишь самого себя ты

И сгинешь от водобоязни.

 

1879

Золотой век. (Октавы)

 

1

 

Немало развелось теперь людей

Всем недовольных - холодом и зноем,

Печатью, сценой, множеством идей,

Нарядами с нескромным их покроем,

Решеньями присяжных и судей,

И стариной и новой жизни строем,

И русскою сатирой, наконец...

Вступись же, сатирический певец,

 

2

 

Скорей за репутацию сатиры

И отвечай: вы правы! мы скромны,

Не кровопийцы мы и не вампиры,

Но в этом не видать еще вины,

Как думают различные задиры.

Когда нет зла среди родной страны,

Где каждый счастьем ближних только занят,

Где без улыбки праздничной лица нет,

 

3

 

Как может быть сатира наша зла?

Какие сокрушительные ямбы

Придут на ум, когда одна хвала

Сама собой ложится в дифирамбы,

Когда поэт, как из цветка пчела,

Отвсюду мед сбирает, и не вам бы,

Друзья мои, скорбеть, что этот мед

Сатире нашей пищи не дает.

 

4

 

Живем мы в век «отчетностей» и съездов,

Общественных, обеденных речей,

Манифестаций шумных у подъездов

И экономной топки для печей,

Прогресса всех губерний и уездов,

Где что ни шаг, то всюду для очей -

«Отрадное и светлое явленье»,

Достойное похвал и умиленья.

 

5

 

Сегодня - где-нибудь народный пир,

А завтра шумный праздник юбилея

И торжество на целый русский мир,

Где, от вина и счастия алея,

Сливаемся мы в сладкозвучный клир,

И никогда такая ассамблея

Насмешки злой - о, боже сохрани! -

Не вызовет в печати в наши дни.

 

6

 

Кто ж явится с сатирою бесстыдной

Среди торжеств, веселья и утех

Смущать в толпе покой ее завидный?

Нет, на такой мы неспособны грех.

У нас есть только юмор безобидный

И цензированный самими нами смех,

Без всякого ехидства и протеста:

В Аркадии сатирикам нет места.

 

7

 

Но все-таки мы смелы чересчур

И говорим с известною свободой;

Без страха наш развязный балагур

Трунит над бедной финскою природой,

На «чернь» рисует ряд карикатур

(Над «чернью» смех похвальною стал модой),

А иногда, как гражданин-пиит,

Городовых и дворников казнит.

 

8

 

До колик мы смеемся иногда,

С эстрады клубной слыша анекдоты

О плутовстве одесского жида,

О мужичке, который до икоты

Напился пьян... Всё это без вреда

Нас развлекает в клубе в день субботы;

Тот смех лишь возбуждает аппетит

И нашему веселью не вредит.

 

9

 

Наш юмор безобиден. Скуки ради

Стишки запретные мы любим почитать,

Мы подтруним над «сильным мира» сзади,

Чтоб льстить в глаза и стулья подавать,

И наши черновые все тетради

Наполнены - коль правду вам сказать -

Хвалебными посланьями к вельможам...

Мы никого сатирой не тревожим.

 

10

 

И это ли не признак, что настал

Век золотой? Смех горький затаился

В груди людей, и каждый думать стал

Теперь: «И я в Аркадии родился!»

И потому российский Ювенал

В Полонского у нас преобразился

И начал славить умственный застой,

Как делает граф Алексей Толстой,

 

11

 

Который некогда так весел был и боек...

- Да, век прошел проселочных дорог,

Валдайских колокольчиков и троек,

Исчез и крепостник и демагог;

Цыганок нет, нет ухарских попоек,

А вместе с тем почил на долгий срок,

Похороненный с прочими грехами,

Наш прежний смех - ив прозе и стихами.

 

12

 

По рельсам чинно ездим мы теперь,

Цыганок заменили оперетки,

И прогрессистом смотрит прежний зверь;

Безумные попойки стали редки,

Крепостники, смирившись от потерь,

Не могут жить, как прежде жили предки,

Повсюду тишь да божья благодать...

Откуда же сатиры ожидать?

 

13

 

Сатира с отрицаньем неразлучна,

А мы давно девизом запаслись,

Что вкруг «всё обстоит благополучно»,

И, искренно поверив в тот девиз,

Нашли, что и без смеха нам не скучно,

А если б даже им мы увлеклись,

То этот смех не смех ведь, а скорее

Хихиканье ливрейного лакея.

 

1872

И. Крамской. Портрет художника И. Шишкина

 

Когда к портрету только подойдешь,

То крикнешь, в пафосе хохол свой теребя,

Что более портрет на Шишкина похож,

Чем сам оригинал на самого себя.

 

1880

Из И. Аксакова (см. последний № Руси)

 

Школьник

 

Еду. Спереди и сзади

Лишь поля одни встают.

«Ну, пошел же, бога ради!

Покажи лошадкам кнут».

 

Полетела птицей тройка...

Шел с котомкой за спиной

Впереди мальчишка бойко.

«Стой, ямщик! Куда, родной,

 

Пробираешься?» - «Не близко:

В город...» - «Этакий сверчок

И один идет! Садись-ка

Ты ко мне на облучок.

 

Подвезу». Присел парнишка.

«Что в котомке ты несешь?»

- «Две рубашки в ней да книжка.

Я иду учиться». - «Что ж,

 

Будешь писарем, быть может».

- «Поучившись шесть-семь лет,

Попаду, коль бог поможет,

Даже в университет».

 

«Что-о? Как? В университете

Хочешь быть ты, мальчуган?..

Вот о чем мечтают дети

Добрых наших поселян!..

 

Боже, это уже слишком!..

У меня зудит рука...

Помогать таким мальчишкам

Не хочу... Прочь с облучка

 

И ступай пешком... Проселки

Каковы у нас?.. Разврат!..

Погоняй, ямщик! Хоть волки

Пусть его здесь заедят».

 

1883

Интимная беседа

 

«Ваш начальник нрава, говорят, крутого?»

- «Тише, тише, тише! Что вы!.. Что за слухи!..

В мире человека не найти такого:

Добр и справедлив он, честное вам слово,

Он не только ближних, не обидит мухи».

- «Он в отставку подал...»

- «Да? Что ж вы молчите!

Лучше всех подарков весть такого сорта...

Коли правду точно вы узнать хотите -

Это человек был даже хуже черта,

И в его прошедшем есть такие пятна...»

- «Он свою отставку взял на днях обратно...»

- «Взял назад?.. А я-то... Впрочем, что ж такое:

Только ради шутки несколько легко я

Говорил о графе... Вот вам бог свидетель:

Наш начальник - общий друг и благодетель;

Мы души не чаем в нашем генерале!..»

- «Да вчера он умер. Разве вы не знали?»

- «Умер. Полно, так ли?.. Вы не лжете если,

Я готов издохнуть, сидя здесь на кресле,

Коль совру пред вами, да и врать к чему же? -

В мире человека не бывало хуже:

Зол, сварлив, развратен, и - того не скрою -

Жил он перед смертью с собственной сестрою, -

Но должна казаться для судебной власти

Смерть его, однако, истинной потерей:

Мне сказал недавно пристав нашей части,

Что замешан даже он в подделке серий».

 

1869

История одного романиста

 

Коротенькие мысли, коротенькие строчки,

Клубничные намеки от точки и до точки,

Широкие замашки и взгляд мещански узкий,

Язык преобладающий - не русский,

а французский;

Легко всё очень пишется и без труда читается,

И из голов читателей тотчас же испаряется.

 

1871

К пьесе Чужая вина г. Устрялова

 

Эта драма назваться должна,

Чтоб избегнуть скандала немалого,

Уж совсем не «Чужая вина»,

А вина - господина Устрялова.

 

1863 или 1864

Каков талант? И где ж его...

 

Каков талант? И где ж его

Поймет простой народ?

Он сам напишет «Лешего»

И сам его споет...

 

Слез много нами вылито,

Что он в певцы пошел...

Иван Сергеич! Вы ль это?

Вас _Леший_ обошел.

 

1868

Какого мненья вы об С.?...

 

«Какого мненья вы об С.?» - «Да о котором?»

- «О fils’e: ведь на сцене только fils!» {*}

{* Сын (франц.). - Ред.}

- «Он - я о нем замечу не с укором:

Актера сын, племянник трех актрис,

Но самого его кто ж назовет актером?..»

 

1877

Клевета

 

Не верьте клевете, что мы стоим на месте,

Хоть злые языки про это и звонят...

Нет, нет, мы не стоим недвижно, но все вместе

И дружно подвигаемся... назад.

 

1870

Кн. В. Мещерскому

 

«Я внук Карамзина!» -

Изрек в исходе года

Мещерский. - «Вот-те-на!»

Пошел такого рода

Гул посреди народа:

«При чем же тут порода?

И в наши времена -

_В семье не без урода_».

 

1877

Король и шут

 

Король негодует, то взад, то вперед

По зале пустынной шагая;

Как раненый зверь, он и мечет и рвет,

Суровые брови сдвигая.

 

Король негодует: «Что день, то беда!

Отвсюду зловещие вести.

Везде лихоимство, лесть, подкуп, вражда,

Ни в ком нет ни правды, ни чести...

 

Поджоги, убийства, разврат, грабежи,

Иуда сидит на Иуде...»

Король обратился к шуту: «О, скажи:

Куда делись честные люди?»

 

И шут засмеялся: «Ах ты, чудодей!

Очистив весь край понемногу,

Ты в ссылку отправил всех честных людей

И - сам поднимаешь тревогу!»

 

1882

Кто он? Ради бога...

 

1

 

Кто он? Ради бога,

Дайте нам ответ...

Говорит немного,

Больше да и нет,

Сядет молча, строго,

С кипою газет...

Кто он? Ради бога,

Дайте нам ответ.

 

2

 

Все его встречали,

Но не знал никто,

В театральной зале,

В клубе у лото.

Для него дорога

Не закрыта в свет...

Кто он? Ради бога,

Дайте нам ответ.

 

3

 

В дверь у Доминика

Входит, «Весть» берет...

«Вот он! посмотри-ка!..» -

Кто-нибудь шепнет.

Общая тревога...

Опустел, буфет...

Кто он? Ради бога,

Дайте нам ответ.

 

4

 

Утром в день приемный

Журналисту он

С рукописью скромной

Отдавал поклон,

Корчил демагога,

Порицал бюджет...

Кто он? Ради бога,

Дайте нам ответ.

 

5

 

В зале Бенардаки

Чтение... народ...

Он уж в черном фраке

Пробрался вперед

Слушать прелесть слога

И живой куплет...

Кто он? Ради бога,

Дайте нам ответ.

 

6

 

Ночью в час урочный

Начался шпиц-бал, -

Как депеша точный,

Он уж там - и взял

В кассе у порога

Даровой билет...

Кто он? Ради бога,

Дайте нам ответ.

 

7

 

Тучи вкруг нависли...

В слякоть через мост

Труженика мысли

Тащат на погост...

Поотстав немного,

Он бредет вослед...

Кто ж он? Ради бога,

Дайте нам ответ.

 

1865

Кумушки

 

«Эх! не плачь, кума!

Значит - дело земское!..»

- «Знаю и сама,

Да ведь сердце женское.

Врозь с ним - нет житья...»

- «Не вернешь Кондратьева,

Вышла, вишь, статья

Гнать, и гнать, и гнать его.

 

Знай! везде бедняк

(В умных книгах значится)

До могилы так

Всё с бедой маячится.

Мать на свет родит -

Нечем воспитать его,

И судьба спешит

Гнать, и гнать, и гнать его.

 

Бедняки снесут -

Сладко ли, не сладко ли -

Всё: по шее ль бьют,

Лупят под лопатку ли.

Сирому - сна нет,

Давит зло, как тать, его,

И один ответ -

Гнать, и гнать, и гнать его.

 

Раз уйдет от зла -

Словно жизнь и ладится,

Глядь - из-за угла

Снова горе крадется.

Так не плачь, кума!

Позабудь Кондратьева:

Нужно из ума

Гнать, и гнать, и гнать его».

 

1861

Лес (И. Шишкина)

 

Правдиво так написан лес,

Что все невольно изумляются.

В таком лесу насмешки бес

И эпиграмма заплутаются.

 

1881

Либерал от Порядка

 

Либерал от ног до темени,

Возвещал он иногда:

«До поры лишь и до времени

Я молчу, - но, господа,

Будет случай, и могучее

Слово я скажу, клянусь!»

И - того дождался случая:

«Говорите, сударь, ну-с!»

И, прищуря глазки карие,

На свой фрак роняя пот,

Из времен Гистаспа Дария

Рассказал он анекдот.

 

1880

Лирик

 

1

 

Лет... неизвестных он лет.

Ясный как день, напомаженный,

Ходит счастливый поэт,

Словно амур переряженный;

Смотрит на всех свысока...

Барышни лет сорока

Шлют ему с краской девической

Вздохи любви платонической.

 

2

 

Кудри отбросив назад,

В песне искусственно пламенной

В каждой гостиной он рад

Бросить свой стих отчеканенный,

Нежа и сердце, и слух

Пудрой затертых старух,

Фатов, без дела скучающих,

И старичков отцветающих.

 

3

 

Льется блестящий каскад,

Звуки холодные, лживые...

Блеском подобным горят

Все бриллианты фальшивые.

В зале молчанье царит,

Только поэт говорит,

Как он однажды в Неаполе

С нимфой беседовал на поле.

 

4

 

Чуждый житейских тревог,

Бредит он небом Италии,

В песне не скажет - сапог,

Скажет, наверно, - сандалии.

В Рим переносит нас он:

Образы римских матрон,

Лес кипарисный и тополи...

Все мы неистово топали -

 

5

 

В зале, когда он читал

Стансы свои вдохновенные.

Даже, я сам замечал,

Лысины очень почтенные,

В сани влезая с крыльца,

Вслух поощряли певца:

Скрыть не могли одобрения

После публичного чтения.

 

6

 

Кончен парадный обед...

Общество всё дожидается...

Вот наконец сам поэт

Из-за стола поднимается,

Сделал классический жест

(Публика больше не ест)

И с грациозной свободою

Вдруг разрешается одою.

 

7

 

Жалок отпетый творец...

В прессе над ним насмехаются,

Но не робеет певец:

Им и теперь увлекаются -

Барышни лет сорока,

Два-три седых старика...

И меж своими знакомыми

Он осаждаем альбомами.

 

1865

Лирические песни без гражданского отлива. Тихая звездная ночь...

 

2

 

Тихая звездная ночь.

Друг мой, чего я хочу?

Сладки в сметане грибы

В тихую звездную ночь.

 

Друг мой, тебя я люблю,

Чем же мне горю помочь?

Будем играть в «дурачки»

В тихую звездную ночь.

 

Друг мой! Умен я всегда,

Днем я - от смысла не прочь.

Лезет в меня ерунда

В теплую звездную ночь.

 

1863

Лирические песни без гражданского отлива. Ты предо мною сидишь...

 

1

 

Ты предо мною сидишь;

Весь я горю от любви:

Ум я теряю всегда,

Если сидим vis-a-vis.

 

Сядь же напротив меня

Или к себе подзови:

Будем мы молча сидеть

Целую ночь vis-a-vis.

 

1863

Лирические песни с гражданским отливом. Солнце спряталось в тумане...

 

(Посвящ А. Фету)

 

2

 

Солнце спряталось в тумане.

Там, в тиши долин,

Сладко спят мои крестьяне -

Я не сплю один.

Летний вечер догорает,

В избах огоньки,

Майский воздух холодает -

Спите, мужички!

 

Этой ночью благовонной,

Не смыкая глаз,

Я придумал штраф законный

Наложить на вас.

Если вдруг чужое стадо

Забредет ко мне,

Штраф платить вам будет надо.

Спите в тишине!

 

Если в поле встречу гуся,

То (и буду прав)

Я к закону обращуся

И возьму с вас штраф;

Буду с каждой я коровы

Брать четвертаки,

Чтоб стеречь свое добро вы

Стали, мужички...

 

1863

Лирические песни с гражданским отливом. Холод, грязные селенья...

 

(Посвящ А. Фету)

 

1

 

Холод, грязные селенья,

Лужи и туман,

Крепостное разрушенье,

Говор поселян.

От дворовых нет поклона,

Шапки набекрень,

И работника Семена

Плутовство и лень.

На полях чужие гуси,

Дерзость гусенят, -

Посрамленье, гибель Руси.

И разврат, разврат!..

 

1863

Лунная ночь

 

1

 

Полночный мрак!.. Лишь лунным светом

В моей тюрьме озарена

С ночного неба, теплым летом,

Решетка узкого окна.

О, сколько раз, с ночного крова,

В иные дни, с закатом дня,

Вот так же с неба голубого

Луна смотрела на меня.

 

2

 

Я был дитя. Вскочив с кроватки,

Прижавшись к няне в поздний час,

Я слушал, словно в лихорадке,

О змей-горыныче рассказ.

Всё в страшной сказке было ново,

А в детской темно, нет огня...

И так же с неба голубого

Луна смотрела на меня.

 

3

 

Я помню ночь. Все в доме спали,

Лишь мы в аллее, милый друг,

Как дети, в трепете дрожали

За каждый шелест, каждый звук...

Руки пожатье... полуслово...

И, мягким светом осеня,

Вот так же с неба голубого

Луна смотрела на меня.

 

4

 

Осенний вечер. Тускло зала

Освещена, а впереди,

В гробу, в цветах она лежала,

Сложивши руки на груди.

В углу от горя рокового

Рыдал я, жизнь свою кляня,

И так же с неба голубого

Луна смотрела на меня.

 

5

 

Метель, сугробы... С диким воем

Кругом меня стонала степь.

Я шел закованный, с конвоем,

В ногах звучала мерно цепь.

Повсюду снег блестел, и снова,

Как будто путника виня,

Сквозь иней с неба голубого

Луна смотрела на меня.

 

6

 

Свидетель жизни неудачной,

Мне ненавистна ты, луна!..

Так не смотри в мой угол мрачный

Сквозь раму тусклого окна

И не буди того нескромно,

Что улеглось во мне давно...

Пусть лучше в небе будет темно,

Как на душе моей темно.

 

1866

М. Н. К<атко>ву (С толпой журнальных кунаков...)

 

С толпой журнальных кунаков

Своим изданьем, без сомненья,

С успехом заменил Катков

В России Третье отделенье.

 

1880 или 1881

М. Н. К<атко>ву. (В доносах грязных изловчась...)

 

В доносах грязных изловчась,

Он даже, если злобой дышит,

_Свою_ статью прочтет подчас,

То на _себя_ донос напишет.

 

1880 или 1881

М. Н. Л<онгино>ву

 

За что - никак не разберу я -

Ты лютым нашим стал врагом.

Ты издавал стихи в Карлсруэ,

Мы - их в России издаем.

Мы шевелить старались вместе

Ты - мозг спинной, мы - головной;

Читает нас жених невесте,

Тебя же муж перед женой

Читать, наверно, побоится,

И только, может быть, хмельной

Иным стихом проговорится.

За что ж накладывать на нас

Ты любишь цензорскую лапу?

За то ль, что новый наш Парнас

Не служит более Приапу?

Иль, наконец, твоя вражда

В различьи наших свойств таится?

Так мать-блудница иногда

На дочь невинную косится.

 

Первая половина 1870-х годов

М. О. М<икеши>ну

 

Художник смелый наш, Орфей в карикатуре!

Таланта твоего нельзя не оценить:

Ты камни заставляешь говорить...

О собственном бессилии в скульптуре.

 

1871

М. Т. Лорис-Меликову. (Как член российской нации...)

 

Как член российской нации,

Привык к субординации...

 

Ввиду ж порядка строгого

Мы просим, граф, немногого:

Вы дайте конституцию,

На первый раз хоть куцую!

 

1880

Мадригал

 

Она останется всегда

Артисткой нужною для сцены,

И хоть не очень молода,

Но всё ж моложе Мельпомены.

 

1884

Монолог художника в драме Джулиано Бертини, или терновый венок гения

 

Я весь в жару, как в первый день признанья.

Души моей натянутые струны

Готовы вдруг одним певучим хором

Ответить небесам мелодиею звуков.

Чело горит, струится в жилах пламень,

Я чувствую приливы вдохновенья

Во имя чистого великого искусства!..

Искусство!

(Падает на колени.)

Весь я твой - и ты мое, искусство!

Вот здесь, в груди, божественная искра

Горит огнем небесного веленья,

Тревожит, жжет меня, и я, небес избранник,

Весь трепещу под чарой вдохновенья.

(Быстро встает и начинает импровизировать.)

Я расторгнул жизни путы,

Вдохновенный без границ.

В те великие минуты,

Люди, люди-лилипуты,

Предо мной падите ниц.

На колени! песнопений,

Для грядущих поколений,

Я пролью за звуком звук.

Вы - толпа, я - светлый гений,

Я - рожден для вдохновений,

Вы - для мелких бед и мук.

Для детей погибших мира

Я пою, - смиряет лира

Горе, скорби и печаль.

С именами Гете, Данта

Имя нового гиганта

Люди впишут на скрижаль.

Душно, душно!.. мир мне тесен...

(Срывает с себя галстук и сюртук.)

Муза, муза! лиру мне!

Нужно звуков, рифм мне, песен -

Я горю, я весь в огне...

(Обессиленный и облитый холодным потом, опускается

на ковер поддерживаемый музой.)

 

1860

Московская легенда XIX века

 

Друг друга любили они с бескорыстием оба;

Казалось - любви бы хватило с избытком до гроба!

 

Он был Славянин - и носил кучерскую поддевку,

А ей сарафан заменял и корсет, и шнуровку.

 

То платье обоим казалось и краше, и проще,

И в нем они вместе гуляли по Марьиной роще.

 

Читал он ей Гегеля, песни Якушкина, сказки,

Цалуя то в губки, то в щечки, то в синие глазки.

 

И в ней развивал он вражду к молодым либералам,

К прогрессу, к Европе, ко всем не московским журналам.

 

Он ей по-французски болтать запретил совершенно,

И с ней о народности он говорил вдохновенно.

 

Суровый завет для нее был тяжелой веригой,

Но Кирша Данилов у ней был настольною книгой.

 

Так дни проходили - их счастье всё шире да шире, -

Казалось, четы нет блаженней, довольнее в мире.

 

Но счастья лучи не всегда одинаково жарки.

Ужасную весть от соседней болтуньи-кухарки

 

Узнал Славянин, весь исполнен грозы и испуга,

Что носит украдкой корсет с кринолином подруга!

 

Узнал - не спасла, не пошла, верно, впрок пропаганда, -

Что ночью Славянка... читает романы Жорж Занда.

 

Узнал он и, верный принципу московских собратий,

Любовь свою предал всей силе суровых проклятий.

 

Угрюмо и мрачно всегда проходил он Лубянкой,

Страшась повстречаться с коварною псевдославянкой.

 

Друг с другом навеки они так рассталися оба,

А счастья, казалось, обоим хватило б до гроба!

 

1860

Мотивы русских поэтов. (1. Мотив мрачно-обличительный)

 

1. Мотив мрачно-обличительный

 

 

Мир - это шайка мародеров,

Где что ни шаг, то лжец иль тать:

Мне одному такой дан норов,

Чтоб эту сволочь усмирять.

 

Не буду петь я: mia cara! {*}

«Ночной зефир струит эфир»,

Но, как гроза, как божья кара,

Заставлю дрогнуть целый мир.

{* Моя дорогая! (Итал.) - Ред.}

 

Во все трактиры, рестораны,

Как зоркий страж, начну ходить,

Для вас, общественные раны,

Я буду пластырем служить.

 

Во всех приказных, бравших взятки

(Подогревая в сердце злость),

Во всех, кто грубы, грязны, гадки,

Мой стих вопьется, словно гвоздь.

 

Рысак ли бешеный промчится,

Спадет ли с здания кирпич,

Хожалый вздумает напиться -

Я буду всех разить, как бич,

И стану сам себе дивиться.

 

Людей сдержу я, как уздой,

И буду в жизненном потоке

Для них живой сковородой,

Где станут жариться пороки.

 

1865

Мотивы русских поэтов. (4. Юбилейный мотив)

 

4. Юбилейный мотив

 

 

(Кому угодно)

 

Когда сном крепким спал народ,

И спячка длилась год за годом...

(Тут нужно древний эпизод

Сравнить с новейшим эпизодом.)

 

Когда на всех, в ком сила есть,

Смотрела Русь в немом испуге...

(Поэт обязан перечесть

Здесь юбилятора заслуги.)

 

Тогда (обеденный певец

Встает в порыве вдохновенья)

Ты появился наконец!

(Сбегают слезы умиленья.)

 

Как луч из мрачных облаков,

Ты вдруг сверкнул, нам дал отвагу!..

(Чтоб не забыть своих стихов,

Поэт косится на бумагу.)

 

И вот теперь весь этот зал

Тебя помянет в общем тосте!..

(Певец хватает свой бокал,

А лоб певца целуют гости.)

 

1865

Мотивы русских поэтов. (2. Мотив слезно-гражданский)

 

2. Мотив слезно-гражданский

 

Мне жаль тебя, несчастный брат!..

Тяжел твой крест - всей жизни ноша.

Не предложу тебе я гроша,

Но плакать, плакать буду рад.

 

Пусть возбуждают жалость в мире

Твои лохмотья, чахлый вид -

Тебе угла не дам в квартире,

Но плакать буду хоть навзрыд.

 

Ходи босой в мороз и слякоть,

Я корки хлеба не подам,

Но о тебе в альбомах дам

Я стану плакать, плакать, плакать!..

 

1865

Мотивы русских поэтов. (3. Мотив ясно-лирический)

 

3. Мотив ясно-лирический

 

 

Тихий вечер навевает

Грезы наяву,

Соловей не умолкает...

Вот я чем живу.

Месяц льет потоки света...

Сел я на траву, -

Огоньки сверкают где-то...

Вот я чем живу.

В летний день, в затишьи сада,

Милую зову,

Поджидаю в поле стадо...

Вот я чем живу.

Лаской девы ненаглядной,

Rendez-vous {*} во рву,

Видом бабочки нарядной -

Вот я чем живу.

Я срываю шишки с ели,

Незабудки рву

И пою, пою без цели...

Вот я чем живу.

{* Свиданием (франц.). - Ред.}

 

1865

Мотивы русских поэтов. (5. Мотив бешено-московский)

 

5. Мотив бешено-московский

 

 

Русь героями богата,

Словно вылита она

Из гранита и булата,

И прихода супостата

Не боится вся страна,

Не обдаст врагов картечью,

Не покажет им штыка,

Но отбросит перед сечью

Молодецкой, русской речью,

Просолив ее слегка,

Этой речью сочной, рьяной,

Крепкой, цепкой так и сяк,

Забубённой, грозной, пряной,

Удальством славянским пьяной,

Едкой, меткой, как кулак.

Кто ж противиться нам может?

Славянин перед врагом

Руку за ухо заложит,

Гаркнет, свистнет и положит

Супостатов всех кругом.

 

1865

Муза

 

Муза, прочь от меня!

Я с тобой разрываю все узы...

Право честного слова ценя,

В мир хочу я явиться без музы.

Прочь, развратница! Твой Геликон

Шарлатанам стал местом базара,

Лучезарный твой бог Аполлон

Нарядился в ливрею швейцара;

Опозоренный, дряхлый старик

Мелкой лестью сменил вдохновенье

И в прихожих, в грязи униженья,

От речей неподкупных отвык.

Муза, прочь!.. не нужна

Мне опора твоя ненавистная.

Ты порой, как весталка, скромна,

То нагла, как блудница корыстная.

Перед юным и честным певцом

Ты свой умысел гнусный скрывала,

Подходила с невинным лицом,

Как невеста пред брачным венцом,

Целомудренно взор опускала.

Ты водила поэта в поля,

В наши грустные, русские степи;

Ты рыдала, кляня

Крепостничества ржавые цепи,

Ты на вопли народные воплем своим отвечала,

И могучая песня стонала,

Как стонала родная земля.

Время шло... На мотивы гражданские мода

Обратилась в плохое фиглярство;

Спали цепи с народа

На глазах изумленного барства;

На вчерашние темы напев

Что ни шаг представлял неудобства,

И свободная муза свой гнев

Променяла на лиру холопства.

А ты, поэт, спокойней путь избрав,

Не постыдился жалкого юродства:

За чечевичную похлебку, как Исав,

Ты продал на обедах первородство.

Нет, муза, - прочь!..

 

1866 или 1867

Н. Щербине, издавшему сборник Пчела

 

Поэт! к единственной я склонен похвале:

«Пчела» Булгарина сродни твоей «Пчеле».

 

1865

На борзом коне воевода скакал...

 

На борзом коне воевода скакал

Домой с своим верным слугою;

Он три года ровно детей не видал,

Расстался с женой дорогою.

 

И в синюю даль он упорно глядит;

Глядит и вздыхает глубоко...

«Далеко ль еще?» - он слуге говорит.

Слуга отвечает: «Далеко!»

 

Уж стар воевода; скакать на коне,

Как прежде, он долго не может,

Но хочет узнать поскорей о жене,

Его нетерпение гложет.

 

Слуге говорит он: «Скачи ты вперед,

Узнай ты, всё ль дома здорово,

С коня не слезая, у самых ворот,

И мчись ко мне с весточкой снова».

 

И скачет без устали верный слуга...

Скорее ему доскакать бы...

Вот видит знакомой реки берега

И сад воеводской усадьбы.

 

Узнал обо всем он у барских ворот,

И вот как опущенный в воду

Печальные вести назад он везет,

И жалко ему воеводу.

 

«Ну, что?» - воевода скрывает свой вздох

И ждет. «Всё в усадьбе исправно, -

Слуга отвечает, - лишь только издох

Любимый ваш сокол недавно».

 

«Ах, бедный мой сокол! Он дорог был мне...

Какой же с ним грех приключился?»

- «Сидел он на вашем издохшем коне,

Съел падаль и с жизнью простился».

 

«Как, конь мой буланый? Неужели пал,

Но как же погиб он, мой боже!»

- «Когда под Николу ваш дом запылал,

Сгорел вместе с домом он тоже».

 

«Что слышу? Скажи мне, мой терем спален,

Мой терем, где рос я, женился?

Но как то случилось?» - «Да в день похорон

В усадьбе пожар приключился»...

 

«О, если тебе жизнь моя дорога,

Скажи мне как брату, как другу:

Кого ж хоронили?» - И молвил слуга:

«Покойную вашу супругу».

 

1868

На исходе лета в Ялте...

 

На исходе лета в Ялте

Слишком шумно, слишком модно,

И искать уединенья

Там, конечно, очень трудно.

 

Только сменит вечер ясный

Зной томительного дня,

Просыпается движенье, -

Грохот, звон и беготня.

 

Слышны смех и женский говор

На террасах и балконах;

Скачет публика в колясках,

В шарабанах, в фаэтонах.

 

То промчится кавалькада...

Лиц, фигур, нарядов смесь.

А туда, на берег моря,

Высыпает город весь.

 

Тут найдем разнообразье,

Пестроту калейдоскопа,

Тут лицом к лицу с Востоком

Часто сходится Европа.

 

Тут мы встретим иностранцев,

Киевлян, костромичей,

Снобсов с Невскаго проспекта

И с Арбата москвичей,

 

Из Берлина офицеров,

Моряков с британской шкуны,

Счастья баловней, живущих

Под охраною фортуны.

 

И, пока не разразилась

Над счастливцами гроза,

На большой дороге жизни

Пыль пускающих в глаза.

На ком шапка горит?

 

Имея многие таланты,

К несчастью, наши интенданты

Преподозрительный народ.

Иной, заслыша слово «ворон»,

Решает, что сказали: «вор он!» -

И на его, конечно, счет;

А если кто проговорится

Невинным словом «воробей»,

Он начинает сторониться,

Поймавши звуки: «вора бей!»

 

1881

На морском берегу

 

(Баллада)

 

 

В виду океана ревел, как борей,

Джон Буль, находясь в ажитации:

«Явись, о Фетида, богиня морей,

Защитница английской нации,

Явись и скажи мне, кто может со мной

Соперничать в силе и в славе земной?..

 

На двух полушариях английский флаг

Всевластно теперь развевается;

Пред золотом нашим как друг, так и враг

Почтительно ныне склоняется;

Где меч не проложит дорогу себе,

Там деньги осилят в неравной борьбе.

 

Весь мир - мой!» Тогда из пучины морской,

Где стихло волнение шумное,

Ему отвечала Фетида с тоской:

«Какая кичливость безумная!

О смертный, скажу, справедливость любя,

Заносчивость эта погубит тебя.

 

Как ты, был заносчив мой сын Ахиллес

И боя искал рукопашного;

Однако, к несчастью, по воле небес,

Пята Ахиллеса бесстрашного

Была уязвима, и пал он в бою,

Наполнивши скорбью всю душу мою.

 

Британский твой лев так же грозен на взгляд,

Кичливость за ним та же водится,

Но всё же своих «ахиллесовых пят»

Ему забывать не приходится.

Египет - Ирландия - Индия: ты

Сперва залечи-ка три эти пяты».

 

1886

На союз Ф. Достоевского с кн. Мещерским

 

Две силы взвесивши на чашечках весов,

Союзу их никто не удивился.

Что ж! первый дописался до «Бесов»,

До чертиков другой договорился.

 

1873

На улице (Четыре мгновения)

 

1

 

Утро. Весь город от сна просыпается...

Люди рабочие всюду бегут.

Гул и движение... Кто-то ругается

И... непременно кого-нибудь бьют.

 

2

 

Полдень. Столица как будто наряднее,

Взад и вперед экипажи снуют...

Треск: на передних наехали задние

И... непременно кого-нибудь бьют.

 

3

 

Вечер. По улицам газ зажигается,

Речи свободней слетают, и кнут

Как-то живее в руке поднимается

И... непременно кого-нибудь бьют.

 

4

 

Ночь. Люди спят уже. Время приспело им

Кончить поденный свой труд,

Если же шаг мы по улице сделаем -

Там непременно кого-нибудь бьют.

 

1865

На художественной академической выставке. К картине Битая дичь г. Граверта

 

Здесь в указатель глядеть не приходится,

Можно здесь разом постичь,

Что на картинах пред нами находится

_Дичь_, господа, только _дичь_!..

 

1863

На художественной академической выставке. Нищие (г. Гаугера)

 

В этих нищих мы напрасно

Бедняков несчастных ищем:

Мне, смотря на них, ужасно

Быть таким хотелось нищим.

 

1862

Над урной

 

Ах, неужель ты кинул свет,

Хозяин мой седой?

Таких людей уж больше нет

Под нашею луной.

Ты состояние с трудом

Всю жизнь свою копил,

У Покрова построил дом,

А в дом жильцов пустил.

 

С процентом скромным капитал

Пуская частно в рост,

Раз в год ты нищим помогал,

Ел постное весь пост.

Умел узнать ты стороной,

Кто деньги занимал,

И ежедневно на Сенной

Сам мясо покупал.

 

Хотя ты был не из числа

Чувствительных сердец,

Но от тебя не ведал зла

Домовый твой жилец.

До самой смерти неженат

И чужд семейных уз,

Носил ты ватошный халат

И плисовый картуз.

 

Ты сам себе приготовлял

Лукулловский обед:

Картофель с свеклою мешал

В роскошный винегрет.

Без темных дум, без тайных мук

Добрел до поздних лет;

Всегда с тобой был твой чубук

И вязаный кисет.

 

С чухонцем дворником был строг,

Журил его слегка;

Ходил ты изредка в раек

Смотреть «Жизнь игрока».

Порою, чтоб себя развлечь,

Ты почитать любил:

Тобой прочитан был весь Греч

И Зотов - Рафаил.

 

Я на потухший твой закат

Без слез смотреть не мог,

Как, сняв свой ватошный халат,

Ты в гроб сосновый лег.

С тех пор как ты покинул свет,

Я всё твержу с тоской:

«Таких людей уж больше нет

Под нашею луной!»

 

1861

Надпись к роману г. Боборыкина В путь-дорогу!

 

«_В путь-дорогу_!» - новейший роман!

Для какой же он публики дан?

Да спасут Боборыкина боги:

Сбился он и _с пути_ и _с дороги_.

 

1862 или 1863

Напрасные опасения

 

Мы, люди старого закала,

Смотря, как мир идет вперед,

Скорбим и сетуем немало,

Что обновился жизни ход,

Что изменились люди, нравы,

Черты нет прежней ни одной, -

Но в этом мы, друзья, не правы:

Всё тот же он, наш край родной.

 

Как старовер журнальной лиги,

Смотрю кругом я без забот:

У жизни, как у старой книги,

Лишь обновился переплет.

Под неизменным зодиаком

Живет и дышит божья тварь,

И под блестящим, новым лаком

Еще сквозит родная старь.

 

В столицах и в глуши уезда

Всё те же блага старины,

Лишь не с парадного подъезда,

А с заднего крыльца должны

Мы в бытовые наши гнезда

Вступать в родимой стороне,

Где все мы рано или поздно

Вернемся к прошлому вполне.

 

Прогресса ширмы лишь для виду

Скрывают наш старинный быт,

Но он не даст себя в обиду,

За дело предков постоит,

Не променяет идеала,

Которому служил века,

И - поскобливши либерала,

Мы в нем найдем крепостника.

 

Держась за старые порядки,

Мы противу рожна не прем;

Где нужно, предлагаем взятки,

Где можно, сами их берем;

Не отрицая просвещенья,

Имеем в сердце божий страх

И выставляем в день крещенья

Кресты на всех своих дверях.

 

Любая пришлая химера

У нас мутит одних детей;

Мы любим почитать Вольтера

И верим в леших и в чертей;

Заботясь о домашнем мире,

Просыпав соль, скрываем вздох

И изумляемся, в квартире

Не находя клопов и блох.

 

Идеи западные с толку

Не сбили нашу «соль земли»,

И ту же «Северную пчелку»

Мы в «Новом времени» нашли.

В его любой заглянешь нумер

И крикнешь радостно всегда:

«Булгарин жив, и Греч не умер!»

Чего ж еще вам, господа?!.

 

1885

Народные мотивы. Лунное затмение

 

По селу идет с котомкой

Отставной солдат.

В небе светит полный месяц,

Звездочки горят.

 

Всюду тихо; только где-то

Лает сонный пес.

Вдруг солдат остановился,

В землю словно врос.

 

«Что за диво! Тучки малой

Нет в выси небес;

Надо мной сейчас плыл месяц,

Плыл и вдруг исчез.

 

Про затменье толковали,

Помню, господа,

Но его мне не случалось

Видеть никогда».

 

В этот миг ему навстречу

Мужичок. «Земляк,

Что вдруг с месяцем случилось?

Не пойму никак.

 

Не успел набить я трубки,

Месяц с неба - прыг...»

- «Я, голубчик мой, нездешний», -

Отвечал мужик.

 

1880

Народные мотивы. Ты куда бежишь?

 

«Ты куда бежишь?» - «Купаться», -

Крикнул сын из-за угла,

И старуха-мать ругаться

По привычке начала:

«Попадись-ка мне, парнишка,

Встрепка будет, - погоди!..

А утонешь если, Мишка,

То домой и не ходи».

 

1880

Насущный вопрос

 

Гражданин

 

Молчи, толпа!.. Твой детский ропот

Тревожит мирный сон граждан.

Ужели был напрасно дан

Тебе на свете долгий опыт?..

Тебя, капризную толпу,

Ведем мы к истине, к науке,

И, яркий светоч взявши в руки,

Твою житейскую тропу

Мы озаряем блеском знанья.

Среди блестящего собранья

Мы проливаем много слез,

Слагая речь за бедных братии,

За всех, кто много перенес

Обид, гонений и проклятий.

Твои невзгоды и тоску

Мы чтим в созданиях поэта,

И среди земского совета

Даем мы место мужичку;

Всему, что сиро и убого,

Мы сострадали столько раз,

И Ломоносова дорога

Открыта каждому из вас.

Чего ж вам надо? Не робея,

Вкушайте знанья сладкий сок:

Сплетем лавровый мы венок

Для гениального плебея,

И - будь он селянин простой -

Пред ним преклонимся мы дружно.

Чего же вам, безумцы, нужно?

Того ль, чтоб дождик золотой,

Как манна, падал прямо с неба,

Балуя праздностью народ?

Чего же вам недостает?

Чего ж хотите?..

 

Толпа

 

Хлеба! Хлеба!..

 

1868

Нашествие свистопляски

 

(Легенда XIX ст.)

 

 

 

Что за волненье в рядах журналистики?

Жалкий, испуганный вид!

Жертвенник пуст, и журнальные мистики

Бросили скит.

 

Туники смятые, лица печальные,

Очи тревогой горят,

Стонут и плачут витии журнальные

Все зауряд.

 

Хроники в трауре; сонная критика

К нам нагоняет тоску,

Лиры не тронуты, даже, взгляните-ка,

Смолк и «Куку»...

 

Где же их жажда труда и опасности,

Где их походы за дам,

Даже погас перед статуей гласности

Вдруг фимиам.

 

Что ж их тревожит? игра ли фантазии?

Слава ли сводит с ума?

Или холера идет к ним из Азии,

Или чума?

 

Иль, наконец, им грозит наводнение,

Новый всемирный потоп?..

Нет! их иное пугает сомнение,

Хмурит их лоб.

 

Ужас наводит чума азиятская,

Страшен холеры возврат,

Но наказание послано адское

Хуже в стократ.

 

Враг их явился под гаерской маскою!

Нет от беды оборон...

Имя ж ее (хоть зовут свистопляскою)

Есть «Легион»!

 

Ходит она словно тень неотвязная

И, потешая народ,

Ловит всё пошлое, всё безобразное, -

Ловит и бьет.

 

Что б ни увидела, что б ни заметила,

Пусть лишь сфальшивит где звук, -

 

Так эпиграммою прямо и метила,

Дерзкая, вдруг!

 

Мысль, уж преданьем давно освященную,

Нужно, так, смотришь, казнит,

Даже Буслаева - личность ученую

Не пощадит.

 

Жрец журналистики пляской скандальною

Назвал ту пляску с тех пор,

И похоронную песнь погребальную

Пел хроникер.

 

Пел он протяжно, - жрецы ж, сняв сандалии,

Древних молили богов,

Чтоб не смущал этот свист вакханалии

Старческих снов.

 

1861

Наяву

 

Я трепетал,

Как говорил,

Явившись в зал,

Славянофил.

Я изнывал

От ног до плеч,

Как он читал

Собратьям речь.

Я тосковал

И тер свой лоб,

Как он строгал

Европе гроб,

Как Запад клял,

И мудр и строг,

И прославлял

Один Восток.

И тех идей

Водоворот

В душе моей

Переворот

Тогда свершил,

К Москве свой взор

Я устремил,

Поддевку сшил

И стал с тех пор

Славянофил!

 

1860

Нельзя довериться надежде...

 

Нельзя довериться надежде,

Она ужасно часто лжет:

Он подавал надежды прежде,

Теперь доносы подает.

 

1870

Необходимая оговорка

 

_Текущей_ журналистику назвать,

Конечно, можем мы, и это правда сущая:

Она поистине «текущая»,

Но только вспять.

 

1879

Новая новинка

 

Украсился журнальный огород,

И новая в нем появилась грядка,

Но скукою «порядочной» несет

От первого же нумера «Порядка»,

Хоть даже сам Тургенев очерк дал,

Чтоб оживить хоть несколько изданье.

Так в дом купца, в день бракосочетанья,

Зовется свадебный, парадный генерал.

 

1881

О, художник, если взял ты...

 

О, художник, если взял ты

В руки посох пилигрима,

Чтоб узнать красоты Крыма,

Убежим из модной Ялты

 

В горы, дальше от движенья...

В тридцати верстах от шумной

Суеты ее безумной есть татарское селенье.

 

Не далась ему известность,

Об Алуште не кричали,

Но в Крыму найдем едва ли

Привлекательнее местность.

 

Оглянись! Здесь воздух чище,

Живописней вид - не так ли?

По горе гнездятся сакли,

С плоской кровлею жилища,

 

И сбегают горной кручей

Вниз, туда, где спит долина.

Слева - горы и вершина

Чатырдага: сизой тучей

 

Как чалмой она обвита;

Справа - море вечно плещет,

И под всей картиной блещет,

С горизонта до зенита,

 

Неба купол бирюзовый.

Сколько зелени и блеска!

Там, в листве садом, как резко

Выделяется суровый

 

Кипарис! А великаны,

Эти тополи, упрямо

Словно в небо рвутся прямо,

Как зеленые фонтаны.

 

Тишина кругом. Порою

Грянет выстрел отдаленный,

И орел, им пробужденный,

Пролетает над горою.

Одному из лекторов

 

Не диво, что клонил всех слушателей сон

На лекциях его, но то одно, что он

Сам не заснул от собственного чтенья,

Гораздо большего достойно удивленья.

 

1888

Одному из многих

 

Он всюду тут как тут, живет во весь карьер,

Он новости до их рожденья слышит,

Он за два месяца уж чует, например,

Кто женится и кто на ладан дышит...

A livre ouvert {*} играет он и пишет,

И даже врет a livre ouvert.

{* Без подготовки (франц.). - Ред.}

 

1879

Опровержение

 

Чтоб утонуть в реке, в нем сердце слишком робко,

К тому же, господа, в воде не тонет пробка.

 

1870

Осенняя виньетка (Кислая осень в окошко врывается...)

 

Кислая осень в окошко врывается.

Дома сидеть невозможно никак:

Выйдешь на улицу - злость разыграется:

Сырость и грязь отравят каждый шаг.

Целые сутки льет дождь с неба хмурого,

Некуда деться от сонной тоски,

Будто бы ты все статьи Гайдебурова

Перечитал от доски до доски.

 

1873

От германского поэта...

 

От германского поэта

Перенять не в силах гений,

Могут наши стихотворцы

Брать размер его творений.

 

Пусть рифмует через строчку

Современный русский Гейне,

А в воде подобных песен

Можно плавать, как в бассейне.

 

Я стихом владею плохо,

Но - клянусь здесь перед всеми -

Напишу я тем размером

Каждый вечер по поэме,

 

Каждый вечер по поэме,

Без усидчивой работы,

Где сплетутся через строку

Вместе с рифмами остроты.

 

Начинающим поэтам

Я могу давать уроки,

Как писать стихотворенья

В незначительные сроки,

 

Как писать такие песни

(Изучил я ту науку),

Чтоб читатель был доволен

И редактор сжал вам руку.

 

Превосходная манера!..

Учит нас прием готовый

Вместо шляпы Циммермана

Надевать венок лавровый.

 

Я постиг отлично тайну,

Как писать оригинально:

Стих начну высокопарно,

А окончу - тривиально.

 

Запою я песню звездам,

Вспомню лилий, незабудок,

А потом замечу кстати,

Что расстроил я желудок.

 

Расскажу я в песне «к деве»,

Как мои объятья жарки, -

И при этом ей напомню

Про горячие припарки.

 

Фимиам куря природе,

Я воскликну вдруг: о россы!

Все по улицам столицы

Курят нынче папиросы.

 

Заведу я речь о неграх,

О Жюль Симоне, Жюль Фавре,

А потом перескачу я

Хоть к своей кухарке Мавре.

 

Неожиданно сближая

Всевозможные предметы,

Я уверен - о читатель! -

Что талант найдешь во мне ты!..

 

А затем, чтоб журналисты

Поднесли мне лист похвальный,

Оскорблять я их не стану

Эпиграммою нахальной.

 

Мимоходом не надену

Я на них колпак дурацкий,

Чтоб они меня не звали

«Голью нравственной кабацкой».

 

Целый ряд живых событий

Обходя небрежно мимо,

Буду брать сюжет из мифов

Древней Аттики иль Рима.

 

И тогда согласным хором

Посреди журнальной свалки

Запоют мне песню славы

Все скворцы, стрижи и галки.

 

1865

Отголоски о цензуре. (О Зевс! Под тьмой родного крова...)

 

О Зевс! Под тьмой родного крова

Ты дал нам множество даров,

Уничтожая их сурово,

Дал людям мысль при даре слова

И в то же время - цензоров!!

 

1881

Отголоски о цензуре. В кабинете цензора...

 

Здесь над статьями совершают

Вдвойне убийственный обряд:

Как православных - их крестят

И как евреев - обрезают.

 

1873

Открытие

 

Все люди - скоты.

Бланк

 

Не гордись, о смертный,

Быстротой развитья:

Господином Бланком

Сделано открытье.

 

Брось труды науки,

Ей ни в чем не веря:

Мир - стадообразный,

Люди - хуже зверя.

 

Всё встречай на свете

С чувством беззаботным:

Господином Бланком

Ты сравнен с животным.

 

Лишь один вопрос есть

В следующем роде:

Так к какой же Бланка

Отнести породе?

 

1861

Отцы и дети? (Параллель)

 

Уж много лет без утомленья

Ведут войну два поколенья,

Кровавую войну;

И в наши дни в любой газете

Вступают в бой «Отцы» и «Дети»,

Разят друг друга те и эти,

Как прежде, в старину.

 

Мы проводили как умели

Двух поколений параллели

Сквозь мглу и сквозь туман.

Но разлетелся пар тумана:

Лишь от Тургенева Ивана

Дождались нового романа -

Наш спор решил роман.

 

И мы воскликнули в задоре:

«Кто устоит в неравном споре?»

Которое ж из двух?

Кто победил? кто лучших правил?

Кто уважать себя заставил:

Базаров ли, Кирсанов Павел,

Ласкающий наш слух?

 

В его лицо вглядитесь строже:

Какая нежность, тонкость кожи!

Как снег бела рука.

В речах, в приемах - такт и мера,

Величье лондонского «сэра», -

Ведь без духов, без несессера

И жизнь ему тяжка.

 

А что за нравственность! О боги!

Он перед Феничкой, в тревоге,

Как гимназист, дрожит;

За мужика вступаясь в споре,

Он иногда, при всей конторе,

Рисуясь с братом в разговоре,

«Du calme, du calme!» - твердит.

{* Спокойствие, спокойствие! (Франц.) - Ред.}

 

Свое воспитывая тело,

Он дело делает без дела,

Пленяя старых дам;

Садится в ванну, спать ложася,

Питает ужас к новой расе,

Как лев на Брюлевской террасе

Гуляя по утрам.

 

Вот старой прессы представитель.

Вы с ним Базарова сравните ль?

Едва ли, господа!

Героя видно по приметам,

А в нигилисте мрачном этом,

С его лекарствами, с ланцетом,

Геройства нет следа.

 

Он в красоте лишь видит формы,

Готов уснуть при звуках «Нормы»,

Он отрицает и...

Он ест и пьет, как все мы тоже,

С Петром беседует в прихожей,

И даже с горничной, о боже!

Играть готов идти.

 

Как циник самый образцовый,

Он стан madame де-Одинцовой

К своей груди прижал,

И даже - дерзость ведь какая, -

Гостеприимства прав не зная,

Однажды Феню, обнимая,

В саду поцеловал.

 

Кто ж нам милей: старик Кирсанов,

Любитель фесок и кальянов,

Российский Тогенбург?

Иль он, друг черни и базаров,

Переродившийся Инсаров -

Лягушек режущий Базаров,

Неряха и хирург?

 

Ответ готов: ведь мы недаром

Имеем слабость к русским барам -

Несите ж им венцы!

И мы, решая всё на свете,

Вопросы разрешили эти...

Кто нам милей - отцы иль дети?

Отцы! отцы! отцы!

 

1862

Параллель

 

ПЕРЕД ДОМОМ ВЯЗЕМСКОГО

(НА КАМЕННООСТРОВСКОМ ПРОСПЕКТЕ)

 

«Какой прелестный дом! Всё, до пустых безделиц,

Изящно в здании. Сказать могу вперед,

Что множество людей живет в нем...» - «В нем живет

Всего один домовладелец».

 

 

ПЕРЕД ДОМОМ ВЯЗЕМСКОГО

(НА СЕННОЙ ПЛОЩАДИ)

 

«Что за развалины! Скажите, мой любезный:

Тут разве крысы могут только жить!»

- «В нем столько жителей, что городок уездный

Не в состояньи всех их поместить».

 

1872

Парнасский приговор

 

Шум, волненье на Парнасе,

На Парнасе все в тревоге,

И, смущенные, толпами,

На совет сбирались боги.

С гор заоблачного Пинда

И с вершины Геликона

Боги мчатся в колесницах

По призыву Аполлона.

 

Для чего ж богов собранье

На заоблачном Парнасе?

Кто сей смертный, с тусклым взглядом,

Прилетевший на Пегасе?

Кто он - вялый и ленивый,

Неподвижный, как Обломов,

Стал безмолвно и угрюмо,

Окруженный тучей гномов?..

 

И божественные гости,

Полукругом став у трона,

С нетерпеньем ждали речи

От красавца Аполлона.

И сказал он: «Смертный! молви:

У богов чего ты просишь?

На земле своей далекой

Ты какое званье носишь?»

И ответил смертный: «Русский

 

Я писатель! На собрата

Приношу донос вам, боги,

И молю вас - в наказанье

С обвиненным будьте строги.

Он, как я, писатель старый,

Издал он роман недавно,

Где сюжет и план рассказа

У меня украл бесславно...

У меня - герой в чахотке,

У него - портрет того же;

У меня - Елена имя,

У него - Елена тоже,

У него все лица также,

Как в моем романе, ходят,

Пьют, болтают, спят и любят...

Наглость эта превосходит

Меры всякие... Вы, боги,

Справедливы были вечно,

И за это преступленье

Вы накажете, конечно».

 

Смертный смолк... Вот спорят боги,

Шум и говор окрест трона,

Наконец громовый голос

Раздается Аполлона:

«Мы с сестрой своей Минервой

Так решили, смертный! Право

Твое дело, и наказан

Будет недруг твой лукавый.

И за то он, нашей властью,

На театре будет вскоре

Роль купца играть немую

Бессловесно в «Ревизоре».

Ты же - так как для романа

У тебя нет вновь сюжета -

На казенный счет поедешь

Путешествовать вкруг света.

Верно, лучшее творенье

Ты напишешь на дороге.

Так решаем на Парнасе

Я, Минерва и все боги».

 

1860

Пародия на перевод Лермонтова из Гейне На севере диком стоит одиноко...

 

У ящика с деньгами ночью в ломбарде

Стоит караульный солдат

И дремлет, качаясь, и ждет себе смены,

И смене, конечно, он рад.

 

Я в сердце твоем занял пост караульный.

Драгая! Я тоже солдат.

Я тоже дремал бы; но тоже жду смены

И смене, конечно, не рад.

 

1866

Педагогический приговор (Орфографическая легенда)

 

Посреди огромной залы,

Где скользит вечерний свет,

Грамотеи-радикалы

Собралися на совет.

Бродит мысль по лицам важным,

Хмуры брови, строгий вид, -

И лежал пред мужем каждым

Букв российских алфавит.

Час настал, звонок раздался,

И суровый, как закон,

Перед обществом поднялся

Председатель Паульсон.

Двери настежь, и квартальный

Вводит связанную рать -

Букв российских ряд печальный

Счетом ровно тридцать пять.

Для позора, для допросов

Привели на стыд и срам

Буквы те, что Ломоносов

Завещал когда-то нам.

Не скрывайте ж тайных мук вы,

Не сжимайте бледных губ;

Не одной прекрасной буквы

Мы увидим хладный труп.

Первый враг ваш есть Кадинский.

Он, о ужас! (смех и крик)

Думал шрифт ввести латинский

В благородный наш язык;

И, отвергнутый советом,

Чуть не пролил горьких слез...

Но постойте: в зале этом

Начинается допрос.

«Буква _Ять_! -»

И мерным шагом,

Глаз не смея вверх поднять,

Перед всем ареопагом

Появилась буква _ять_.

Как преступница, поникла

И, предвидя свой позор,

От новейшего Перикла

Слышит смертный приговор:

«Буква жалкая! Бродягой

Ты явилась в наш язык,

Сам подьячий за бумагой

Проклинать тебя привык,

За тебя лишь называли

Нас безграмотными всех;

Там, где люди ять писали,

_Е_ поставить было грех.

Даже избранную братью

Педагогов (крики: вон!)

Допекали буквой _ятью_

С незапамятных времен.

Так в тебе гермафродита

Мы признали, - и теперь

Выдти вон из алфавита

Приглашаем в эту дверь!»

Ниц склонясь, как хилый колос,

_Ять_ уходит.

«На места!»

Раздается новый голос:

«Шаг вперед, мадам _Фита_!

Так как с русским человеком

Кровной связи нет у вас,

То ступайте к вашим грекам...»

Но _Фита_ вдруг уперлась:

«Мир ко мне неблагодарен!»

Дама рвется, вся в поту:

«Даже сам Фаддей Булгарин

Век писался чрез _фиту_.

Вашу верную служанку

Не гоните ж...» (резкий звон).

И несчастную гречанку

На руках выносят вон.

Та же участь ожидала

Букву _Э_ и _Ер_ и _Ерь_:

Стража вывела из зала

Их в распахнутую дверь.

Потеряв красу и силу,

Всем им в гроб пришлося лечь,

И теперь на их могилу

Ходит тайно плакать Греч.

 

1862

Песни о розгах. (Во поле березынька стояла...)

 

Во поле березынька стояла,

Во поле кудрявая стонала:

«Некому кудрявой защитити,

Не к кому прибегнуть мне к защите;

Вновь на каждом листике березы

Выступают, словно жемчуг, слезы

От беды - невзгоды неминучей,

И опять зовут меня «плакучей».

Тошно мне! Настали дни иные.

Публицисты - люди озорные,

Соблазнившись строгостью острогов,

Уськают российских педагогов

И, назад указывая путь им,

Голосят: «Вернитесь снова к прутьям,

Прибегайте - и почаще - к розгам:

Только розги могут детским мозгом

Управлять, как руль, в житейском море, -

А не то с детьми вам будет горе.

Им нужна «березовая каша";

Эта каша - мать родная наша...

Вырубайте же березки по проселкам

И детей порите с чувством, с толком,

С расстановкою, приличной делу:

Всё, что больно молодому телу,

То смиряет детский ум строптивый,

Так что мальчик резвый и ленивый,

Только из боязни жгучей боли,

Даст зарок не баловаться боле"».

 

Так береза во поле стонала

И, роняя слезы, причитала;

Смысл речей был жалобен и горек,

А Суворин, в руку взяв топорик,

Подрубал «плакучие» березки

И, отправив в собственной повозке

В город их, в своей конторе даже

Выставил для розничной продажи.

 

1883

Песни о розгах. (О незнакомец! Вы учеников-птенцов...)

 

О Незнакомец! Вы учеников-птенцов

Сечь предлагаете с развязностью привычной

И пользы ждете необычной

От розог и от их классических рубцов.

О Незнакомец! Вам поэму в сотню тысяч

Строк посвящу... Да что! Поэма - вздор.

Я с удовольствием готов бы был вас высечь...

Из мрамора, когда б я был скульптор.

 

1883

Печальный выигрыш

 

«Я дом купил!» - «Ах, очень рад!»

- «Постойте радоваться: вскоре

Он за долги мои был взят».

- «О боже мой, какое горе!»

- «Но адвокат вернул назад

Мне этот дом». - «Вот так удача!»

- «Ну, нет большой удачи в том:

Мой адвокат взглянул иначе

И за «защиту» взял мой дом».

 

1873

Плоский берег. В час купанья...

 

Плоский берег. В час купанья

Всюду видны, здесь и там,

Разноцветные костюмы

В море плавающих дам.

 

Тут и дети, как амуры,

С криком плещутся, шалят;

Вот с горы, в покрове белом

С головы до самых пят,

 

Сходит к морю молодая

Мусульманка, словно тень

В белом саване. На небе

Тихо гаснет алый день

 

И румянит профиль горных,

Светом залитых, вершин.

Чу! К молитве правоверных

Призывает муэдзин;

 

А вдали, в волнах, дельфины,

Эти клоуны морей,

Кувыркаются, играют

В дикой резвости своей.

По прочтении драмы Мамаево побоище

 

Своею драмой донимая,

Ты удивил весь Петербург:

Лишь только в свите у Мамая

Мог быть подобный драматург.

 

1864 или 1865

По прочтении романа И. Тургенева Вешние воды

 

Недаром он в родной стране

Слывет «талантом»... по преданьям;

Заглавье вяжется вполне

В его романе с содержаньем.

При чтеньи этих «Вешних вод»

И их окончивши, невольно

Читатель скажет в свой черед:

«Воды действительно довольно...»

 

1872

Поветрие

 

Имея пломбу от Европы,

Нетрудно гением прослыть;

Всегда найдутся остолопы,

Чтоб приговор такой скрепить.

 

«Он человек великий!» - часто

Мы слышим их табунный крик.

Глупцы решили так, и - баста!

Он потому для них велик,

 

Что, на колени ставши, снизу

Вверх на него они глядят,

Но если рабскому капризу

Они служить не захотят,

 

То, вставши на ноги и просто

Взглянув, узнают в миг один,

Что незначительного роста

Их изумлявший господин.

 

Теперь же обратили в идол

Они его, плетут венки, -

Но аттестат единый выдал

Им, верно, сам он: «Дураки!»

 

1884

Под небесами юга

 

Вот он, южный берег Крыма!

Я, на этом берегу

Набираясь впечатлений,

Их как скряга берегу.

 

Эта чудная природа

Никогда не надоест.

Что за бархатныя ночи

При сияньи ярких звезд!

 

Что за воздух, что за небо,

Золотистое с утра!

Восклицательные знаки

Так и просятся с пера.

 

Что за блеск! К нему доныне,

Право, глаз мой не привык...

Кто здесь скажет, что на солнце

Пятна есть, тот - клеветник.

 

В окна днем я вижу море,

Ночью море слышу я:

Вечно ропщет и сверкает

Волн стальная чешуя.

 

Полный неги и дремоты,

Иногда в полдневный зной

Не струится воздух, скован

Непробудной тишиной;

 

В неподвижности ленивой

Спят долины и леса,

И жужжащих насекомых,

Птиц стихают голоса.

 

Только морю незнакома

Опьяняющая лень:

Гул прибоя и отбоя

Не смолкает ночь и день.

Подражание московскому поэту (На нашей почве урожайной...)

 

«На нашей почве урожайной

Растит и тупость семена...» -

Так молвил в злобе чрезвычайной

Поэт, воспрянувший от сна.

Вы правы, злобою алея:

В одни и те же времена

Взросли - ведь нет насмешки злее -

Таланта Пушкина лилея

И вашей музы белена.

 

1866

Подражание московскому поэту (Проснулась в нем страстей игра...)

 

Проснулась в нем страстей игра,

За то, что мысль не сходит к барду,

И вместо прежнего пера

Схватился он за алебарду.

Напрасно, будочника вид

Приняв, он ею машет гордо,

Но на Парнасе Держиморда

Уж никого не устрашит.

 

1866

Полуслова

 

Обучена в хорошей школе

Ты, муза бедная моя!

От света, с тайным чувством боли,

Желанья жгучие тая,

Ты изломала бич сатиры

И сходишь так в мир грустный наш:

В одной руке - обломок лиры,

В другой же - красный карандаш.

Ты тихо песни мне диктуешь,

То негодуя, то любя,

И вдруг, прервав сама себя,

Свой каждый стих процензируешь,

И, дрогнув порванной струной,

Твой голос слух на миг встревожит,

Но только смех один больной

Наружу вырвется, быть может.

К чему ж нам петь?

И я едва

Расслушал, затаив дыханье,

Ее ответ: «Полуслова

Всё ж лучше вечного молчанья...»

 

1871

Понемножку назад да назад...

 

Понемножку назад да назад,

На такую придем мы дорожку,

Что загонят нас всех, как телят,

За Уральский хребет понемножку.

Мы воздвигнем себе монумент,

Монументов всех выше и краше,

И в один колоссальный Ташкент

Обратится отечество наше.

 

1881

После бенефиса

 

«Чья же пьеса нынче шла?»

- «Александрова». - «Была

С шиком сыграна, без шика ли?»

- «С шиком, с шиком: громко шикали».

 

1879

Последние славянофилы (Ещё свежее предание)

 

Когда в челе своих дружин,

Победу празднуя заране,

Стоял Аксаков Константин, -

Мужали духом все славяне.

 

«Маяк», дремавший столько лет,

Вновь проявил свой голос смелый,

И «Москвитянина» скелет

Забыл в гробнице саван белый.

 

Пронесся клик: «О смелый вождь,

Пробей к народности ты тропу,

Лишь прикажи: каменьев дождь

Задавит дряхлую Европу;

 

Иди, оставь свой дом и одр, -

Кричат славянские витии, -

И всё, что внес в Россию Петр,

Гони обратно из России.

 

Верь прозорливости друзей:

Назад, назад идти нам надо!

Для этих западных идей

Безумны милость и пощада».

 

И вождь им радостно внимал,

Бичуя Запада пороки.

«Мы постоим, - он восклицал, -

За честь «народной подоплеки»!»

 

В негодовании в те дни

Славяне фраки с плеч срывали,

И за Москвою жгли огни,

И на кострах их сожигали;

 

Славяне в мурмолках, в бобрах

Сидели, с злобою циклопа,

И ждали - скоро ли во прах

Падет разбитая Европа.

 

Но время шло. Редел их круг,

Не улыбалась им победа;

Среди усилий и потуг

Угасла «Русская беседа";

 

Перун угрюмый, чтимый встарь,

Упал, крапивой зарастая,

И только «Светоча» фонарь

Чадил, кого-то примиряя.

 

Во тьме гробов своих немых

Лег за боярином боярин,

Осталось двое только их:

Иван Аксаков и Самарин.

 

Разбит славянский их кумир,

Едва мерцает «День» в тумане,

И одиноко в новый мир

Глядят последние славяне.

 

Они глядят - и взор их ждет:

Вот богатырь Илья очнется,

Перун поднимется, - вот-вот

Вся Русь старинная проснется.

 

Ответа нет. Тот век почил;

И вот, собрав остаток силы,

У позабытых двух могил

Сошлись на пир славянофилы.

 

Сошлись и молвили они:

«Вот здесь, средь дедовских угодий,

Нам близки только в эти дни -

Один Кирилл... один Мефодий».

 

Пируют... речи их мертвы,

Бессильны гневные угрозы;

На дно широкой ендовы

Они роняют только слезы.

 

И вдаль, угрюмо, сквозь туман

Глядят последние славяне, -

А им Погодин, как баян,

Читает спичи на кургане.

 

1862

Похвальное слово воровству

 

1

 

Не рожден я ликующим лириком,

Я не склонен к хвалебным речам,

К юбилейным стихам, к панегирикам,

Не пишу мадригалов «очам»,

Алым щечкам и губкам коралловым,

Не хвалю я маститых ослов

(Без меня, господа, разве мало вам

На Руси всяких спичей и «слов»).

Исповедую дух отрицания,

Хоть и слышу за то порицания

Я, как русский реальный певец;

Но теперь долг гражданский молчание

Мне нарушить велит наконец.

Часто в жизни молчанье обидное

Хуже всяких крикливых обид,

И всеобщая робость постыдная

Мне подняться за правду велит.

Тон для песни избрав соответственный,

Я похвальную оду спою.

На возвышенный лад и торжественный

Перестроивши лиру свою,

У державинской музы сообщества

Я прошу, чтоб бесстрашно сказать

То, что смутно в сознании общества

Уже бродит давно, что печать

Лишь по трусости жалкой, ей свойственной,

Громогласно не смела почтить...

Публицист наш, с натурою двойственной,

Любит торной дорожкой ходить.

Мысль, которая в воздухе носится,

Чтоб облечься в горячую речь,

И у всех с языка точно просится,

Я попробую в звуки облечь.

 

2

 

Я пою воровство!.. Брать не смело ли,

Скажут мне, столь опасный сюжет?

Но какой бы вопрос мне ни делали,

У меня есть готовый ответ.

Воровство на Руси оклеветано.

В массе всяких общественных бед оно,

Став давно «очищенья козлом»,

Самым меньшим является злом.

Зло - понятье коварно-тягучее...

Если в виде лишь частного случая

Заявляет себя воровство,

Если деньги, толпы божество,

Оставаясь в пределах отечества,

Из кармана, положим, купечества

Переходят в карманы мещан,

А от них к плутократам в карман,

От погонцев к дельцам и так далее,

То какая же в том аномалия

И какой для отечества вред?

Патриот русский, дай мне ответ!..

От домашней такой операции

Не скудеют богатые нации;

Так и наша страна не бедна,

Хоть кишит вся ворами она,

Хоть идут грабежи в ней повальные,

По размерам своим колоссальные,

Хоть орда жадных хищников ждет

Только случая грабить народ.

Велика их орда разнолицая;

Отличить невозможно патриция

От червонных валетов порой,

А иной биллиардный герой,

Спавший некогда вместе с маркёрами,

На своих рысаках кровных, с шорами,

Выезжает, живет как набоб,

Вверх закинув свой бронзовый лоб.

 

3

 

Но за что же пред целой отчизною

Будем в них мы бросать укоризною,

Надоевшею всем одинаково?

Без того уж о них вздору всякого

Много молото и перемолото...

Если нашего русского золота

Не швыряют они в Баден-Бадене

(Больше любят Москву, Петроград они),

По Парижу теперь не мотаются

(Парижанки к ним сами съезжаются)

И те деньги, которые сцапали,

Не бегут тратить в Риме, в Неаполе, -

То решимся ли, быв патриотами,

Подстрекаемы личными счетами,

В них бросать обличенья каменьями,

С жаждой мести, со злобой нервической,

И считать их дела преступленьями?

Кто знаком хоть слегка с политической

Экономией и хотя на слово

Верит знанью Вернадского, Маслова,

Тот на свежую голову в утренний

Час придет к мысли той, что наш «внутренний

Вор» - явленье совсем не опасное,

А подчас - говорю беспристрастно я -

Есть явленье такое полезное,

Что смягчить может сердце железное.

 

4

 

Русский вор - честный рыцарски мот,

Сам ворует, другим жить дает,

Поощряет в отчизне коммерцию,

Нарушает торговли инерцию,

Рассыпает свой дождь золотой,

Оживляя фабричный застой,

Наживаться дает окружающим,

От щедрот его дань получающим,

Рестораторам, погребщикам,

Поварам и голодным приятелям,

Всевозможных сортов прихлебателям,

Фигуранткам, - портным, игрокам

И кокоткам последней формации...

Тот, кто жжет на огне ассигнации,

Тот, кто нажил легко капитал

Или попросту смело украл,

Для него наше золото дешево,

Может сделать немало хорошего

При посредстве различных даров, -

И немало «почтенных воров»,

Обирая чужого и ближнего

Без смущенья до платья их нижнего,

Жить дают в то же время другим,

Поправляя зло делом благим,

Нас подобною честностью трогая...

Пусть же наша юстиция строгая

Привлекает к суду их, громит,

Отдаленною ссылкой грозит,

Но все мы, став на точку особую,

Укорять их не будем со злобою;

Я же, лиру настроив свою,

Им похвальное слово пою.

 

1879

Поэт понимает, как плачут цветы...

 

Поэт понимает, как плачут цветы,

О чем говорит колосистая рожь,

Что шепчут под вечер деревьев листы,

Какие у каждой капусты мечты,

Что думает в мире древесная вошь.

Он ведает чутко, что мыслит сосна,

Как бредит под раннее утро, со сна,

И только поэт одного не поймет:

О чем это думает бедный народ?

 

1873

Праздная суета (Стихотворение великосветского поэта графа Чужеземцева)

 

(Посвящается автору «La nuit de st.-Sylvestre» {*}

и «Истории двух калош")

{* «Ночь под Новый год» (франц.).- Ред.}

(Перевод с французского)

 

Был век славный, золотой,

Век журнальной знати,

Все склонялись перед той

Силой нашей рати.

 

Всё вельможи, важный тон...

Но смешались краски -

И пошли со всех сторон

Мошки свистопляски.

 

Бородатый демократ

Норовит в Солоны;

Оскорбить, унизить рад

Светские салоны.

 

Грязь деревни, дымных сел

В повестях выводит,

Обличает кучу зол,

Гласность в моду вводит.

 

Свел с ума его - Прудон,

Чернышевский с Миллем,

А о нас повсюду он

Пишет грязным стилем.

 

А глядишь - о, века срам! -

Прогрессистов каста

Без перчаток по гостям

Ходит очень часто.

 

А глядишь - Прудона друг,

Сочиняя книжки,

Носит вытертый сюртук,

Грязные манишки.

 

Нас нигде он не щадит,

Отзываясь грубо,

Даже гения не чтит

Графа Соллогуба.

 

Им давно похоронен

Автор «Тарантаса";

И не шлет ему поклон

Молодая раса.

 

Где же автор «Двух калош»

С грузом старой ноши?

Нет! теперь уж не найдешь

Ни одной калоши!

 

Что ж? быть может, Соллогуб

Уступил без бою?

Иль, как старый, мощный дуб,

Был спален грозою?

 

Нет, он в битвах не бывал,

Не угас в опале;

Но свой гений пробуждал

Вновь в «Пале-Рояле».

 

Что ж? быть может, наблюдал

Там он русских нравы

И себе приготовлял

Новый путь для славы?

 

Нет, ему российских муз

Лавры опостыли,

Он в Париже, как француз,

Ставил водевили.

 

Что ж? быть может, он стяжал

Лавры и на Сене

И Париж его встречал,

Павши на колени?

 

Нет, и там он как поэт

Не был запевала,

Хоть порой его куплет

Ригольбош певала...

 

Вот парадный, пышный зал,

Туш, финал из «Цампы»,

Кверху поднятый бокал,

Спичи, люстры, лампы,

 

И напудренный конгресс

Старичков зеленых,

И старушек - целый лес,

Пышных, набеленных,

 

Немец-гость, сказавший речь,

Звуки контрабаса

И маститый старец Г,

Автор «Тарантаса».

 

Дев прекрасных хоровод

В русских сарафанах

И гостей безмолвных взвод

Длинный на диванах.

 

На эстраде, все в цветах,

В виде панорамы,

С поздравленьем на устах

Дамы, дамы, дамы!

 

Всё вокруг стола, - гостям,

С гордостью сознанья,

За столом внимает сам

Президент собранья.

 

Тут парижский виц-поэт

С расстановкой, басом

Спел хозяину куплет

Вслед за контрабасом:

 

«Не умрешь ты никогда, -

Пел он в длинной оде, -

Ты последняя звезда

На туманном своде,

 

Ты живой уликой стал

Века чахлым детям...»

И пошел, и распевал,

Верен мыслям этим.

 

Пел поэт. Весь замер зал...

Стоя за эстрадой,

Я, как все, ему внимал

С тайною отрадой.

 

О поэт! Ты тот же был

На Неве, на Сене!

И я мысленно твердил:

«Bene, bene, bene!» {*}

{* «Хорошо, хорошо, хорошо!» (Лат.) - Ред.}

 

В наш немой, пустынный век,

Век без идеала,

Ты единый человек

Старого закала!

 

1861

Праздничная дума

 

Христос воскрес! Я помню времена:

Мы этот день с волненьем невозвратным

Встречали кружкой доброго вина

И честным поцелуем троекратным.

Пылал румянец юношеских лиц,

В речах срывались искренность и сила,

И общее лобзанье свято было,

Как чистый поцелуй отроковиц.

Но шли года. Редел кружок наш тесный,

Жар юности в друзьях моих исчез,

И не с кем встретить праздник наш воскресный

И некому сказать: Христос воскрес!..

 

Христос воскрес! Напрасно ждать ответа...

Одних уж нет, другие далеко,

Среди снегов, где северное лето

Так сумрачно, так грустно-коротко.

К другим же, изменившим нам собратьям

Я только сожаленье сохраню

И грязным их циническим пожатьем

Своей руки теперь не оскверню.

Их воздух - заразительней больницы...

Скорей пойду я в степь иль в темный лес,

Где песнями ответят только птицы

На громкий мой привет: Христос воскрес!..

 

За всех, убитых пошлостью житейской,

Ничтожных честолюбцев, медных лбов,

За всех льстецов в сиятельной лакейской,

Забивших в грязь с усердием рабов

Их благородной молодости грезы

И честную, как молодость, любовь, -

Не раз во мне вскипала гневно кровь,

А на глазах навертывались слезы.

Круг бескорыстных, пламенных повес

Погиб в среде ничтожной и развратной,

И не с кем встретить праздник благодатный

И некому сказать: Христос воскрес!..

 

Как после битвы, в сказке древней, витязь

Меж трупами живых бойцов искал,

Я звал своих: «Кто жив еще? проснитесь!»

Но мне никто на зов не отвечал.

Лишь от бойцов, любимых мной когда-то,

В мой уголок неслось издалека

Шипящее проклятье ренегата

Иль купленный донос клеветника...

Никто связей с прошедшим уж не ценит,

И недоверчиво смотрю теперь вокруг:

Цинически предаст вчерашний друг,

И женщина любимая изменит.

Куда зовут наука и прогресс,

Никто нейдет... Напрасно ожиданье!..

И некому сказать: Христос воскрес!

И нет людей... Вкруг - мертвое молчанье.

 

Но, стойте... Чу! мы слышим детский крик:

Ведь это наши собственные дети;

Их лепет и ребяческий язык

Вещуют возрождение на свете.

Они растут близ вырытых могил,

Они детьми уж лучше нас по виду...

Признаем же всю немощь наших сил

И по себе отслужим панихиду...

А ты, под сводом северных небес

Растущее, иное поколенье, -

Прими в священный праздник воскресенья

Мой праздничный привет: Христос воскрес!

 

30 марта 1868

При посылке романа Взбаламученное море

 

Доктора в леченьи странны.

Все они - не смело ли? -

Говорят: морские ванны

Многим пользу делали.

 

Эта книга тоже «море

Взбаламученное»,

Встретит в ней большое горе

Грудь измученная.

 

И теперь пред целым светом

Я на ванны эти сетую,

И купаться в море этом

Вам я не советую.

 

Между 1863 и 1865

При чтении романа При Петре I, соч. Клюшникова и Кельсиева

 

По паре ног у них двоих,

Теперь же видя вкупе их,

_Два_ автора, на удивленье многим,

Являются _одним_ четвероногим.

 

1871

Пробуждение

 

Зачем его мы разбудили?

Зачем обманывали мы?

В глубоком сне он, как в могиле,

Не отличал от света тьмы,

Любви от вечного гоненья,

Отвык желать и думать он

И тем был счастлив в сновиденьи,

Что наяву считал за сон,

И этот сон вы разогнали,

Вы разбудили бедняка

И вместо хлеба камень дали,

Когда дрожащая рука

За подаяньем потянулась.

Но берегитесь, чтобы в нем

Негодованье не проснулось,

Глаза не вспыхнули огнем;

Тогда, стряхнувши униженье,

Он сам себе не будет рад,

И те же самые каменья

На вас обратно полетят.

 

1872

Провинциальным Фамусовым

 

Люди взгляда высшего,

Книг вы захотите ли!

Пусть для класса низшего

Пишут сочинители.

Для чего вам более

Всё людское знание?

Не того сословия -

Чтоб читать издания!

 

Нынче - травля славная,

Завтра - скачка тройками;

То обед, где - главное -

Угостят настойками.

То к родне отправишься,

С дворнею - мучение...

Ясно, что умаешься, -

Тут уж не до чтения.

 

Пусть зубрят приказные

Те статьи ученые,

Где идеи разные

Очень развращенные.

Мы ж, допив шампанское,

Спросим с удивлением:

Дело ли дворянское

Заниматься чтением?

 

1861

Проселком

 

Раз проселочной дорогою

Ехал я - передо иной

Брел с котомкою убогою

Мужичок как лунь седой.

 

На ногах лаптишки смятые,

Весь с заплатками армяк.

Верно, доля небогатая

Тебе выпала, бедняк!

 

Подпираясь палкой длинною -

Путь-то, верно, был далек, -

Брел он с песней заунывною.

«Дядя, сядь на облучок!»

 

Сел старик. Седую бороду

Только гладит. «Ты куда?»

- «Пробираюсь, барин, к городу,

Ждут оброка господа,

 

Крепко староста наказывал...

Вот бреду, болит спина...»

И, склонившись, мне рассказывал

Свою повесть старина.

 

«Погоди, дед! С тяжкой болию

Ты не ляжешь умирать,

На отчизну божьей волею

Сходит мир и благодать;

 

После лет долготерпения,

Бесконечного труда,

Под лучами просвещения

Смолкнет лютая нужда.

 

От его превосходительства

Слышал я, - а он мне зять, -

Что теперь само правительство

Будет слабых защищать».

 

В мужике сердечный пламень я

Этой речью оживил,

И старик честное знаменье

С благочестьем сотворил.

 

1860

Просьба

 

Я, жены севера, ныне с участием

К вам обращаюсь с благими советами,

Ваше развитье считая несчастием,

Вашу ученость - дурными приметами.

 

Пусть перед мудростью женскою муж иной

Рад предаваться в душе умилению, -

Встретясь с Авдотьей Никитишной Кукшиной.

К новому я прихожу убеждению.

 

Женщины севера, в помыслах строгие,

Анны, Варвары, Лукерьи и Софии!

Бойтесь вы физики, эмбриологии,

И математики, и философии.

 

Бойтесь, как язвы, якшаться с студентами,

В Думе на лекциях, в аудитории;

Но развлекайтесь нарядами, лентами,

Вместо всеобщей и русской истории.

 

Лучше держитесь порядка вы старого!

Скучно ведь думать и чувствовать заново.

Замуж идите - но не за Базарова,

А уж скорее за Павла Кирсанова.

 

Знайте, о женщины: эмансипация

Лишь унижает сословье дворянское;

Вдруг в вас исчезнет опрятность и грация,

Будете пить вы коньяк и шампанское.

 

Сбросив наряды душистые, бальные,

Станете ногти носить безобразные,

Юбки, манишки, белье некрахмальное

И разговаривать точно приказные.

 

Нет, позабудьте все пренья бесплодные,

Будьте довольны, как прежде, рутиною;

Вечно нарядные, вечно свободные,

Бойтеся встретиться с мыслью единою.

 

Чем утомляться в ученых вам прениях,

Лучше хозяйкою быть полнокровною,

«Дамой, приятной во всех отношениях»

Или Коробочкой, Дарьей Петровною.

 

1862

Протест

 

Я Марса одного недавно назвал Марсом...

Ну, кажется, скромней не может быть печать,

Но Марс обиделся и просто лютым барсом

Хотел меня на части разорвать.

Ведь после этого житья нет в божьем мире,

Ведь после этого, отбросив всякий фарс,

Нельзя хулить «картофеля в мундире»,

Чтоб не обиделся иной мундирный Марс.

 

1871

Пушкину, после вторичной его смерти

 

Гоним карающим Зевесом,

Двойную смерть он испытал:

Явился Писарев Дантесом

И вновь поэта расстрелял.

 

1865

Разговор трёх теней

 

На мрачном темном фоне появляются три угрожающие тени.

Затем следует страшная сцена, достойная Шекспира:

 

Тени сходятся и начинают погребальную пляску,

схватившись руками.

 

Тень 1-я

 

Смерть идет,

Гром ревет!

Ночи мгла!

Смерть поет...

 

Тень 2-я

 

Кто поет

Вести зла?

 

Тень 3-я

 

Черный кот!

 

Тень 2-я

 

Гром ревет!

Тучи рвет

Ветра стон...

 

Тень 3-я

 

Сгинь и сгинь,

Пропади,

Фельетон!

 

Все вместе

 

Пропади, пропади, фельетон!

 

Танец прекращается.

 

Тень 1-я

 

Беда идет, беда!

Летала я...

 

Тень 2-я

 

Куда?

 

Тень 1-я

 

В журнальный ад,

Где в каждом - грех

Казнит стократ

Мертвящий смех,

Где судят ложь

И злобы смрад,

Где новых лож

Открылся ряд.

От эпиграмм

Пощады нет...

 

Тень 2-я

 

О, срам! О, срам!..

 

Тень 3-я

 

Позор газет!..

 

Тень 2-я

 

Скорей сбирайтесь дружно в ряд!

Казнить, казнить мы их должны:

Готовьте зелье им и яд...

 

Тень 3-я

 

А как зовут их?

 

Тень 1-я

 

Свистуны!

 

Общий хор

 

Мяукни, кот!

Сова, завой!

Свисток идет:

Готовьтесь в бой.

Мрак, свет гони,

Ломайся, лес!

Прогресс, прогресс

Похорони!

 

Тени исчезают.

 

1861

Ренегат

 

По недовольной, кислой мине,

По безобидной воркотне,

По отвращенью к новизне

Мы узнаем тебя доныне,

Крикун сороковых годов!..

Когда-то, с смелостью нежданной,

Среди российских городов, -

Теоретически-гуманный,

Ты развивал перед толпой,

Из первой книжки иностранной,

Либерализм еще туманный,

Радикализм еще слепой.

 

Каратель крепостного ига,

Ты рабство презирал тогда,

Желал свободного труда;

Ты говорил красно, как книга,

О пользе гласного суда.

Предвестник лучшего удела,

Такую речь бросал ты в свет:

«И слово самое есть дело,

Когда у всех нас дела нет!..»

Глашатай будущей свободы,

Ты в дни печали и невзгод

Сидел у моря - ждал погоды

И нам указывал вперед.

 

Но вот пришло иное время,

Свободней стала наша речь,

И рабства тягостное бремя

Свалилось с крепких русских плеч.

Открытый суд с толпой «присяжных»

К нам перешел из чуждых стран;

Но сонм ораторов отважных

Вдруг отошел на задний план.

Защитник слабых, подневольных,

Переменив свой взгляд, свой вид,

Теперь в разряде «недовольных»,

Порядки новые бранит.

 

Как промотавшийся повеса,

Смолк либеральный лицемер

В толпе друзей полупрогресса,

Полусвободы, полумер...

Движеньем новым сбитый с толку,

Везде чужой, где нужен труд,

Корит он прессу втихомолку

И порицает гласный суд;

Из-за угла и не без страха

Бросает камни в молодежь,

И оперетки Оффенбаха

В нем возбуждают злости дрожь.

Зато порой, по крайней мере,

Отводит душу он: готов

Отхлопать руки все в партере,

Когда дают «Говорунов"1.

 

О ренегаты! Вам укоров

Мы не пошлем... Казнить к чему ж

Давно расстриженных фразеров,

Сороковых годов кликуш!..

Их гнев и старческая злоба

Уже бессильны в наши дни, -

Так пусть у собственного гроба

Теперь беснуются они!

 

1868

 

 

1 «Говоруны» - пьеса И. А. Манна,

   пасквиль на «нигилистов».

Сапожник (Кочетова)

 

Сюжет по дарованью и по силам

Умея для картины выбирать,

Художник хорошо владеет... шилом -

Тьфу! - кистью - я хотел сказать.

 

1881

Свой своему вовсе не брат (Современная пословица)

 

Стремясь к сближению с народом,

Сошелся барин с мужиком

И разговор с ним мимоходом

Подобным начал языком.

 

Барин

 

Дай руку, пахарь! По принц_и_пам

Я демократ и радикал...

Но как же звать тебя?

 

Мужик

 

Антипом.

 

Барин

 

Я твой гражданский идеал

Желал бы знать хотя отчасти.

Защитник ты какой же власти:

Консервативной или нет?

В свои «дорожные наброски»

Вписать хочу я твой ответ.

 

Мужик

 

Ты это баишь по-каковски?

 

Барин

 

Чего ж боишься ты, хитрец,

Мне отвечать категорично?

Сообрази же наконец:

Друг друга мы поймем отлично

При полном тождестве идей.

«Свободу совести» людей

Ты признаешь и понимаешь?

 

Мужик

 

Чаво?

 

Барин

Ну, то есть... отрицаешь

Ты право каждого иметь

Свою религию, любезный?

Вопрос весьма не бесполезный,

Чтоб нам собща его решить...

Мир старины приходит в гнилость...

 

Мужик

 

Да что вам нужно, ваша милость?

Вы темно говорите так,

Что вас понять мне трудновато...

 

Барин

 

Да ты не бойся же, чудак!

На том стоим мы, чтоб как брата

Теперь встречали мужика;

Мы все на том стоим пока,

Чтоб реставрировать картину

Всей вашей жизни бытовой

И вековечную кручину

Сменить на праздник вековой...

А ты на чем стоишь, друг мой?

 

Мужик

 

На чем? Да на земле, известно!..

 

Барин

 

Ах, всё не то! Ну как тут честно

К ним относиться! Нас поймут

Скорей колбасники из Риги...

 

Мужик

 

Что хлеба мало в нашей риге -

Могу сказать...

 

Барин

(наставительно)

 

Хлеб там, где труд,

И вас, поверь, mon cher, {*} спасут

{Мой милый (франц.). - Ред.}

От вашей бедности и спячки

Ассоциации и стачки.

Я без ума от них!..

 

Мужик

 

Эх-ма!

Признался сам, что без ума!..

 

Барин

 

Читал ли ты хотя Жорж Занда?

 

Мужик

 

Да я, кормилец, не учен.

 

Барин

 

Возможна ль с ними пропаганда!

Нам нужно лень забыть и сон,

Вступить в борьбу открыто, смело,

Нам нужно всем, карая зло,

Чтобы в руках горело дело...

 

Мужик

 

У нас сгорело всё село,

Так не поможешь ли мне, барин?

 

Барин

 

Ну как тут будешь солидарен

С подобным скифом? Как его

Встряхнуть, чтоб он от сна проснулся?

 

Мужик

(тихо)

 

Мой барин, кажется... того...

Немножко головой рехнулся.

 

-----

 

Смущенный, странным языком,

Мужик пришел в недоуменье,

И прогрессиста с мужиком

На этом кончилось сближенье.

Один из них пошел _домой_,

Себя беседой растревожа,

Другой домой побрел бы тоже,

Да дом его сгорел зимой.

 

1871

Сказка о восточных послах

 

Шлет нам гостинцы Восток

Вместе с посольством особым.

«Ну-ка, веди, мужичок,

Их по родимым трущобам».

Ходят. Всё степи да лес,

Всё как дремотой одето...

«Это ли русский прогресс?»

- «Это, родимые, это!..»

 

В села заходят. Вросли

В землю, согнувшись, избенки;

Чахлое стадо пасли

Дети в одной рубашонке;

Крытый соломой навес...

Голос рыдающий где-то...

«Это ли русский прогресс?»

- «Это, родимые, это!..»

 

Город пред ними. В умах

Мысль, как и в селах, дремала,

Шепчут о чем-то впотьмах

Два-три усталых журнала.

Ласки продажных метресс...

Грозные цифры бюджета...

«Это ли русский прогресс?»

- «Это, родимые, это!..»

 

Труд от зари до зари,

Бедность - что дальше, то хуже.

Голод, лохмотья - внутри,

Блеск и довольство - снаружи...

Шалости старых повес,

Тающих в креслах балета...

«Это ли русский прогресс?»

- «Это, родимые, это!..»

 

«Где ж мы, скажи нам, вожак?

Эти зеленые зимы,

Голые степи и мрак...

Полно, туда ли зашли мы?

Ты нам скажи наотрез,

Ждем мы прямого ответа:

Это ли русский прогресс?»

- «Это, родимые это!..»

 

1862

Сказка о славном виконте Сыр-Бри

 

1

 

Жил да был виконт Сыр-Бри,

Жил на воле, в полной холе,

От зари и до зари

То гоняя зайцев в поле,

То из дома в каждый дом

Распуская массу сплетен,

И на Невском был заметен,

Всем известен и знаком.

На столичном горизонте

Он считал себя звездой,

И молвы вполне худой

Не ходило о виконте.

Кто там что ни говори

Про его умозатменье,

Но в гостиных уваженье

Возбуждал виконт Сыр-Бри.

 

2

 

Вот однажды в небе звезды

Лишь зажглись, как фонари, -

В близлежащие уезды

Собрался виконт Сыр-Бри.

Чтоб в пути не сбиться с толку,

Взял с собою он компас,

Патронташ, рожок, двустволку

И мещерский сыр в запас.

Шел он долго ль, коротко ли

Под ночною тьмой небес -

Наконец, из поля в поле,

Забрался в дремучий лес.

Вкруг себя глядит он в оба,

Зги не видно, хоть смотри:

Настоящая трущоба!..

И струхнул виконт Сыр-Бри.

 

3

 

Задрожал, и вдруг из мрака,

Словно волк голодный зла,

Одичавшая собака,

Лая, вышла и легла.

Взвел курок он, приложился,

Снял двустволку из-за плеч,

Вдруг лай пса преобразился

В человеческую речь:

«Господин виконт, не троньте!

Не ровен на свете час:

Я припомню о виконте,

Помогу ему не раз,

Услужу без всякой фальши!..»

Постояв минуты три,

Вновь путем-дорогой дальше

Зашагал виконт Сыр-Бри.

 

4

 

Вновь идет чрез темный бор он,

Тайным страхом одержим;

С мшистой ели черный ворон

Вдруг закаркал перед ним.

«Что ты каркнул из тумана

Мне, проклятый вестник зла?» -

И навел виконт на врана

Роковые два ствола.

«Эй, виконт, меня не троньте!

Там, на невском берегу,

Я припомню о виконте

И помочь ему могу».

- «Хорошо же! Это слово

Не забудь же ты, смотри!» -

И путем-дорогой снова

Зашагал виконт Сыр-Бри.

 

5

 

Неудачно шла охота...

Уж за ночью день спешит;

Вот пред путником болото,

А с болота дичь летит.

Разом вырвался из груди

У стрелка невольный крик,

Но лесная дичь, как люди,

Закричала в этот миг:

«Господин виконт, не троньте,

Не стреляйте лучше в нас!

Мы припомним о виконте,

Угодим ему не раз...

Пригодится дичь - не трогай!»

- «Ну, так черт вас побери!» -

И вперед путем-дорогой

Вновь побрел виконт Сыр-Бри.

 

6

 

Год прошел. Свою газету

Издавать стал наш виконт,

Но, создав затею эту,

Потерпел везде афронт.

Ждет, а пользы нет, однако;

Вдруг пред ним, как пред травой

Лист, является собака:

«Мой совет, виконт, усвой:

Лай и вой в своем журнале,

Лай на солнце, лай на свет;

В том собачьем идеале

Скрыт успех таких газет.

Люди глупы; похвала им

В прок нейдет, так ты схитри...»

И тогда собачьим лаем

Занялся виконт Сыр-Бри.

 

7

 

Лай изданье спас в ту пору,

Но потом всем надоел,

И к виконту раз в контору

Ночью ворон прилетел.

«Ты полемикою жаркой, -

Начал вран, - журнал спаси;

Как зловещий ворон, каркай

Постоянно на Руси;

Предвещай беды и горе,

Попридерживай прогресс,

И тогда в журнальном хоре

Будешь брать ты перевес.

За совет мой благотворный

Ты меня благодари!..»

И с тех пор, как ворон черный,

Каркать стал виконт Сыр-Бри.

 

8

 

Процветает орган новый,

Но, исполненный забот,

Думать стал виконт суровый:

Дичи мне недостает!

И тогда свершилось чудо:

Только мысль ему пришла,

Дичь взялась бог весть откуда

И журнал весь заняла.

С этих пор в нем раздаются

Лай, и карканье, и дичь,

И хоть в обществе смеются,

Но - как нрав людской постичь? -

Всё же орган тот читают

И в Якутске и в Твери,

И ташкентцы восклицают:

«Молодец, виконт Сыр-Бри!»

 

1872 или 1873

Смех

 

Всегда неподкупен, велик

И страшен для всех без различья,

Смех честный - живой проводник

Прогресса, любви и величья.

 

Наивно-прямой, как дитя,

Как мать - многолюбящий, нежный,

Он мудрости учит шутя,

Смягчает удел безнадежный.

 

Струясь, как по камням вода,

Как чистый фонтан водоема,

Торжественный смех иногда

Доходит до грохота грома,

 

Сливаясь в густых облаках

В немолчное, грозное эхо,

И тот, кто забыл всякий страх,

Дрожал от подобного смеха.

 

Смиряя рыданья порыв

И гордую скорбь гражданина

Под маской шута затаив,

Запрятав под плащ арлекина,

 

Стремление к лучшей судьбе

Родит он в груди всего мира

И с гидрой пороков в борьбе

Сверкает и бьет, как секира;

 

Он сонную мысль шевелит

И будит во мраке глубоком:

Плясал вкруг ковчега Давид,

Но был и царем и пророком.

 

1875

Совет

 

В собственном сердце и уме

человека должна быть внутрен-

няя полиция...

 

Н. Павлов

 

От увлечений, ошибок горячего века

Только «полиция в сердце» спасет человека;

 

Только тогда уцелеет его идеал,

Если в душе он откроет бессменный квартал.

 

Мысль, например, расшалится в тебе не на шутку -

Тотчас ее посади ты в моральную будку;

 

В голову ль вдруг западет неприличная блажь -

Пусть усмирит ее сердца недремлющий страж;

 

Кровь закипит, забуянит в тебе через меру -

С ней не стесняясь, прими полицейскую меру,

 

Стань обличителем собственной злобы и лжи

И на веревочке ум свой строптивый держи.

 

Знайте ж, российские люди, и старцы и дети:

Только «с полицией в сердце» есть счастье на свете.

 

1863

Современные герои

 

Колупаев

(подходя к Обломову)

 

Здравствуй, барин!

 

Обломов отворачивается.

 

Разуваев

 

Видишь, кланяться

Не желает нам гордец.

 

Колупаев

(Обломову)

 

Эй, не плюй в колодец! Чваниться

Переставши наконец,

Сам к колодцу за водицею

Непременно ты придешь

И вокруг нас сам лисицею

Увиваться ты начнешь.

Ныне властные хозяева

Кто, скажи-ка, на Руси?

Ты об этом Разуваева,

Колупаева спроси.

Ту двойную, всем знакомую,

Кличку знает русский люд.

Величают вас - соломою,

Нас же - силою зовут.

Барство прежнее умело ли

Так хозяйничать? Поверь,

Даже климат переделали

Мы в родном краю теперь;

С той поры, как вкруг да около

Истребляем мы леса,

А у вас всех сердце ёкало, -

Совершились чудеса:

Климат сделался суровее,

Юг на север стал похож

И, скажу без празднословия,

Молотить мы можем рожь

На обухе... Не сторонятся

Нас, кому нужны гроши...

 

Обломов

 

Дайте руку. Познакомиться

С вами рад я от души.

 

1887

Сон великана

 

В степи, на кургане склонясь,

Спит старый, седой великан;

Спит старый, седой великан,

И стаями птицы, кружась,

Глядят с высоты на курган.

 

В кольчуге, в стальном шишаке

Он спит, в мертвый сон погружен;

Он спит, в мертвый сон погружен,

Меч стиснув в железной руке,

Сыпучим песком занесен.

 

Он долгие годы проспал,

В недвижности самой могуч;

В недвижности самой могуч,

Он бурь над собой не слыхал,

Не жег его солнечный луч.

 

Над ним разрасталась трава,

Песком занесен он до плеч;

Песком занесен он до плеч,

И только одна голова

Осталась открытой да меч.

 

Сном скованный много веков,

 

Однажды раскрыл он глаза;

Однажды раскрыл он глаза,

И в них, как во тьме облаков,

Казалось, сверкнула гроза.

 

Казалось, один поворот -

И вспрянет опять великан;

И вспрянет опять великан,

Насевшую землю стряхнет,

Покинет песчаный курган.

 

Дохнул он, и - дрогнула степь,

Неведомых звуков полна;

Неведомых звуков полна...

Как будто рассыпалась цепь

Волшебного долгого сна.

 

Но вежды сомкнулись опять,

И - спит великан прежним сном;

И спит великан прежним сном,

И снова его засыпать

Стал ветер сыпучим песком.

 

1873

Справедливое опасение

 

Непризнанный пророк,

Воспламеняясь часто,

Аверкиев изрек:

«Писать не стану: баста!»

И невская печать

Теперь в большой тревоге:

А ну, как он опять

Строчить начнет, о боги!

 

1883

Трели и сигналы отставного майора М. Бурбонова. (Два бедняка из лавки угловой...)

 

Два бедняка из лавки угловой

Стащили колбасу, поели и - попались.

Известно, к мировому... Мировой

Спросил их, не входя в особенный анализ:

«Скажите: да иль нет -

На колбасу вы в лавке покушались?»

- «Покушали-с!» - наивный был ответ.

 

1876

Трели и сигналы отставного майора М. Бурбонова. (Мой булочник стал дурно булки печь...)

 

Мой булочник стал дурно булки печь,

За что его я поспешил распечь:

«Я гласности предам дурное ваше тесто!»

А он мне отвечал: «Ну что ж, держите речь,

«Про тесто» не было у нас еще «протеста"».

 

1876

У входа в прессу

 

«Кто там?» - «Я истина». - «Назад!

В вас наша пресса не нуждается».

- «Я честность!» - «Вон!» - «Я

разум!» - «Брат,

Иди ты прочь: вход запрещается».

- «Ты кто такая?» - «Пропусти

Без разговоров. Я - субсидия!..»

- «А, вы у нас в большой чести:

Вас пропущу во всяком виде я!»

 

1867

У тебя, бедняк, в кармане...

 

У тебя, бедняк, в кармане

Грош в почете - и в большом,

А в затейливом романе

Миллионы нипочем.

Холод терпим мы, славяне,

В доме месяц не один.

А в причудливом романе

Топят деньгами камин.

От Невы и до Кубани

Идиотов жалок век,

«Идиот» же в том романе

Самый умный человек.

 

1868

Уездный городок. В газете

 

1

 

В нашем городе жизнь улыбается

Всем, кто в городе только живет,

И невольно слеза проливается,

Если ступишь ногой из ворот.

 

2

 

Мостовой крыта площадь базарная,

Тротуар, как картинка на вид,

Аккуратна команда пожарная,

В фонарях керосин здесь горит.

 

3

 

Здесь начальство гнушается взятками,

И привычки такие давно

Называют привычками гадкими:

«Брать-де стыдно теперь и грешно».

 

4

 

Городничий у нас... городничего

Мы такого не сыщем нигде

(Не всегда лишь умеют постичь его) -

Он любому поможет в беде.

 

5

 

Наш исправник без всякого норова,

Ведь хмельного и в рот не берет,

А поймает он вора которого -

То его со слезами дерет.

 

6

 

Наш судья же не тронет и волоса,

Если видит, что прав человек,

И в статейках издания «Голоса»

Одобряет он нынешний век.

 

7

 

Сплетни, пьянство, с семейством баталии -

Их не знает у нас гражданин;

Здесь у женщин высокие талии

И высокая честь у мужчин.

 

8

 

В нашем городе жизнь улыбается

Всем, кто в городе только живет.

И невольно слеза проливается,

Если ступишь ногой из ворот.

 

1864

Уездный городок. В натуре

 

1

 

В нашем городе жизнь улыбается

Прощелыгам одним да ворам;

Что ни шаг - то душа возмущается,

Как пойдешь по уездным дворам.

 

2

 

Залита грязью площадь базарная,

И разбитый гниет тротуар;

Здесь нередко команда пожарная

Прикатит без воды на пожар.

 

3

 

Всё начальство пропахло здесь взятками.

Всем берут - что кладут на весы:

Ситцем, сахаром, чаем, лошадками

И, пожалуй, куском колбасы.

 

4

 

Здесь обычай такой городничего:

Если в лавку поедет жена -

Говорит: «Ты, смотри, не купи чего -

Лавка даром давать мне должна».

 

5

 

Наш исправник старинного норова,

Пьет за двух он тринадцатый год,

А уж грабит - так грабит он здорово

Да и ухом себе не ведет.

 

6

 

Не боясь обличенья столичного,

Лихоимством живет наш судья;

По словам стихотворца отличного:

«При колодце пустынь он бадья».

 

7

 

Сплетни, карты, баталии с женами,

Вот и всё, что встречаешь у нас;

С крючкотворами теми прожженными

Не зевай, попадешься как раз.

 

8

 

В нашем городе жизнь улыбается

Прощелыгам одним да ворам;

Что ни шаг - то душа возмущается,

Как пойдешь по уездным дворам.

 

1863 или 1864

Фанты. (Современная элегия)

 

(Посвящается детям, начинающим учиться российской азбуке)

 

Бросив газет беспорядки

И отрицания сети,

Будем играть хоть в загадки,

Милые дети!

 

Будем, вверяяся року,

Чужды задорного спора,

Всё понимать по намеку

Быстро и скоро.

 

Дети! в вас эти таланты

Крепки с самой колыбели...

Ну, так сыграемте в фанты

Мы, в самом деле!

 

Классную доску я вытер.

Слушать! займемся мы делом:

Азбуки тридцать шесть литер

Вывел я мелом.

 

_Аз_ - первый фант, нас зовущий!

Кто же враг западных фраков,

Западной прессы гниющей?

Кто же? - _А_... {*}

 

Кто о погибели края

С эманципацией женской

Воет, нам ад предрекая,

Кто? - _А_...

 

Новая литера: _Буки_!

Кто, русский эпос прославив,

Сделался дивом науки?

Кто же?.. - _Б_...

 

Кто в фельетонах (чуждаясь

Всяческих истов и илов)

В прессу явился, ругаясь?

Кто же?.. - Б...

 

Литера _Веди_! В народе

Кто для журнальных курьезов

Гейне терзал в переводе?

Кто? - _В_...

 

Вот подошли и к _Глаголю_.

Кто же над «бомбами» века

В жизни наплакался вволю?

Кто же? - _Г_...

 

В чьих песнопеньях, о дети!

Каждая строчка - слезинка?

Кто всех скучнее на свете?

Кто ж это? - _Г_...

 

Вот и _Добро_ вам на смену.

Кто (и его ждет оценка)

Вывел животных на сцену?

Кто же? - _Д_...

 

Кто для российского мира

Вечно был скучен и длинен?

Кто обрусил нам Шекспира?

Кто же? - _Д_...

 

Кто . . . . . . . . . .

Пишет «заметки» сурово?

Дети все плачут, услыша

Имя?.. - _К_...

 

Кто земляков из Парижа

И из его ресторанов

Гонит?.. Малютка, пойми же -

Кто он? - _К_...

 

Кто постоянно рифмуем

С рифмой избитою: «невский»?

Кто свистунами волнуем?

Кто он? - _К_...

 

Кто одиноко и сиро,

В битвах ослабнувший вскоре,

Бросил свой жезл триумвира?

Кто ж это? - _К_...

 

Вот и _Мыслете_. О, кто ты,

Славивший в лютом угаре

Разные тяжкие льготы?

Кто? - _М_...

 

Кто под охраной _Покоя_

Стал для науки негоден?

Дети! шепну на ушко я -

Это... _П_...

 

Литера _Слово_. Загадки

Смысл, вероятно, понятен:

Ржет в постоянном припадке

Только... _С_...

 

Кто он, сорвавший гиматий

С музы афинской в час сплина,

Пост завещавший для братии?

Кто он? - _Щ_...

 

Кто он, воспевший нам лозы,

В деле наук - Собакевич,

Бюхнеру славший угрозы?

Кто он? - _Ю_...

 

Здесь остановимся, дети!

Что ж, непонятно вам? или

Новые ребусы эти

Вы разрешили?

 

{* Вот разгадки всех загадок по порядку: Аксаков, Аскоченский, Буслаев,

Безрылов, Водовозов, Громека, Глинка, Дьяченко, Дружинин, Катков, Касьянов,

Краевский, Корн, Молинари, Погодин, Скарятин, Щербина, Юркевич. - Ред.}

 

1863

Фискал

 

Sic transit gloria mundi. {*}

{* Так проходит земная слава (лат.). - Ред.}

 

С расстройством в голове

Давно - лет десять будет -

Доносит, рядит, судит

Фискал один в Москве.

Он мечется в припадке

Безумства, - но ни в ком,

Однако, нет догадки,

Что он в бреду таком

Шалеет с каждым разом...

В рассудке кутерьма...

Перо макая в разум,

Фискал сошел с ума.

 

Фискалом con amore {*}

{* Из любви к делу (итал.). - Ред.}

Начав карьеру, стал

Работать как фискал

Из выгоды он вскоре,

И, тронувшись умом,

Он так вошел в фискальство,

Что даже и начальство

Решило: «В желтый дом

Он годен по проказам;

Бог весть, творить что стал!..»

Перо макая в разум,

С ума сошел фискал.

 

Забившись где-то в угол,

Он видит на Руси

(Господь его спаси!)

Каких-то красных пугал.

Он чует всюду там

Маратов, Робеспьеров...

(Не первый из примеров:

«Чай, пил не по летам!»)

Фискал кричит с экстазом:

«Позор для них, тюрьма!..»

Перо макая в разум,

Фискал сошел с ума.

 

Когда подчас на бале

Явившийся фискал

Увидит, что тот бал

Мазуркой заключали,

Он крикнет, став на стул

(Дрожи, танцоров лига!):

«Здесь польская интрига!..

Измена! Караул!..»

Мигни-ка кто тут глазом,

Он стражу бы позвал...

Перо макая в разум,

С ума сошел фискал.

 

Скажи-ка кто печатно,

Что «давит мух паук»,

Он разразится вдруг

Доносом, вероятно.

«Смысл этой фразы взвесь! -

Взревет фискал беспутный. -

Над властью абсолютной

Насмешка скрыта здесь!»

К невинным самым фразам

Пристанет, как чума...

Перо макая в разум,

Фискал сошел с ума.

 

Для всех великоруссов

Отличный в нем урок:

Московский наш Видок,

Сводя с ума всех трусов,

Рехнулся сам теперь;

В своем недуге злейшем,

Рыча, как лютый зверь,

Он равен стал с Корейшем.

Нам жаль его весьма,

Хоть он и был пролазом...

Перо макая в разум,

Фискал сошел с ума.

 

1870

Хапалов. Портрет старушки

 

Хапалов даровит, быть может, только дар-то

Особый у него, и в наши времена

«Морщин топографическая карта»

Портретом называться не должна.

 

1879

Хлеб и соль

 

Хлеб с солью дружен... Так подчас

Болтаем мы иль просто мелем;

Но часто «_соль_ земли» у нас

Сидит без _хлеба_ - по неделям.

 

1880

Через двадцать пять лет

 

(Баллада)

 

1

 

Утро позднее. Небо туманное

Над столицей как саван висит,

И движенье кругом беспрестанное -

Шум, и говор, и звон от копыт.

Всё торопится, с ног всё сбивается,

Словно времени каждому нет,

Но столица не той представляется,

Как назад тому двадцать пять лет.

Вновь проложены улицы многие,

Омнибусы бегут на парах;

Репортеры, как мухи двуногие,

На воздушных летают шарах.

Электричеством весь освещается

Петроград... Каждый день, например,

Домонтович, чтоб в Думу отправиться,

Приготовить велит монгольфьер.

Посмотрите - кругом не Европа ли?

Питер с Лондоном спорить готов.

Обессмертили Струве в Петрополе

Чрез Неву пять висящих мостов.

Телефоны связали все здания,

Все жилища: при помощи их

Композиторов новых создания

Можно слушать в квартирах своих

И, забыв суматоху напрасную,

В зимний или в осенний сезон

Чтоб не бегать в погоду ненастную,

Можно сплетничать чрез телефон,

Разболтавшись при этой оказии

С «дамой сердца» удобно весьма...

Две-три лишних явилось гимназии

И чрез пятый-шестой дом - тюрьма.

Словом, всюду прогресса знамения,

И хоть два миллиона людей -

Невских жителей, стало всё ж менее

Завирательных прежних идей.

Перестроилось общество заново,

Места нет в нем реальным творцам;

Пять домов генерала Мартьянова

Отдаются бесплатно жильцам.

 

2

 

На Неву из Усолья далекого

Прикатил коммерсант-сибиряк;

От казны был тяжел кошелек его,

Сам он был далеко не из скряг.

Новичком он явился в Петрополе,

И при виде различных чудес

Не однажды глаза его хлопали:

Восхищал его невский прогресс.

Всё его возбуждало внимание,

Так что с раннего часто утра,

Свой восторг предвкушая заранее,

Он чуть свет покидал номера

И по городу рыскал богатому,

Где смущал его грохот и гул...

Раз - знаком уже был Петроград ему -

В лавку книжную он завернул.

«Подписаться хочу на газету я,

А притом и на толстый журнал.

Укажите, по правде советуя,

Чтобы сам я впросак не попал,

Чьи изданья в ходу теперь более?»

- «Господина Суворина. Он,

Знать такая далась монополия,

Всю печать нынче забрал в полон.

Да-с, один завладел прессой целою,

И других соиздателей нет.

Все журналы - я список вам сделаю -

«Огонек», «Голос», «Слово» и «Свет»,

«Время новое», «Речь», «Иллюстрация»,

«Нива», «Вестник Европы» и «Сын»

(Чтоб в руках была целая нация)

Издавать стал Суворин один,

Чем ужасно была раззадорена

Отставных журналистов толпа...»

- «А вот эта чья лавка?» - «Суворина.

В книжном деле нет выше столпа:

Он убил магазины все книжные,

И бороться нельзя с ним никак.

Верьте в слово мое необлыжное...»

Лишь руками развел сибиряк,

Речь приказчика важного слушая,

И, покинувши лавку, шептал:

«Видно, бил лишь в Сибири баклуши я,

Если дива такого не знал...»

 

3

 

Суета на проспекте обычная.

Сибиряк по панели бредет,

Погружен в размышленья различные,

И, лицо свое пряча в енот,

Чтоб от ветра избавиться резкого

(Петербургский неласков зефир),

До угла дотащился он Невского

И Владимирской; видит - трактир

С освещенной парадною лестницей.

К ней стремятся в обеденный час

Туз-делец с рыжекудрой прелестницей,

Правовед, только кинувший класс,

Аферисты, валеты червонные,

Бюрократы, шагистики цвет,

И татары, как бы окрыленные,

Их в особый ведут «кабинет»

Или в общую залу громадную...

Увлеченный толпой, наконец

В ту же залу трактирно-нарядную

Пробрался и сибирский купец.

Заказавши уху со стерлядкою,

Блюдо редкое очень зимой,

Он спросил у слуги с миной сладкою:

«А чей это трактир, милый мой?»

И, вопросом смущенный сильнее, чем

Всякой грубостью, молвил слуга:

«Куплен он Алексеем Сергеичем

Был у Палкина втридорога».

- «Куплен кем? Человеку нездешнему

Ты толковее должен сказать:

Алексея Сергеича где ж ему

По единому имени знать.

Кто такой он?» Татарин куражится,

Посмотрел на купца, словно зверь:

«Господина Суворина, кажется,

Знает каждый младенец теперь».

 

4

 

Вечер. Прежнего сада Демидова

Не узнать. В нем огромный вокзал,

И каскадно-заманчивый вид его

Всех невольно к себе привлекал.

А в вокзал так и ломится публика

Торопливо с различных сторон:

Ей знакома газетная рубрика,

Что гласит: «Вновь открыт Демидрон».

Можно здесь позабыть важность чинную,

Все дневные заботы и труд, -

И валит, и валит в залу длинную

Петербургский скучающий люд.

На эстраде - певицы французские,

Знаменитостей целый реестр;

Музыканты приезжие, прусские,

Занимают огромный оркестр;

Плясуны и плясуньи канатные,

Много клоунов, «Новый Боско»,

Шансонетки клубнично-приятные

И игривые, точно клико;

Блеск и шум, гул толпы прибывающей,

Полусвета отборный цветник,

Самый воздух слегка одуряющий -

Всё влечет в Демидрон в этот миг.

Сибиряк сбросил шубу тяжелую,

Занял кресло в четвертом ряду

И певицу в трико, полуголую,

Созерцает в каком-то чаду,

То краснеет, то, жмурясь, волнуется

(Он недаром родился в избе),

А сосед его просто беснуется

И отхлопал все руки себе.

Атмосфера такая уж жгучая,

Быть нельзя хладнокровным никак...

Вот, дождавшись удобного случая,

Речь с соседом завел сибиряк:

«Превеселое здесь заведение,

И пьянит оно, словно вино,

Только думаю - на поведение

Может действовать дурно оно».

- «Почему же?» - взглянул вопросительно

На купца еще юный сосед.

- «Да уж очень здесь всё соблазнительно

И обычной пристойности нет».

- «Отсталое у вас очень мнение...»

- «Чей же, сударь, теперь Демидрон?»

- «Лишь на днях перешел во владение

Алексея Суворина он».

- «Как, и здесь он поспел?» - «Воротилою

Стал он первым у нас на Неве,

Стал финансовой нашею силою,

Да и в прессе стоит во главе.

Хоть в идеях дошел до убожества,

Но барыш от изданья таков,

Что имеет он портерных множество

И четыреста шесть кабаков»

 

5

 

День субботний. Погода суровая,

Жмется каждый столичный жилец,

Но отправился в бани торговые

По привычке сибирский купец,

Взял фуфайку, в дороге полезную,

И с бельем небольшой узелок,

Занят думой одной разлюбезною:

«Поскорей бы залезть на полок!»

Вот и баня. Дверь настежь растворена.

Но уж сам порешил сибиряк:

«Вероятно, здесь бани Суворина?»

И швейцар отвечал: «Точно так...»

 

1879

Чиновным немцам

 

В России немец каждый,

Чинов страдая жаждой,

За них себя раз пять

Позволит нам распять.

По этой-то причине

Перед тобою, росс,

Он задирает нос

При ордене, при чине:

Для немца ведь чины

Вкуснее ветчины.

 

1879

Что ж, чокнемся в последний раз...

 

Что ж, чокнемся в последний раз

И будем ждать ответа:

Весна чем разутешит нас,

Чем огорошит лето,

Каких ждать осенью тревог,

Чья уцелеет шкурка -

Об этом знает только бог

Да губернатор Гурко.

 

1879 или 1880

Чувство грека

 

Мы на ложах сидели пурпурных

В благодатной тени сикоморы;

Ароматы курилися в урнах,

И гремели певучие хоры.

И Эллады живые напевы,

Как вино, нашу кровь разжигали,

На коврах ионийские девы

С негой южною нас щекотали.

Целовала меня Навзикая,

На груди волновался гиматий,

И, устами к устам приникая,

Ожидала ответных объятий;

Но ни ласка, ни песня, ни шутка

Мне немилы от девы Эллады:

Мальчик розовый - дивный малютка

Привлекал мои жадные взгляды;

Я внимал, как лились, не смолкая,

Его песни согласные звуки,

И рыдала вдали Навзикая,

Опустив свои смуглые руки.

 

1860

Чудная картина!..

 

Чудная картина!

Грезы всюду льнут:

Грезит кустик тмина,

Грезит сонный пруд,

Грезит георгина,

Даже, как поэт,

Грезит у камина

Афанасий Фет.

 

Грезит он, что в руки

Звук поймал, - и вот

Он верхом на звуке

В воздухе плывет,

Птицы ж щебетали:

«Спой-ка нам куплет

О «звенящей дали»,

Афанасий Фет».

 

1863

Чудный край...

 

Чудный край! Здесь бьется сердце

Так отзывчиво, так чутко...

Почему же нам на юге

Хорошо, но как-то жутко?

 

Почему нас раздражает

Ранним утром, в час заката,

Эта праздничная роскошь

Красок, света, аромата,

 

Это небо, постоянно

Голубое, вздохи моря?

Или так сильна привычка,

Неотвязная, как горе,

 

Та привычка роковая

К вечным сумеркам, к туманам,

К бесконечному простору

Наших нив и к тем полянам,

 

Где не видят люди солнца

Иногда по полугоду,

Где мы грустною любовью

Любим грустную природу?..

 

Там, на севере далеком,

Мы слились с другою сферой,

Мы привыкли к серым тучам,

К серым будням, к жизни серой,

 

И ликующия краски,

Блеск и вечный праздник юга

Будят в нас невольный трепет

Изумленья и испуга.

Шут

 

Его удел - смешить нас всех.

Блажен такой удел!..

Ведь в наши дни мы ценим смех -

Лишь только б он не ставил в грех

Нам наших собственных прорех

И наших темных дел.

Он шутит мило и легко...

Угрюмейший педант,

Ценя в нем юмор высоко,

С ним разопьет стакан клико,

О нем шепнув вам на ушко:

«Талант, большой талант!»

 

Едва он в комнату вошел,

Едва раскроет рот -

Веселья общего посол, -

Все гости покидают стол;

Смеется весь «прекрасный пол»,

Смеется весь народ:

Смеется жирная вдова,

Смеется тощий франт;

Не смотрит барышня на льва

И может смех скрывать едва,

И все твердят одни слова:

«Талант, большой талант!»

 

Пусть у других в насмешке - яд,

Но он одним смешит:

Как две старухи говорят,

Как раз напился пьян солдат,

Купцы на ярмарке кутят,

А в этом нет обид.

Без соли весел и остер,

Мишенью для потех

Он изберет мужицкий спор,

Ничем нас не введет в задор -

И слышишь общий приговор:

«Вот настоящий смех!»

 

Зевают в клубе от статей

Угрюмого чтеца,

Глаза смыкает нам Морфей,

Но вышел клубный корифей -

И у старух и невских фей

Забились вдруг сердца...

Все чутко слушают рассказ,

Хотя столичный шут

Его читал уже сто раз...

Дрожит вся зала в этот час,

От смеха тухнет в люстре газ,

Перчатки дамы рвут...

 

Кутит богатый самодур -

И шут, в главе льстецов,

Всех забавляет чересчур -

И за дешевый каламбур

Он награжден визжаньем дур

И хохотом глупцов.

Без остановки круглый год

Кривляться он готов,

Смеша лакеев и господ

Дождем копеечных острот,

Не замечая в свой черед,

Что шут он из шутов.

 

Теперь шутам везде привет

За их бесценный дар

Шутить, хоть в шутках смысла нет...

- Молчи ж, озлобленный поэт!

Займет твой пост на много лет

Общественный фигляр...

Твои насмешки нас язвят

Сильнее клеветы...

Нам нужен смех на старый лад,

На жизнь веселый, светлый взгляд,

Нам нужен гаера наряд...

Да здравствуют шуты!..

 

1867

Ю. Леман. Дама под вуалью

 

Мысль Лемана развить задумавши упрямо,

Явилась у меня задача сумасшедшая:

Картину написать на тему «Дама,

Из комнаты ушедшая».

 

1880

Юмористам

 

Юмористы! смейтесь все вы,

Только пусть ваш стих,

Как улыбка юной девы,

Будет чист и тих.

Будьте скромны, как овечка,

Смейтесь без тревог,

Но от желчного словечка

Сохрани вас бог!..

 

Без насмешки, без иголок,

Весело для всех,

Смейтесь так, чтоб не был колок

Безобидный смех;

Чтоб ребенок в колыбели

Улыбнуться мог...

От иной гражданской цели

Сохрани вас бог!..

 

Смейтесь... ну хоть над природой -

Ей ведь нет вреда,

Над визитами, над модой

Смейтесь, господа;

Над ездой в телеге тряской

Средь больших дорог...

От знакомства с свистопляской

Сохрани вас бог!..

 

Пойте песнь о стройном фронте,

О ханже, хлыще,

Только личностей не троньте,

Смейтесь - вообще...

И от кар, от обличений

Вдоль и поперек,

От новейших всех учений -

Сохрани вас бог!..

 

1862 или 1863

Я не гожусь, конечно, в судьи...

 

Я не гожусь, конечно, в судьи,

Но не смущен твоим вопросом.

Пусть Тамберлик берет do грудью,

А ты, мой друг, берешь do - носом.

 

1870

Я, обожая панну Лизу...

 

Я, обожая панну Лизу,

Меж двух огней попал, как в ад:

Любовь - влечет меня на мызу,

Долг службы - тянет на парад.

 

О панна! вы меня зовете,

Я - подлетел бы к вам к крыльцу,

Но - служба ждет... (Фельдфебель, роте

Вели сбираться на плацу.)

 

Любовью вся душа объята,

В груди, как в бане, горячо.

(Команды слушайся, ребята!

Равняйся! смирно! на пле-чо!)

 

Дождусь ли с панной встречи новой!

Как сабля, блещет панны взгляд!..

(Штык на себя, эй ты, фланговый!

Зарубкин! подтяни приклад!)

 

Она теперь, наверно, дома

И приготовила мне грог...

(Учебным шагом в три приема!

Носок вытягивать, носок!)

 

От нежных ласк ее тупею,

Готов ягненком кротким лечь!..

(Пучков! - не чистил портупею!

За это буду больно сечь!)

 

Любовь и - подчиненье старшим!..

Нет, долг служебный верх берет!

(Равняйся! смирно! скорым маршем!

Глаза направо! грудь вперед!)

 

Довольно! Вижу я в окошке,

Платком мне панна машет там!

(Ребята, вольно! ружья в сошки

И расходитесь по домам.)

 

1864

Я. Полонскому, по поводу его книги Снопы

 

В поэте этом скромность мне знакома,

Но все-таки я очень поражен:

Свои стихи «_Снопами_» назвал он.

А где _снопы_, там и _солома_.

 

1871