На велосипеде

Я бужу на заре

своего двухколесного друга.

Мать кричит из постели:

«На лестнице хоть не трезвонь!»

Я свожу его вниз.

По ступеням он скачет

упруго.

Стукнуть шину ладонью -

и сразу подскочет ладонь!

Я небрежно сажусь -

вы посадки такой не видали!

Из ворот выезжаю

навстречу воскресному дню.

Я качу по асфальту.

Я весело жму на педали.

Я бесстрашно гоню,

и звоню,

      и звоню,

           и звоню...

За Москвой петуха я пугаю,

кривого и куцего.

Белобрысому парню

я ниппель даю запасной.

Пью коричневый квас

в пропылившемся городе Кунцево,

привалившись спиною

к нагретой цистерне квасной.

Продавщица сдает

мокрой мелочью сдачу.

Свое имя скрывает:

«Какие вы хитрые все».

Улыбаясь: «Пока!»,

я к товарищу еду на дачу.

И опять я спешу;

и опять я шуршу по шоссе.

Он сидит, мой товарищ,

и мрачно строгает дубину

на траве,

      зеленеющей у гаража.

Говорит мне:

«Мячи вот украли...

                 Обидно...»

И корит домработницу:

«Тоже мне страж...

              Хороша!»

Я молчу.

Я гляжу на широкие, сильные плечи.

Он о чем-то все думает,

даже в беседе со мной.

Очень трудно ему.

На войне было легче.

Жизнь идет.

Юность кончилась вместе с войной.

Говорит он:

«Там душ.

     Вот держи,

              утирайся».

Мы по рощице бродим,

ругаем стихи и кино.

А потом за столом,

на прохладной и тихой террасе,

рядом с ним и женою

тяну я сухое вино.

Вскоре я говорю:

«До свидания, Галя и Миша».

Из ворот он выходит,

жена прислонилась к плечу.

Почему-то я верю:

он сможет,

       напишет...

Ну а если не сможет,

и знать я о том не хочу.

Я качу!

Не могу я

с веселостью прущей расстаться.

Грузовые в пути

догоняю я махом одним.

Я за ними лечу

в разреженном пространстве.

Па подъемах крутых

прицепляюсь я к ним.

Знаю сам,

     что опасно!

Люблю я рискованность!

Говорят мне,

гудя напряженно,

              они:

«На подъеме поможем,

дадим тебе скорость,

ну, а дальше уже,

как сумеешь, гони».

Я гоню что есть мочи!

Я шутками лихо кидаюсь.

Только вы не глядите,

как шало я мчусь,-

это так, для фасону.

Я знаю,

     что плохо катаюсь.

Но когда-нибудь

я хорошо научусь.

Я слезаю в пути

у сторожки заброшенной,

                  ветхой.

Я ломаю черемуху

        в звоне лесном.

и, к рулю привязав ее ивовой веткой,

я лечу

   и букет раздвигаю лицом.

Возвращаюсь в Москву.

Не устал еще вовсе.

Зажигаю настольную,

верхнюю лампу гашу.

Ставлю в воду черемуху.

Ставлю будильник на восемь,

и сажусь я за стол,

и вот эти стихи

            я пишу...

1955