Алла

У могилы поэта,

презревшего все мировые базары,

я не встретил в тот день

ни души - даже призрака Лары,

но когда подошел,

обходя неизбежную русскую лужу,

я увидел одну знаменитую,

но никому не известную душу.

На скамеечке тихо сидела не кто-нибудь,

а Пугачева -

одиноко, задумчиво,

поглощенно в затрапезном платочке,

без всяких подмазок и блесток,

угловатая, будто бы скрытая в диве базарной

девчонка-подросток,

На колени она

перед камнем надгробным отнюдь не валилась,

но чуть-чуть шевелила губами,

как будто молилась.

А однажды я видел ее,

на банкете хлеставшую водку.

В чью-то кофту вцепилась она:

«Слушай, ты не толкнешь эту шмотку?»

Как смешалось в ней все -

и воинственная вульгарность,

и при этом при всем -

Пастернаку таинственная благодарность.

Персианка и Стенька в едином лице.

Гениальности с пошлостью Ниагара.

Пастернаковская свеча,

на которой так много нагара.

Фаворитов меняет,

как Екатерина Великая плебса,

но в невидимом скипетре

столько у ней неподдельного блеска!

Все народы похожи

на собственных идолов.

Их слепив из себя,

из фантазий несбывшихся выдумав.

На кого ты похожа, Россия?

Похожа на Пугачеву.

Ты идеи

с чужого плеча примеряешь опять, как обнову,

но марксизм не налез,

да и капитализм

на Россию никак не налезет.

Не по нам эти шмотки.

Чужое напяливать нам бесполезно.

На всемирные конкурсы

рваться не надо сейчас ни России, ни Алле.

Если в первые мы не попали,

не значит еще,

что пропали.

Мы буксуем в грязи,

но пока хоть в одномуголочке

души мы чисты,

«еще идут старинные часы...»

Мы не все потеряли еще,

распадаясь под собственный гогот.

Только те могут петь,

кто молчать над могилами могут.

Я Россию люблю,

как шахтер свою шахту,

не меньше во время обвала.

Я любимых артистов люблю,

как ни горько,

не меньше во время провала.

Я люблю тебя, русская Пьяф,

соловьиха-разбойница и задавала,

над могилой поэта притихшая,

будто монашенка, Алла.

1957