Елена
Боришполец

После

До и после Вифлеемского мальчика было 
     слово, 
Серебряные черви любви, 
Усмирение плоти, дорога в Рай через 
Многолюдную и крошечную Голгофу. 
Был день третий и тысячи дней потом, 
Залитые тёплым человеческим потом 
И сбитый навечно с толку, преданный, 
     добрый Сын. 
Была смерть во имя жизни в походах. 
  
На окровавленных шёлковых символах 
Тысячи падали не для воскрешения 
Падали, падали, падают, всё ещё, как 
     один. 
  
После всякой истории о Царях и 
     особенно, – 
О небесных. 
Люди выносят их на плечах 
Люди уносят их на плечах, 
Только всё больше к бездне. 
  
До и после Адольфа были словесные 
     штурмы, 
Был молодой Иосиф, который писал стихи, 
А потом у того Иосифа были свои тюрьмы 
(Мечтать нужно возвышенно), 
Они излучали солнце, шаги в них были 
     легки. 
  
После голодных дней и бескрылых мух, 
Слов было не меньше, как после 
     Нью-Йоркских башен, 
Всё разрывается глухо и немо. Вслух, 
Делятся дети на очень чужих и наших. 
Делятся округи на квадратные лоскуты, 
Делятся головы на участие и на участь, 
Распределяются степени под научность, 
Движется очередь в пост занимать посты. 
  
После двенадцати ночи я дико хочу 
     спать, 
Но широко открываю свои глаза, 
Мне нужно всё это себе сказать, 
Мне нужно всё это тебе сказать, 
Мне нужно две спички, всего ничего, 
Для тех, кому завтра со мной стоять, 
Для тех, кому завтра за мной стоять, 
Но спичек нет и за мной никого.