Екатерина
Ермолина

* * *

Никто и не знает, о ком эта вся 
     история, 
А если узнал героиню, не скажет вам, 
     кто она. 
Пусть здесь её будут звать … ну, 
     допустим, Тори, – 
Раз уж в поэзии мода на странные имена. 
Тори бледна как смерть, временами 
     бормочет что-то 
(Ей бы на двери – вывеску «Карантин»). 
Ежевечерне она достаёт альбом, 
     открывает фото… 
И с них на неё до сих пор смотрит 
     грустный Тим.  
 
…Здравствуй, родной мой. Ты что-то 
     опять не весел. 
Вот бы прижаться сейчас к твоему плечу… 
Мне не спалось вчера, я скачала немного 
     песен... 
Хочешь – давай включу. 
Знаешь, у нас весна, даже звонче 
     трамваев трели. 
Небо качается в лужах, растаял лёд. 
Я вот по парку гулять начала в апреле… 
Кости не ломит и вены почти не жжёт. 
Я и совсем оклемаюсь, должно быть, в 
     мае…  
То есть… как странно вдруг замирает 
     пульс: 
Плохо мне, Тим. Я не знала, что так 
     бывает. 
Милый… мне страшно. Мне кажется, я 
     сорвусь.  
Бьюсь, как дурная муха, – вся в 
     паутине. 
На кухне лежат таблетки, блестят ножи… 
Но я отгоняю ненужные мысли, Тимми:  
Я ведь тебе обещала, что буду жить. 
Ты расскажи мне сказку, что будет 
     круто, 
Как захотим – а мы-то уж захотим! 
Мне бы прожить пять часов – и настанет 
     утро… 
Правда, так обязательно будет, Тим?..   
      
Мы перетерпим – и в следующей жизни 
Свалим вдвоём на Мальту и в Лиссабон… 
Или в Гренаду – любимый, ведь так? 
     Скажи мне…   
 
Тим отрешённо смотрит перед собой.  
 
Музыка кончилась. Ветер шуршит по краю 
Крыши, из крана на кухне бежит вода… 
Нет же, такие, как Тимми, не умирают: 
Должно быть, его просто не было. 
     Никогда.