Я комнату снимаю на Сущевской...

Я комнату снимаю на Сущевской.

Успел я одиночеством пресытиться,

и перемены никакой существенной

в квартирном положеньи не предвидится.

Стучит,

    стучит моя машинка пишущая,

а за стеной соседка,

              мужа пичкающая,

внушает ему сыто без конца,

что надо бы давно женить жильца.

А ты,

    ты где-то,

           как в другой Галактике,

и кто-то тебя под руку галантненько

ведет —

      ну и пускай себе ведет.

Он тот, кто надо,

            ибо он не тот.

Воюю.

   Воевать — в крови моей.

Но, возвращаясь поздней ночью,

                           вижу я,

что только кошка черно-бело-рыжая

меня встречает у моих дверей.

Я молока ей в блюдечке даю,

смотрю,

    и в этом странном положеньи

одержанная час назад в бою

мне кажется победа пораженьем.

Но если побежден, как на беду,

уже взаправду,

          но не чьей-то смелостью,

а чьей-то просто тупостью и мелкостью,

куда иду?

     Я к матери иду.

Здесь надо мной не учиняют суд,

а наливают мне в тарелку суп.

Здесь не поймут стихов моих превратно,

а если и ворчат —

            ворчат приятно.

Я в суп поглубже ложкою вникаю,

нравоученьям маминым внимаю,

киваю удрученной головой,

но чувствую —

          я все-таки живой.

И мысли облегченные скользят,

и губы шепчут детские обеты,

и мучившее час тому назад

мне пораженье кажется победой...

1958