Возвращенное время

Ирине Викторовой

     Опять спектакль по радио звучит

     И сердце мне, как пальцами, сжимает.

     Мир, как театр, погаснув замирает,

     И только память заревом горит.

     Тут вечность: не пушинки не смахнешь.

     На сцене - зал. А у окна в сторонке

     О чем-то бурно спорит молодежь.

     А ты сейчас стремительно войдешь,

     Заговоришь и засмеешься звонко.

     Я помню все до крохотного вздоха...

     Теперь помчит по коридорам звон,

     Ты стул чуть двинешь в сторону, и он

     Вдруг, словно дед, прошамкает: «Мне плохо...»

     Спектакль идет. А вот теперь ты дома

     Средь моря книг, средь бронзы и шкафов.

     Я слышу легкий звук твоих шагов,

     Почти до острой нежности знакомый.

     Ты говоришь, но что ты говоришь,

     Уже неважно. Главное не слово,

     А звуки, звуки голоса грудного,

     Который ты, как музыку, творишь.

     А вот сейчас ты к шкафу подойдешь,

     Положишь книгу и захлопнешь дверцу.

     Ах, как щемит и радуется сердце,

     Ты здесь, ты рядом, дышишь и живешь!

     Накал завязки: злая правда слов

     О подлости. Как будто ранят зверя.

     И крик твой: «Нет! Не смейте! Я не верю!»

     И вся ты - гнев, и мука, и любовь!

     А в зале нарастает напряженье,

     Он здесь, он твой, волнений не тая.

     Скрип кресла, возглас, кто-то от волненья

     Чуть кашлянул, возможно даже, я.

     Да, все с тобою, только позови.

     И ты ведешь их трепетно и свято,

     Как по тугому звонкому канату

     К высокой правде, счастью и любви.

     Кто выдумал, что время быстротечно,

     Что бег его нельзя остановить?

     Нет! Как мустанг, что выскочил беспечно,

     Оно отныне взнуздано навечно,

     И ты в седле, ты вечно будешь жить!

     Спектакль идет. Он все еще со мной,

     Ах, как мне жаль, что ты меня не слышишь!

     Ты в двух шагах, живешь, смеешься, дышишь,

     Ну просто хоть коснись тебя рукой!

     Еще чуть-чуть, еще совсем немного -

     И занавес бесшумно упадет,

     И вмиг тебя и звезды у порога

     Все два часа безжалостно и строго

     От наших дней незримо отсечет...

     Но вот и он. Постой, а что потом?

     Потом - как буря вспыхнувшие лампы,

     Оваций гулко падающий гром

     И ты в цветах, стоящая у рампы...

     А что еще, чего на пленке нет?

     Еще - стук сердца птицей многокрылой,

     Средь всех цветов - еще и мой букет

     И шепот твой сквозь шум: «Спасибо, милый!»

     За окнами уныло тянет вой

     Ветрище, как наскучивший оратор.

     Твой легкий шаг, твой смех и голос твой

     В Останкино, спеша уйти домой,

     Скрутил в рулон усталый оператор.

     Но ветер стих. И вновь такая тишь,

     Что звон в ушах. И кажется до боли,

     Что вот сейчас, сейчас ты позвонишь

     Уже моя, без грима и без роли...

     А впрочем, что мне милый этот бред?!

     Не будет ни звонка, ни почтальона,

     Ни нынче и ни через много-много лет,

     Ведь нет туда ни почты, ни ракет

     И никакого в мире телефона.

     Но пусть стократ не верит голова,

     А есть, наверно, и иные силы,

     Коль слышит сердце тихие слова,

     Прекрасные, как в сказках острова,

     И легкие, как вздох: «Спасибо, милый!»...