Суворов

В серой треуголке, юркий и маленький,

В синей шинели с продранными локтями, –

Он надевал зимой теплые валенки

И укутывал горло шарфами и платками.

В те времена по дорогам скрипели еще

                             дилижансы,

И кучера сидели на козлах в камзолах

                     и фетровых шляпах;

По вечерам, в гостиницах, веселые девушки

                              пели романсы,

И в низких залах струился мятный запах.

Когда вдалеке звучал рожок почтовой

                              кареты,

На грязных окнах подымались зеленые

                              шторы,

В темных залах смолкали нежные дуэты,

И раздавался шепот: «Едет Суворов!»

На узких лестницах шуршали тонкие юбки,

Растворялись ворота услужливыми

                         казачками,

Краснолицые путники услужливо прятали

                                 трубки,

Обжигая руки горячими угольками.

По вечерам он сидел у погаснувшего камина,

На котором стояли саксонские часы и уродцы

                                 из фарфора,

Читал французский роман, открыв его

                              с середины,

«О мученьях бедной Жульетты, полюбившей

                         знатного сеньора».

Утром, когда пастушьи рожки поют напевней

И толстая служанка стучит по коридору

                              башмаками,

Он собирался в свои холодные деревни,

Натягивая сапоги со сбитыми каблуками.

В сморщенных ушах желтели грязные ватки;

Старчески кряхтя, он сходил во двор, держась

                           за перила;

Кучер в синем кафтане стегал рыжую

                             лошадку,

И мчались гостиница, роща, так что в глазах

                                      рябило.

Когда же перед ним выплывали из тумана

Маленькие домики и церковь с облупленной

                                   крышей,

Он дергал высокого кучера за полу кафтана

И кричал ему старческим голосом: «Поезжай

                                   потише!»

Но иногда по первому выпавшему снегу,

Стоя в пролетке и держась за плечо возницы,

К нему в деревню приезжал фельдъегерь

И привозил письмо от

               матушки–императрицы.

«Государь мой, – читал он, – Александр

                              Васильич!

Сколь прискорбно мне Ваш мирный покой

                              тревожить,

Вы, как древний Цинциннат, в деревню свою

                              удалились,

Чтоб мудрым трудом и науками свои

                    владения множить...»

Он долго смотрел на надушенную бумагу –

Казалось, слова на тонкую нитку нижет;

Затем подходил к шкафу, вынимал ордена

                                  и шпагу

И становился Суворовым учебников

                         и книжек.

1915