Папиросный коробок

Раскуренный дочиста коробок,

Окурки под лампою шаткой...

Он гость – я хозяин. Плывет в уголок

Студеная лодка–кроватка. ..

– Довольно! Пред нами другие пути,

Другая повадка и хватка!..–

Но гость не встает. Он не хочет уйти;

Он пальцами, чище слоновой кости,

Терзает и вертит перчатку...

Столетняя палка застыла в углу,

Столетний цилиндр вверх дном на полу,

Вихры над веснушками взреяли...

Из гроба, с обложки ли от папирос –

Он в кресла влетел и к пружинам прирос,

Перчатку терзая, – Рылеев...

– Ты наш навсегда! Мы повсюду с тобой,

Взгляни!..–

И рукой на окно:

Голубой

Сад ерзал костями пустыми.

Сад в ночь подымал допотопный костяк,

Вдыхая луну, от бронхита свистя,

Шепча непонятное имя...

– Содружество наше навек заодно! –

Из пруда, прижатого к иве,

Из круглой смородины лезет в окно

Промокший Каховского кивер...

Поручик! Он рвет каблуками траву,

Он бредит убийством и родиной;

Приклеилась к рыжему рукаву

Лягушечья лапка смородины...

Вы – тени от лампы!

Вы – мокрая дрожь

Деревьев под звездами робкими...

Меня разговорами не проведешь,

Портрет с папиросной коробки!..

Я выключил свет – и видения прочь!

На стекла с предательской ленью

В гербах и султанах надвинулась ночь –

Ночь Третьего отделенья...

Пять сосен тогда выступают вперед,

Пять виселиц, скрытых вначале,

И сизая плесень блестит и течет

По мокрой и мыльной мочале...

В калитку врывается ветер шальной,

Отчаянный и бесприютный, –

И ветви над крышей и надо мной

Заносятся, как шпицрутены...

Крылатые ставни колотятся в дом,

Скрежещут зубами шарниров.

Как выкрик:

         – Четвертая рота, кругом!–

Упрятанных в ночь командиров...

И я пробегаю сквозь строй без конца –

В поляны, в леса, в бездорожья...

...И каждая палка хочет мясца,

И каждая палка пляшет по коже...

В ослиную шкуру стучит кантонист

(Иль ставни хрипят в отдаленьи?)...

А ночь за окном, как шпицрутенов свист,

Как Третье отделенье,

Как сосен качанье, как флюгера вой...

И вдруг поворачивается ключ световой.

Безвредною синькой покрылось окно,

Окурки под лампою шаткой.

В пустой уголок, где от печки темно,

Как лодка, вплывает кроватка...

И я подхожу к ней под гомон и лай

Собак, зараженных бессонницей:

– Вставай же, Всеволод, и всем володай,

Вставай под осеннее солнце!

Я знаю: ты с чистою кровью рожден,

Ты встал на пороге веселых времен!

Прими ж завещанье:

Когда я уйду

От песен, от ветра, от родины, –

Ты начисто выруби сосны в саду,

Ты выкорчуй куст смородины!..

(См.: сын Всеволод Багрицкий)