Трясина

1

      Ночь

Ежами в глаза налезала хвоя,

Прели стволы, от натуги воя.

Дятлы стучали, и совы стыли;

Мы челноки по реке пустили.

Трясина кругом да камыш кудлатый,

На черной воде кувшинок заплаты.

А под кувшинками в жидком сале

Черные сомы месяц сосали;

Месяц сосали, хвостом плескали,

На жирную воду зыбь напускали.

Комар начинал. И с комарьим стоном

Трясучая полночь шла по затонам.

Шла в зыбуны по сухому краю,

На каждый камыш звезду натыкая...

И вот поползли, грызясь и калечась,

И гад, и червяк, и другая нечисть...

Шли, раздвигая камыш боками,

Волки с булыжными головами.

Видели мы – и поглядка прибыль! –

Узких лисиц, золотых, как рыбы...

Пар оседал малярийным зноем,

След наливался болотным гноем.

Прямо в глаза им, сквозь синий студень

Месяц глядел, непонятный людям...

Тогда–то в болотном нутре гудело:

Он выходил на ночное дело...

С треском ломали его колена

Жесткий тростник, как сухое сено.

Жира и мышц жиляная сила

Вверх не давала поднять затылок.

В маленьких глазках – в болотной мути –

Месяц кружился, как капля ртути.

Он проходил, как меха вздыхая,

Сизую грязь на гачах вздымая.

Мерно покачиваем трясиной, –

Рылом в траву, шевеля щетиной,

На водопой, по нарывам кочек,

Он продвигался – обломок ночи,

Не замечая, как на востоке

Мокрой зари проступают соки;

Как над стеной камышовых щеток

Утро восходит из птичьих глоток;

Как в очерете, тайно и сладко,

Ноет болотная лихорадка...

…………….

Время пришло стволам вороненым

Правду свою показать затонам,

Время настало в клыкастый камень

Грянуть свинцовыми кругляками.

…………….

А между тем по его щетине

Солнце легло, как багровый иней, –

Солнце, распухшее, водяное,

Встало над каменною спиною.

Так и стоял он в огнях без счета,

Памятником, что воздвигли болота.

Памятник – только вздыхает глухо

Да поворачивается ухо...

Я говорю с ним понятной речью:

Самою крупною картечью.

Раз!

Только ухом повел – и разом

Грудью мотнулся и дрогнул глазом.

Два!

Закружились камыш с кугою,

Ахнул зыбун под его ногою...

В солнце, встающее над трясиной,

Он устремился горя щетиной.

Медью налитый, с кривой губою,

Он, убегая, храпел трубою.

Вплавь по воде, вперебежку сушей,

В самое пекло вливаясь тушей, –

Он улетал, уплывал в туманы,

В княжество солнца, в дневные страны...

А с челнока два пустых патрона

Кинул я в черный тайник затона.

        2

      День

Жадное солнце вставало дыбом,

Жабры сушило в полоях рыбам;

В жарком песке у речных излучий

Разогревало яйца гадючьи;

Сыпало уголь в берлогу волчью,

Птиц умывало горючей желчью;

И, расправляя перо и жало,

Мокрая нечисть солнце встречала.

……………. .

Тропка в трясине, в лесу просека

Ждали пришествия человека.

……………. .

Он надвигался, плечистый, рыжий,

Весь обдаваемый медной жижей.

Он надвигался – и под ногами

Брызгало и дробилось пламя.

И отливало пудовым зноем

Ружье за каменною спиною.

Через овраги и буераки

Прыгали огненные собаки.

В сумерки, где над травой зыбучей

Зверь надвигался косматой тучей,

Где в камышах, в земноводной прели,

Сердце стучало в огромном теле

И по ноздрям всё чаще и чаще

Воздух врывался струей свистящей.

Через болотную гниль и одурь

Передвигалась башки колода

Кряжистым лбом, что порос щетиной,

В солнце, встающее над трясиной.

Мутью налитый болотяною,

Черный, истыканный сединою, –

Вот он и вылез над зыбунами

Перед убийцей, одетым в пламя.

И на него, просверкав во мраке,

Ринулись огненные собаки.

Задом в кочкарник упершись твердо,

Зверь превратился в крутую морду,

Тело исчезло, и ребра сжались,

Только глаза да клыки остались,

Только собаки перед клыками

Вертятся огненными языками.

«Побереги!» – и, взлетая криво,

Псы низвергаются на загривок.

И закачалось и загудело

В огненных пьявках черное тело.

Каждая быстрая капля крови,

Каждая кость теперь наготове.

Пот оседает на травы ржою,

Едкие слюни текут вожжою,

Дыбом клыки, и дыханье суше, –

Только бы дернуться ржавой туше...

Дернулась!

И, как листье сухое,

Псы облетают, скребясь и воя.

И перед зверем открылись кругом

Медные рощи и топь за лугом.

И, обдаваемый красной жижей,

Прямо под солнцем убийца рыжий.

И побежал, ветерком катимый,

Громкий сухой одуванчик дыма.

В брюхо клыком – не найдешь дороги,

Двинулся – но подвернулись ноги,

И заскулил, и упал, и вольно

Грянула псиная колокольня:

И над косматыми тростниками

Вырос убийца, одетый в пламя...

1927