Первая строфа. Сайт русской поэзии

Все авторыАнализы стихотворений

Фёдор Сологуб

Алкогольная зыбкая вьюга...

 

Алкогольная зыбкая вьюга

Зашатает порой в тишине.

Поздно ночью прохожий пьянчуга

Подошел на Введенской ко мне.

 

«Вишь, до Гатчинской надо добраться,-

Он сказал мне с дрожанием век,-

Так не можете ль вы постараться

Мне помочь, молодой человек?»

 

Подивившись негаданной кличке,

Показал я ему, как пройти,

А потом, по давнишней привычке,

Попытался разгадку найти.

 

Впрочем, нечему здесь удивляться:

По ночам я люблю босиком

Час-другой кое-где прошататься,

Чтобы крепче спалося потом.

 

Плешь прикрыта поношенной кепкой,

Гладко выбрит, иду я босой,

И решил разуменьем некрепкий,

Что я, значит, парнишка простой.

 

Я ночною прогулкой доволен:

Видно, все еще я не ломлюсь.

Хорошо, что я в детстве не холен,

Что хоть пьяному юным кажусь.

11 октября 1923

Ариадна

 

Где ты, моя Ариадна?

Где твой волшебный клубок?

Я в Лабиринте блуждаю,

Я без тебя изнемог.

 

Светоч мой гаснет, слабея,

Полон тревоги стою

И призываю на помощь

Мудрость и силу твою.

 

Много дорог здесь, но света

Нет и не видно пути.

Страшно и трудно в пустыне

Мраку навстречу идти.

 

Жертв преждевременных тени

Передо мною стоят.

Страшно зияют их раны,

Мрачно их очи горят.

 

Голос чудовища слышен

И заглушает их стон.

Мрака, безумного мрака

Требует радостно он.

 

Где ж ты, моя Ариадна?

Где путеводная нить?

Только она мне поможет

Дверь Лабиринта открыть.

7 ноября 1883

Ах, лягушки по дорожке...

 

Ах, лягушки по дорожке

Скачут, вытянувши ножки.

Как пастушке с ними быть?

Как бежать под влажной мглою,

Чтобы голою ногою

На лягушку не ступить?

 

Хоть лягушки ей не жалко,—

Ведь лягушка — не фиалка,—

Но, услышав скользкий хруст

И упав неосторожно,

Расцарапать руки можно

О песок или о куст.

 

Сердце милую торопит,

И в мечтах боязни топит,

И вперед ее влечет.

Пусть лягушки по дорожке

Скачут, вытянувши ножки,—

Милый друг у речки ждет.

25 апреля 1921

* * *

 

Балалайка моя,

Утешай–ка меня,

Балалаечка!

У меня ли была,

И жила, и цвела

Дочка Раечка.

 

Пожила, умерла,

И могила взяла

Дочку Раечку,—

Ну и как мне не пить,

Ну и как не любить

Балалаечку!

 

Что взгляну на мою

Балалаечку,

То и вспомню мою

Дочку Раечку.

 

29 апреля 1902

Баллада о высоком доме

 

Дух строителя немеет,

Обессиленный в подвале.

Выше ветер чище веет,

Выше лучше видны дали,

Выше ближе к небесам.

Воплощенье верной чести,

Возводи строенье выше

На высоком, гордом месте,

От фундамента до крыши

Все открытое ветрам.

Пыль подвалов любят мыши,

Высота нужна орлам.

 

Лист, ногою смятый, тлеет

На песке, томясь в печали.

Крот на свет взглянуть не смеет,

Звезды не ему мерцали.

Ты всходи по ступеням,

Слушай радостные вести,

Притаившись в каждой нише,

И к ликующей невесте

Приникай все ближе, тише,

Равнодушный к голосам

Петуха, коня и мыши.

Высота нужна орлам.

 

Сердце к солнцу тяготеет,

Шумы жизни замолчали

Там, где небо пламенеет,

Туч расторгнувши вуали.

Посмотри в долину,— там

Флюгер маленький из жести,

К стенкам клеятся афиши,

Злость припуталася к лести,

Люди серые, как мыши,

Что-то тащат по дворам.

Восходи же выше, выше,

Высота нужна орлам.

 

     Послание

 

Поднимай, строитель, крыши

Выше, выше к облакам.

Пусть снуют во мраке мыши,

Высота нужна орлам.

14 июля 1920

Беден дом мой пасмурный...

 

Беден дом мой пасмурный

Нажитым добром,

Не блестит алмазами,

Не звенит сребром,

Но зато в нем сладостно

Плакать о былом.

 

За мое убожество

Милый дар мне дан

Облекать все горести

В радужный туман

И целить напевами

Боль душевных ран.

 

Жизнь влача печальную,

Вовсе не тужу.

У окошка вечером

Тихо посижу,

Проходящим девушкам

Сказку расскажу.

 

Под окном поставил я

Длинную скамью.

Там присядут странницы,-

Песню им спою,

Золото звенящее

В души их пролью.

 

Только чаще серая

Провлечется пыль,

И в окно раскрытое

На резной костыль

Тихо осыпается -

Изжитая быль.

4 сентября 1913, Тойла

Безгрешный сон...

 

Безгрешный сон,

  Святая ночь молчанья и печали!

Вы, сестры ясные, взошли на небосклон

    И о далеком возвещали.

 

       Отрадный свет

  И на земле начертанные знаки!

Вам, сестры ясные, земля моя в ответ

   Взрастила грезящие маки.

 

      В блестящем дне

   Отрада есть - надежда вдохновенья.

О сестры ясные, одна из вас ко мне

    Сошла в тумане сновиденья!

10 января 1902

Безочарованность и скуку...

 

Безочарованность и скуку

Давно взрастив в моей душе,

Мне жизнь приносит злую муку

В своем заржавленном ковше.

7 июня 1891

Безумием окована земля...

 

Безумием окована земля,

Тиранством золотого Змея.

Простерлися пустынные поля,

В тоске безвыходной немея,

Подъемлются бессильно к облакам

Безрадостно-нахмуренные горы,

Подъемлются к далеким небесам

Людей тоскующие взоры.

Влачится жизнь по скучным колеям,

И на листах незыблемы узоры.

Безумная и страшная земля,

Неистощим твой дикий холод,—

И кто безумствует, спасения моля,

Мечом отчаянья проколот.

19 июня 1902

* * *

 

Беспредельно утомленье,

Бесконечен темный труд.

Ночь зарей полночной светит.

Где же я найду терпенье,

Чтоб до капли выпить этот

     Дьявольский сосуд?

 

Посмотрите,— поседела

У меня уж голова.

Я, как прежде, странник нищий,

Ах, кому ж какое дело

До того, что мудрый ищет

     Вечные слова!

 

18 июня 1910, ночь, Удриас–Корф

Благодарю тебя, перуанское зелие!..

 

Благодарю тебя, перуанское зелие!

Что из того, что прошло ты фабричное ущелие!

 

Всё же мне дарит твое курение

Легкое томное головокружение.

 

Слежу за голубками дыма и думаю:

Если бы я был царем Монтезумою,

 

Сгорая, воображал бы я себя сигарою,

Благоуханною, крепкою, старою.

 

Огненной пыткой вконец истомленному

Улыбнулась бы эта мечта полусожженному.

 

Но я не царь, безумно сожженный жестокими,

Твои пытки мне стали такими далекими.

 

Жизнь мне готовит иное сожжение,

А пока утешай меня, легкое тление,

 

Отгоняй от меня, дыхание папиросное,

Наваждение здешнее, сердцу несносное,

 

Подари мне мгновенное, зыбкое веселие.

Благословляю тебя, перуанское зелие!

25 марта 1919

Блажен, кто пьет напиток трезвый...

 

Блажен, кто пьет напиток трезвый,

Холодный дар спокойных рек,

Кто виноградной влагой резвой

Не веселил себя вовек.

Но кто узнал живую радость

Шипучих и колючих струй,

Того влечет к себе их сладость,

Их нежной пены поцелуй.

 

Блаженно всё, что в тьме природы,

Не зная жизни, мирно спит,—

Блаженны воздух, тучи, воды,

Блаженны мрамор и гранит.

Но где горят огни сознанья,

Там злая жажда разлита,

Томят бескрылые желанья

И невозможная мечта.

13 июля 1894

Блаженство в жизни только раз...

 

Блаженство в жизни только раз,

     Безумный путь,—

Забыться в море милых глаз

     И утонуть.

 

Едва надменный Савл вступил

     На путь в Дамаск,

Уж он во власти нежных сил

     И жгучих ласк.

 

Его глаза слепит огонь

     Небесных нег,

И стройно-тонкая ладонь

     Бела, как снег.

 

Над ним возник свирельный плач

     В пыланьи дня:

«Жестокий Савл! о злой палач,

     Люби меня!»

 

Нет, Павла Савлом не зови:

     Святым огнем

Апостол сладостной любви

     Восставлен в нем.

 

Блаженство в жизни только раз,

     Отрадный путь!

Забыться в море милых глаз

     И утонуть.

 

Забыв о том, как назван ты

     В краю отцов,

Спешить к безмерностям мечты

     На смелый зов.

 

О, знойный путь! о, путь в Дамаск!

     Безумный путь!

Замкнуться в круге сладких ласк

     И утонуть.

30 мая 1908

Близ одинокой избушки...

 

Близ одинокой избушки

Молча глядим в небеса.

Глупые стонут лягушки,

Мочит нам платье роса.

 

Все отсырели дороги,-

Ты не боишься ничуть

И загорелые ноги

Так и не хочешь обуть.

 

Сердце торопится биться,-

Твой ожидающий взгляд

Рад бы ко мне обратиться,-

Я ожиданию рад.

11 апреля 1897

Бога милого, крылатого...

 

Бога милого, крылатого

Осторожнее зови.

Бойся пламени заклятого

Сожигающей любви.

 

А сойдет путем негаданным,

В разгораньи ль ясных зорь,

Или в томном дыме ладанном,—

Покоряйся и не спорь.

 

Прячет лик свой под личинами,

Надевает шелк на бронь,

И крылами лебедиными

Кроет острых крыл огонь.

 

Не дивися, не выведывай,

Из каких пришел он стран,

И не всматривайся в бредовый,

Обольстительный туман.

 

Горе Эльзам, чутко внемлющим

Про таинственный Грааль,—

В лодке с лебедем недремлющим

Лоэнгрин умчится вдаль,

 

Темной тайны не разгадывай,

Не срывай его личин.

Силой боговой иль адовой,

Все равно, он — властелин.

 

Пронесет тебя над бездною,

Проведет сквозь топь болот,

Цепь стальную, дверь железную

Алой розой рассечет.

 

Упадет с ноги сандалия,

Скажет змею: «Не ужаль!»

Из цианистого калия

Сладкий сделает миндаль.

 

Если скажет: «Все я сделаю»,—

Но проси лишь об одном:

Зевс, представши пред Семелою,

Опалил ее огнем.

 

Беспокровною Дианою

Любовался Актеон,

Но, оленем став, нежданною

Гибелью был поражен.

 

Пред законами суровыми

Никуда не убежим.

Бог приходит под покровами,

Лик его непостижим.

6 мая 1921

Бойся, дочка, стрел Амура...

 

«Бойся, дочка, стрел Амура.

Эти стрелы жал больней.

Он увидит,— ходит дура,

Метит прямо в сердце ей.

 

Умных девушек не тронет,

Далеко их обойдет,

Только глупых в сети гонит

И к погибели влечет».

 

Лиза к матери прижалась,

Слезы в три ручья лия,

И, краснея, ей призналась:

«Мама, мама, дура я!

 

Утром в роще повстречала

Я крылатого стрелка

И в испуге побежала

От него, как лань легка.

 

Поздно он меня заметил,

И уж как он ни летел,

В сердце мне он не уметил

Ни одной из острых стрел.

 

И когда к моей ограде

Прибежала я, стеня,

Он махнул крылом в досаде

И умчался от меня.»

20 апреля 1921

Больному сердцу любо...

 

Больному сердцу любо

Строй жизни порицать.

Всё тело хочет грубо

Мне солнце пронизать,

 

Луна не обратилась

В алтарную свечу,

И всё навек сложилось

Не так, как я хочу.

 

Кто дал мне это тело

И с ним так мало сил,

И жаждой без предела

Всю жизнь меня томил?

 

Кто дал мне землю, воды,

Огонь и небеса,

И не дал мне свободы,

И отнял чудеса?

 

На прахе охладелом

Былого бытия

Природою и телом

Томлюсь безумно я.

7-11 августа 1896, Нижний Новгород

Будетлянка другу расписала щеку...

 

Будетлянка другу расписала щеку,

Два луча лиловых и карминный лист,

И сияет счастьем кубофутурист.

Будетлянка другу расписала щеку

И, морковь на шляпу положивши сбоку,

Повела на улицу послушать свист.

И глядят, дивясь, прохожие на щеку -

Два луча лиловых и карминный лист.

7 октября 1913. Жлобин - Гомель. Вагон

Бывают дивные мгновенья...

 

Бывают дивные мгновенья,

Когда насквозь озарено

Блаженным светом вдохновенья

Всё, так знакомое давно.

 

Всё то, что сила заблужденья

Всегда являла мне чужим,

В блаженном свете вдохновенья

Опять является моим.

 

Смиряются мои стремленья,

Мои безбурны небеса,

В блаженном свете вдохновенья

Какая радость и краса!

21 октября 1896

В его саду растет рябина....

 

В его саду растет рябина.

В его дому живет кручина.

На нем изношенный кафтан.

Глаза окутаны туманом,

Как будто налито шафраном

Лицо, и согнут тощий стан.

 

Надежда милая убита,

И что от бед ему защита?

Терпеть судьба ему велит.

Перед его печальной хатой,

Враждебной властию заклятой,

Рябина горькая стоит.

4 августа 1898

В лесах

 

Одни, наивные иль с вялым организмом,

Услады томные найдут в лесной тени,

Прохладу, аромат, - и счастливы они.

Мечтания других там дружны с мистицизмом, -

 

И счастливы они. А я... меня страшат

И неотступные и злые угрызенья, -

Дрожу в лесу, как трус, который привиденья

Боится или ждет неведомых засад.

 

Молчанье черное и черный мрак роняя,

Все ветви зыблются, подобные волне,

Угрюмые, в своей зловещей тишине,

Глубоким ужасом мне сердце наполняя.

 

А летним вечером зари румяный лик,

В туманы серые закутавшися, пышет

Пожаром, кровью  в них, - и жалобою дышит

К вечерне дальний звон, как чей-то робкий крик.

 

Горячий воздух так тяжел; сильней и чаще

Колышутся  листы развесистых дубов,

И трепет зыблет их таинственный покров

И разбегается в лесной суровой чаще.

В поле не видно ни зги...

 

В поле не видно ни зги.

Кто-то зовет: «Помоги!»

Что я могу?

Сам я и беден и мал,

Сам я смертельно устал,

Как помогу?

 

Кто-то зовет в тишине:

«Брат мой, приблизься ко мне!

Легче вдвоем.

Если не сможем идти,

Вместе умрем на пути,

Вместе умрем!»

18 мая 1897

В стихийном буйстве жизни дикой...

 

В стихийном буйстве жизни дикой

Бесцельно, суетно спеша,

Томясь усталостью великой,

Хладеет бедная душа.

 

Замкнись же в тесные пределы,

В труде упорном отдохни,

И думы заостри, как стрелы,

И разожги свои огни.

23 мая 1920, Москва

В тишине бездыханной ночной...

 

В тишине бездыханной ночной

Ты стоишь у меня за спиной,

Я не слышу движений твоих,

Как могила, ты темен и тих.

Оглянуться не смею назад,

И на мне твой томительный взгляд,

И как ночь раскрывает цветы,

Что цветут для одной темноты,

Так и ты раскрываешь во мне

Всё, что чутко живет в тишине,

И вошел я в обитель твою,

И в кругу чародейном стою.

28 мая 1896

Вдали, над затравленным зверем...

 

Вдали, над затравленным зверем,

Звенит, словно золотом, рог.

   Не скучен боярыне терем,

   И взор ее нежен и строг.

 

Звенит над убитым оленем,

Гремит торжествующий рог.

   Коса развилась по коленям,

   И взор и призывен, и строг.

 

Боярин стоит над добычей,

И рог сладкозвучен ему.

   О, женский лукавый обычай!

   О, сладкие сны в терему!

 

Но где же, боярин, твой кречет?

Где верный сокольничий твой?

   Он речи лукавые мечет,

   Целуясь с твоею женой.

1-2 февраля 1896

Великого смятения...

 

Великого смятения

Настал заветный час.

Заря освобождения

Зажглася и для нас.

 

Недаром наши мстители

Восходят чередой.

Оставьте же, правители,

Губители, душители

Страны моей родной,

 

Усилия напрасные

Спасти отживший строй.

Знамена веют красные

Над шумною толпой,

 

И речи наши вольные

Угрозою горят,

И звоны колокольные

   Слились в набат!

11 ноября 1905

* * *

 

Верь, – упадет кровожадный кумир,

Станет свободен и счастлив наш мир.

Крепкие тюрьмы рассыплются в прах,

Скроется в них притаившийся страх,

Кончится долгий и дикий позор,

И племена прекратят свой раздор.

Мы уже будем в могиле давно,

Но не тужи, милый друг, – всё равно,

Чем разъедающий стыд нам терпеть,

Лучше за нашу мечту умереть!

 

25 июля 1887

Вздымалося облако пыли...

 

Вздымалося облако пыли,

Багровое, злое, как я,

Скрывая постылые были,

Такие ж, как сказка моя.

 

По улицам люди ходили,

Такие же злые, как я,

И злую тоску наводили,

Такую же злую, как я.

 

И шла мне навстречу царица,

Такая же злая, как я,

И с нею безумная жрица,

Такая же злая, как я.

 

И чары несли они обе,

Такие же злые, как я,

Смеяся в ликующей злобе,

Такой же, как злоба моя.

 

Пылали безумные лица

Такой же тоской, как моя,

И злая из чар небылица

Вставала, как правда моя.

 

Змеиной растоптанной злобе,

Такой же, как злоба моя,

Смеялись безумные обе,

Такие же злые, как я.

 

В багряности поднятой пыли,

Такой же безумной, как я,

Царица и жрица укрыли

Такую ж тоску, как моя.

 

По улицам люди ходили,

Такие же злые, как я,

Тая безнадежные были,

Такие ж, как сказка моя.

18 ноября 1908

Вижу зыбку над могилой...

 

Вижу зыбку над могилой,

Знаю,- мать погребена,

И ребенка грудью хилой

Не докормит уж она.

Нет младенца в колыбели,

Крепко спит в могиле мать,

Только зимние метели

Станут зыбку подымать.

 

Эта зыбка и могила,-

В них мой образ вижу я:

Умерла былая сила,

Опустела жизнь моя,-

Кто-то вынул сон прекрасный

Из души моей больной

И томит меня безгласной,

Бездыханной тишиной.

9 декабря 1896

Влачится жизнь моя в кругу...

 

Влачится жизнь моя в кругу

Ничтожных дел и впечатлений,

И в море вольных вдохновений

Не смею плыть - и не могу.

 

Стою на звучном берегу,

Где ропщут волны песнопений,

Где веют ветры всех стремлений,

И всё чего-то стерегу.

 

Быть может, станет предо мною,

Одетый пеною морскою,

Прекрасный гость из чудных стран,

 

И я услышу речь живую

Про всё, о чем я здесь тоскую,

Про всё, чем дивен океан.

10-12 июля 1896

Войди в меня, побудь во мне...

 

Войди в меня, побудь во мне,

Побудь со мною хоть недолго.

Мы помечтаем в тишине.

Смотри, как голубеет Волга.

 

Смотри, как узкий серп луны

Серебряные тучки режет,

Как прихоть блещущей волны

Пески желтеющие нежит.

 

Спокоен я, когда Ты здесь.

Уйдешь,— и я в тоске, в тревоге,

Влекусь без сил, разметан весь,

Как взвеянная пыль дороги.

 

И если есть в душе мечты,

Порой цветущие стихами,

Мне их нашептываешь Ты

Своими легкими устами.

1 июля 1922

Восставил бог меня из влажной глины...

 

Восставил бог меня из влажной глины,

   Но от земли не отделил.

Родные мне вершины и долины,

   Как я себе, весь мир мне мил.

 

Когда гляжу на дальние дороги,

   Мне кажется, что я на них

Все чувствую колеса, камни, ноги,

   Как будто на руках моих.

 

Гляжу ли я на звонкие потоки -

   Мне кажется, что это мне

Земля несет живительные соки,

   Свои дары моей весне.

1 августа 1896

Восьмидесятники

 

Среди шатания в умах и общей смуты,

Чтобы внимание подростков поотвлечь

И наложить на пагубные мысли путы,

Понадобилась нам классическая речь.

 

Грамматики народов мертвых изучая,

Недаром тратили вечерние часы

И детство резвое, и юность удалая

В прилежном изученьи стройной их красы.

 

Хирели груди их, согнутые над книгой,

Слабели зоркие, пытливые глаза,

Слабели мускулы, как будто под веригой,

И гнулся хрупкий стан, как тонкая лоза.

 

И вышли скромные, смиренные людишки.

Конечно, уж они не будут бунтовать:

Им только бы читать печатные коврижки

Да вкусный пирожок казенный смаковать.

3 августа 1892

Вот минута прощальная...

 

Вот минута прощальная

До последнего дня...

Для того ли, печальная,

Ты любила меня?

 

Для того ли украдкою,

При холодной луне,

Ты походкою шаткою

Приходила ко мне?

 

Для того ли скиталася

Ты повсюду за мной,

И ночей дожидалася

С их немой тишиной?

 

И опять, светлоокая,

Ты бледна и грустна,

Как луна одинокая,

Как больная луна.

27 августа 1898

Всё во всем

 

Если кто-нибудь страдает,

Если кто-нибудь жесток,

Если в полдень увядает

Зноем сгубленный цветок,-

 

В сердце болью отзовется

Их погибель и позор,

И страданием зажжется

Опечаленный мой взор:

 

Потому что нет иного

Бытия, как только я;

Радость счастья голубого

И печаль томленья злого,

Всё, во всем душа моя.

5 августа 1896

Всё дано мне в преизбытке...

 

Всё дано мне в преизбытке,-

Утомление труда,

Ожиданий злые пытки,

Голод, холод и беда.

 

Деготь ярых поношений,

Строгой славы горький мед,

Яд безумных искушений,

И отчаяния лед,

 

И - венец воспоминанья,

Кубок, выпитый до дна,-

Незабвенных уст лобзанья,-

Всё, лишь радостъ не дана.

19 июля 1922, дорога из Костромы

Все эти ваши слова...

 

Все эти ваши слова

Мне уж давно надоели.

Только б небес синева,

Шумные волны да ели,

Только бы льнула к ногам

Пена волны одичалой,

Сладко шепча берегам

Сказки любви небывалой.

2 июля 1909

Вывески цветные...

 

Вывески цветные,

Буквы золотые,

Солнцем залитые,

Магазинов ряд

С бойкою продажей,

Грохот экипажей,-

Город солнцу рад.

 

Но в толпе шумливой,

Гордой и счастливой,

Вижу я стыдливой,

Робкой нищеты

Скорбные приметы:

Грубые предметы,

Темные черты.

18 марта 1896

Выйди в поле полночное...

 

Выйди в поле полночное,

Там ты стань на урочное,

На заклятое место,—

Где с тоской распрощалася,

На осине качалася

Молодая невеста.

 

Призови погубителя,

Призови обольстителя,

И приветствуй прокуду,—

И спроси у проклятого,

Не былого, не знатого,—

Быть добру или худу.

 

Опылит тебя топотом,

Оглушит тебя шепотом

И покатится с поля.

Слово довеку свяжется,

Без покрова покажется

Посуленная доля.

27 августа 1897

Выпил чарку, выпил две...

 

Выпил чарку, выпил две,

Зашумело в голове.

 

Неотвязные печали

Головами закачали.

 

Снова чарочку винца,

Три, четыре,- без конца.

 

По колено стало море,

Уползает к черту горе.

 

Томно, тошно без вина.

Что же думать? пей до дна.

 

Всё тащи в кабак живее,

Жизни скарба не жалея,

 

К черту в пасть да на рога -

Жизнь нам, что ли, дорога!

6 ноября 1912

Высока луна Господня...

 

Высока луна Господня.

Тяжко мне.

Истомилась я сегодня

В тишине.

 

Ни одна вокруг не лает

Из подруг.

Скучно, страшно замирает

Все вокруг.

 

В ясных улицах так пусто,

Так мертво.

Не слыхать шагов, ни хруста.

Ничего.

 

Землю нюхая в тревоге

Жду я бед.

Слабо пахнет по дорог

Чей-то след.

 

Никого нигде не будит

Быстрый шаг.

Жданный путник, кто-ж он будет,

Друг иль враг?

 

Под холодною луною

Я одна.

Нет, не вмочь мне,- я завою

У окна.

 

Высока луна Господня,

Высока.

Грусть томит меня сегодня

И тоска.

 

Просыпайтесь, нарушайте

Тишину.

Сестры, сестры! войте, лайте

На луну!

Где ты делась, несказанная...

 

Где ты делась, несказанная

Тайна жизни, красота?

Где твоя благоуханная,

Чистым светом осиянная,

Радость взоров, нагота?

 

Хоть бы в дымке сновидения

Ты порой являлась мне.

Хоть бы поступью видения

В краткий час уединения

Проскользнула в тишине!

Гимны родине

 

1

 

О Русь! в тоске изнемогая,

Тебе слагаю гимны я.

Милее нет на свете края,

   О родина моя!

 

Твоих равнин немые дали

Полны томительной печали,

Тоскою дышат небеса,

Среди болот, в бессилье хилом,

Цветком поникшим и унылым,

Восходит бледная краса.

 

Твои суровые просторы

Томят тоскующие взоры

И души, полные тоской.

Но и в отчаянье есть сладость.

Тебе, отчизна, стон и радость,

И безнадежность, и покой.

 

Милее нет на свете края,

О Русь, о родина моя.

Тебе, в тоске изнемогая,

   Слагаю гимны я.

 

6 апреля 1903

 

            2

 

Люблю я грусть твоих просторов,

Мой милый край, святая Русь.

Судьбы унылых приговоров

Я не боюсь и не стыжусь.

 

И все твои пути мне милы,

И пусть грозит безумный путь

И тьмой, и холодом могилы,

Я не хочу с него свернуть.

 

Не заклинаю духа злого,

И, как молитву наизусть,

Твержу всё те ж четыре слова:

«Какой простор! Какая грусть!»

 

8 апреля 1903

 

           3

 

Печалью, бессмертной печалью,

Родимая дышит страна.

За далью, за синею далью,

Земля весела и красна.

 

Свобода победы ликует

В чужой лучезарной дали,

Но русское сердце тоскует

Вдали от родимой земли.

 

В безумных, напрасных томленьях

Томясь, как заклятая тень,

Тоскует о скудных селеньях,

О дыме родных деревень.

 

10 апреля 1903

6-10 апреля 1903

Грозные невзгоды...

 

Грозные невзгоды,

Темная вражда.

Быстро мчатся годы.

За бедой беда.

Утешаться, верить,

Ворожить, тужить,

Плакать, лицемерить.

   Стоит жить!

 

Дни идут. Всё то же,

Перемены нет.

Думы злее, строже.

Много, много лет

Медленно трудиться,

Угождать, служить,

Унижаться, биться.

   Стоит жить!

6 июня 1896

Грустная светит луна...

 

Грустная светит луна,

Плещется тихо волна,

И над рекою туман.

Тяжко задумался лес.

Хочется сердцу чудес,

Грезится милый обман.

 

Чутко иду над рекой,—

Шатки мостки подо мной.

Вижу я мелкое дно,

Тень утонула в реке,

Город за мной вдалеке,

Возле — молчанье одно.

23 декабря 1893

Грустные взоры склоняя...

 

Грустные взоры склоняя,

Светлые слезы роняя,

Ты предо мною стоишь.

Только б рыданья молчали,-

Злые лобзанья печали

Ты от толпы утаишь.

 

Впалые щеки так бледны.

Вешние ль грозы бесследны,

Летний ли тягостен зной,

Или на грех ты дерзаешь,-

Сердце мое ты терзаешь

Смертной своей белизной.

20 марта 1896

Давно стараюсь, и напрасно...

 

Давно стараюсь, и напрасно,

Поработить себя уму.

Смиряться сердце не согласно,

Нет утоления ему.

 

А было время,— простодушно,

Хоть и нелепо, жизнь текла,

И сердцу вольному послушна

Мысль раболепная была.

 

Ты в тайне зрела, возрастала,

Ты извивалась, как змея,—

О мысль моя, ты побывала

На всех просторах бытия.

 

И чем меня ты обольстила?

К чему меня ты увлекла?

Ты ничего мне не открыла

И много, много отняла.

 

Восходит солнце, как и прежде,

И светит нежная луна,

И обаятельной надежде

Душа бессмертная верна.

 

И ясен путь мне, путь мой правый,

Я не могу с него свернуть,—

Но неустанно ум лукавый

Хулит единый правый путь.

 

О, если б бурным дуновеньем

Его коварство разнесло

И всепобедным вдохновеньем

Грозу внезапную зажгло!

 

О, если б огненные крылья!

О, если б в буйстве бытия,

Шипя от злобы и бессилья,

Сгорела хитрая змея!

10 июня — 14 августа 1898

Даль безмерна, небо сине...

 

Даль безмерна, небо сине,

Нет пути к моим лесам.

Заблудившийся в пустыне,

Я себе не верил сам,

 

И безумно забывал я,

Кто я был, кем стал теперь,

Вихри сухо завивал я,

И пустынно завывал я,

Словно ветер или зверь.

 

Так унижен, так умален,—

Чьей же волею? моей!—

Извивался я, ужален

Ядом ярости своей,

Безобразен, дик и зелен,

И безрадостно-бесцелен,

Непомерно-мудрый Змей.

 

Вдруг предвестницей сиянья,

Лентой алою зари,

Обвилися в час молчанья

Гор далеких алтари.

 

Свод небес лазурно-пышен

В легкой ризе облаков.

Твой надменный зов мне слышен,

Победивший мглу веков.

 

Ты, кого с любовью создал

В час торжеств Адонаи,

Обещаешь мне не поздно

Ласки вещие твои.

 

Буйным холодом могилы

Умертвивши вой гиен,

Ты идешь расторгнуть силы,

Заковавшиеся в плен.

 

Тайный узел ты развяжешь,

И поймешь сама, кто я,

И в восторге ярком скажешь,

Кто творец твой, кто судья.

3 декабря 1910

День и ночь измучены бедою...

 

День и ночь измучены бедою;

Горе оковало бытие.

Тихо плача, стала над водою.

Засмотрелся месяц на нее.

 

Опустился с неба, странно красен,

Говорит ей: «Милая моя!

Путь ночной без спутницы опасен.

Хочешь или нет, но ты — моя».

 

Ворожа над темною водою,

Он унес ее за облака.

День и ночь измучены бедою.

По свету шатается тоска.

30 января 1922

Дождь неугомонный...

 

Дождь неугомонный

Шумно в стекла бьет,

Точно враг бессонный,

Воя, слезы льет.

 

Ветер, как бродяга,

Стонет под окном,

И шуршит бумага

Под моим пером.

 

Как всегда случаен

Вот и этот день,

Кое-как промаен

И отброшен в тень.

 

Но не надо злости

Вкладывать в игру,

Как ложатся кости,

Так их и беру.

19 июля 1894

Долог мой путь утомительный...

 

Долог мой путь утомительный,

   Мрак надо мной,

Слышу я чей-то пронзительный,

   Жалобный вой.

 

Дышит он злыми укорами,

   Горько зовет,

Но над немыми просторами

   Друг не пройдет.

14 октября 1897

* * *

 

Дорогой скучно–длинною,

Безрадостно–пустынною,

Она меня вела,

Печалями изранила,

И разум отуманила,

И волю отняла.

 

Послушен ей, медлительной,

На путь мой утомительный

Не жалуясь, молчу.

Найти дороги торные,

Веселые, просторные,

И сам я не хочу.

 

Глаза мои дремотные

В виденья мимолетные

Безумно влюблены.

Несут мои мечтания

Святые предвещания

Великой тишины.

 

 

9–10 марта 1896

Друг мой тихий, друг мой дальный...

 

Друг мой тихий, друг мой дальный.

Посмотри,-

Я холодный и печальный

Свет зари.

 

Я напрасно ожидаю

Божества,

В бледной жизни я не знаю

Торжества.

 

Над землею скоро встанет

Ясный день,

И в немую бездну канет

Злая тень,-

 

И безмолвный, и печальный,

Поутру,

Друг мой тайный, друг мой дальный,

Я умру.

Другу неведомому

 

О друг мой тайный,

Приди ко мне

В мечте случайной

И в тишине.

 

В мою пустыню

Сойди на миг,

Чтоб я святыню

Твою постиг.

 

В бездушном прахе

Моих путей,

В тоске да в страхе

Безумных дней,

 

В одежде пыльной,

Сухой тропой

Иду, бессильный,

Едва живой.

 

Но весь жестокий

Забуду путь,

Лишь ты, далекий,

Со мной побудь.

 

Явись мне снова

В недолгом сне,

И только слово

Промолви мне.

13 сентября 1898

Если б я был к счастью приневолен...

 

Если б я был к счастью приневолен,

Если б я был негой опьянен,

Был бы я, как цвет тепличный, болен

И страстьми безумными спален.

 

Но легко мне: я живу печален,

Я суровой скорби в жертву дан.

Никаким желаньем не ужален,

Ни в какой не вдамся я обман.

 

И до дня, когда безмолвной тенью

Буду я навеки осенен,

Жизнь моя, всемирному томленью

Ты подобна, легкая, как сон.

2 августа 1898, За Гатчиной

Есть соответствия во всем...

 

Есть соответствия во всем,—

Не тщетно простираем руки:

В ответ на счастье и на муки

И смех и слезы мы найдем.

 

И если жаждем утешенья,

Бежим далёко от людей.

Среди лесов, среди полей —

Покой, безмыслие, забвенье.

 

Ветвями ветер шелестит,

Трава травою так и пахнет.

Никто в изгнании не чахнет,

Не презирает и не мстит.

 

Так, доверяяся природе,

Наперекор судьбе, во всем

Мы соответствия найдем

Своей душе, своей свободе.

2 августа 1898, За Гатчиной

Жарким летом

 

Безумно душен и тяжел

Горячий воздух. Лютый, красный,

Дракон качается,- напрасный

И безнадежный произвол.

 

Долину сонную объемлет

Изнемогающая лень,

И тишина в полях, и дремлет

   Лесная тень.

 

Не отдыхает в поле жница.

Ее бичует лютый зной.

Не раз невольною слезой

   Ее увлажнена ресница.

 

С серпом сгибается она,

Не видя грозных нив лазури,-

Но близость бури, милой бури

Ее томлению ясна...

 

И ярой бури ждет долина,

И неподвижно вся молчит,

И только робкая осина

Тихонько листьями дрожит.

14 декабря 1884

Жаркое солнце по небу плывет...

 

Жаркое солнце по небу плывет.

Ночи земля утомленная ждет.

 

В теле - истома, в душе - пустота,

Воля почила, и дремлет мечта.

 

Где моя гордость, где сила моя?

К низшим склоняюсь кругам бытия.

 

Силе таинственной дух мой предав,

Жизнью, подобной томлению трав,

 

Тихо живу, и неведомо мне,

Что созревает в моей глубине.

9 октября 1897

Жестокие дни

 

Ожиданья дни жестоки.

Истомилася любовь.

На враждующем востоке

Льется братцев наших кровь.

 

И, о мире воздыхая,

Слезно господа моля,

Вся от края и до края

Стонет русская земля.

 

Слезы матери печальной!

Кто ведет вам поздний счет?

Кто стране многострадальной

Утешенье принесет?

3 декабря 1904

Живы дети, только дети...

 

Живы дети, только дети,-

Мы мертвы, давно мертвы.

Смерть шатается на свете

И махает, словно плетью,

Уплетенной туго сетью

Возле каждой головы,

 

Хоть и даст она отсрочку -

Год, неделю или ночь,

Но поставит всё же точку

И укатит в черной тачке,

Сотрясая в дикой скачке,

Из земного мира прочь.

 

Торопись дышать сильнее,

Жди - придет и твой черед.

Задыхайся, цепенея,

Леденея перед нею.

Срок пройдет - подставишь шею,-

Ночь, неделя или год.

15 апреля 1897

Жизни, которой не надо...

 

Жизни, которой не надо,

Но которая так хороша,

Детски-доверчиво рада

Каждая в мире душа.

 

Чем же оправдана радость?

Что же нам мудрость дает?

Где непорочная сладость,

Достойная горних высот?

 

Смотрим в горящие бездны,

Что-то хотим разгадать,

Но усилья ума бесполезны -

Нам ничего не узнать.

 

Съевший в науках собаку

Нам говорит свысока,

Что философии всякой

Ценнее слепая кишка,

 

Что благоденствие наше

И ума плодотворный полет

Только одна простокваша

Нам несомненно дает.

 

Разве же можно поверить

В эту слепую кишку?

Разве же можно измерить

Кишкою всю нашу тоску?

20-21 июля 1913

Жуткая колыбельная

 

Не болтай о том, что знаешь,

Темных тайн не выдавай.

Если в ссоре угрожаешь,

Я пошлю тебя бай-бай.

Милый мальчик, успокою

   Болтовню твою

И уста тебе закрою.

   Баюшки-баю.

 

Чем и как живет воровка,

Знает мальчик,- ну так что ж!

У воровки есть веревка,

У друзей воровки - нож.

Мы, воровки, не тиранки:

   Крови не пролью,

В тряпки вымакаю ранки.

   Баюшки-баю.

 

Между мальчиками ссора

Жуткой кончится игрой.

Покричи, дитя, и скоро

Глазки зоркие закрой.

Если хочешь быть нескромным,

   Ангелам в раю

Расскажи о тайнах темных.

   Баюшки-баю.

 

Освещу ковер я свечкой.

Посмотри, как он хорош.

В нем завернутый, за печкой,

Милый мальчик, ты уснешь.

Ты во сне сыграешь в прятки,

   Я ж тебе спою,

Все твои собрав тетрадки:

   - Баюшки-баю!

 

Нет игры без перепуга.

Чтоб мне ночью не дрожать,

Ляжет добрая подруга

Здесь у печки на кровать,

Невзначай ногою тронет

   Колыбель твою,-

Милый мальчик не застонет.

   Баюшки-баю.

 

Из окошка галерейки

Виден зев пещеры той,

Над которою еврейки

Скоро все поднимут вой.

Что нам, мальчик, до евреек!

   Я тебе спою

Слаще певчих канареек:

   - Баюшки-баю!

 

Убаюкан тихой песней,

Крепко, мальчик, ты заснешь.

Сказка старая воскреснет,

Вновь на правду встанет ложь,

И поверят люди сказке,

   Примут ложь мою.

Спи же, спи, закрывши глазки,

   Баюшки-баю.

12 октября 1913, Петербург - Москва

За мельканьем волшебных узоров...

 

За мельканьем волшебных узоров

Я слежу в заколдованной мгле,

И моих очарованных взоров

Не прельщает ничто на земле.

 

Обаянья мои как вериги,

Я страданий моих не боюсь.

Мудрецам, изучающим книги,

Я безумцем порочным кажусь.

 

Но моя недоступна ограда,

Стережет меня крепко печаль.

И в печали, и в тайне - отрада,

И надежд простодушных не жаль.

20 февраля 1897

Забелелся туман за рекой

 

Забелелся туман за рекой.
Этот берег совсем невысок,
И деревья стоят над водой,
И теперь я совсем одинок.

 

Я в кустах поищу хворостин,
И в костёр их на берег сношу,
И под ними огонь воскрешу,
Посижу, помечтаю один.

 

И потом, по теченью реки,
Потихоньку пойду босиком, —
А завижу вдали огоньки,
Буду знать я, что близок мой дом.

Забыты вино и веселье...

 

Забыты вино и веселье,

Оставлены латы и меч,-

Один он идет в подземелье,

Лампады не хочет зажечь.

 

И дверь заскрипела протяжно,-

В нее не входили давно.

За дверью и темно, и влажно,

Высоко и узко окно.

 

Глаза привыкают во мраке,-

И вот выступают сквозь мглу

Какие-то странные знаки

На сводах, стенах и полу.

 

Он долго глядит на сплетенье

Непонятых знаков и ждет,

Что взорам его просветленье

Всезрящая смерть принесет.

8 сентября 1897

Закрывая глаза, я целую тебя...

 

Закрывая глаза, я целую тебя,-

   Бестелесен и тих поцелуй.

Ты глядишь и молчишь, не губя, не любя,

   В колыханьи тумана и струй.

 

Я плыву на ладье,- и луна надо мной

   Подымает печальный свой лик;

Я плыву по реке,- и поник над рекой

   Опечаленный чем-то тростник.

 

Ты неслышно сидишь, ты не двинешь рукой,-

   И во мгле, и в сиянии даль.

И не знаю я, долго ли быть мне с тобой,

   И когда ты мне молвишь: «Причаль».

 

Этот призрачный лес на крутом берегу,

   И поля, и улыбка твоя -

Бестелесное всё. Я забыть не могу

   Бесконечной тоски бытия.

28 августа 1897

Запах асфальта и грохот колес...

 

Запах асфальта и грохот колес,

Стены, каменья и плиты...

   О, если б ветер внезапно донес

   Шелест прибрежной ракиты!

 

Грохот на камнях и ропот в толпе,-

Город не хочет смириться.

   О, если б вдруг на далекой тропе

   С милою мне очутиться!

 

Ясные очи младенческих дум

Сердцу открыли бы много.

   О, этот грохот, и ропот, и шум -

   Пыльная, злая дорога!

21-30 марта 1896

Затаился в траве и лежу...

 

Затаился в траве и лежу,

И усталость мою позабыл,-

У меня ль недостаточно сил?

Я глубоко и долго гляжу.

 

Солнцем на небе сердце горит,

И расширилась небом душа,

И мечта моя ветром летит,

В запредельные страны спеша.

 

И на небе моем облака

То растают, то катятся вновь.

Позабыл, где нога, где рука,

Только в жилах торопится кровь.

2 августа 1896

Зачем, скажи...

 

Зачем, скажи,

В полях, возделанных прилежно,

      Среди колосьев ржи

Везде встречаем неизбежно

      Ревнивые межи?

 

Одно и то же солнце греет

Тебя, суровая земля,

Один и тот же труд лелеет

Твои широкие поля.

 

Но злая зависть учредила,

Во славу алчности и лжи,

Неодолимые межи

Везде, где ты, земля, взрастила

Хотя единый колос ржи.

29 ноября 1892, 27 января 1900

Звездная даль

 

Очи темные подъемлет

Дева к небу голубому

И, на звезды глядя, внемлет

Чутко голосу ночному.

 

Под мерцаньем звезд далеких,

Под блистающей их тайной

Вся равнина в снах глубоких

И в печали не случайной.

 

Тихо, робко над рекою

Поднимаются туманы

И ползучею толпою

Пробираются в поляны.

 

У опушки тени гуще,

Лес и влажный и дремотный.

Смотрит страх из темной кущи,

Нелюдимый, безотчетный.

 

К старику отцу подходит

Дева с грустною мечтою

И про небо речь заводит:

«Беспредельность предо мною.

 

Где-нибудь в раздольях света,

За безмерным отдаленьем,

Есть такая же планета,

И с таким же населеньем.

 

Есть там зори и зарницы,

Реки, горы и долины,

Счастье, чары, чаровницы,

Грозы, слезы и кручины.

 

Не оттуда ль в сердце плещет

Греза сладостным приветом?

Вот звезда над нами блещет

Переливным дивным светом:

 

Это — солнце, и с землею,

И на той земле мечтает

Кто-то близкий мне душою.

К нам он взоры подымает,

 

Нескончаемые дали

Мерит черными очами,

И томления печали

Отвеваются мечтами.

 

Он иную землю видит,

Где так ярко счастье блещет,

Где могучий не обидит,

Где бессильный не трепещет,

 

Где завистливой решеткой

Пир богатых не охвачен,

Где клеймом недоли кроткий

Навсегда не обозначен».

 

Скоро звезды гаснуть станут,

Расточатся чары ночи,

И с тоской пугливой глянут

Размечтавшиеся очи.

26 июня - 22 июля 1894

Земле

 

В блаженном пламени восстанья

Моей тоски не утоля,

Спешу сказать мои желанья

Тебе, моя земля.

 

Производительница хлеба,

Разбей оковы древних меж

И нас, детей святого Феба,

Простором вольности утешь.

 

Дыханьем бури беспощадной,

Пожаром ярым уничтожь

Заклятья собственности жадной,

Заветов хитрых злую ложь.

 

Идущего за тяжким плугом

Спаси от долга и от клятв,

И озари его досугом

За торжествами братских жатв.

 

И засияют светлой волей

Труда и сил твои поля

Во всей безгранности раздолий

Твоих, моя земля.

20 ноября 1905

Злое земное томленье...

 

Злое земное томленье,

Злое земное житье,

Божье ли ты сновиденье

   Или ничье?

 

В нашем, в ином ли твореньи

К истине есть ли пути,

Или в бесплодном томленьи

   Надо идти?

 

Чьим же творящим хотеньем

Неразделимо слита

С неутомимым стремленьем

  Мира тщета?

26 декабря 1896

И это небо голубое...

 

И это небо голубое,

И эта выспренная тишь!

И кажется,- дитя ночное,

К земле стремительно летишь,

 

И радостные взоры клонишь

На безнадежную юдоль,

Где так мучительно застонешь,

Паденья ощутивши боль.

 

А все-таки стремиться надо,

И в нетерпении дрожать.

Не могут струи водопада

Свой бег над бездной задержать,

 

Не может солнце стать незрячим,

Не расточать своих лучей,

Чтобы, рожденное горячим,

Все становиться горячей.

 

Порыв, стремленье, лихорадка,-

Закон рожденных солнцем сил.

Пролей же в землю без остатка

Все, что от неба получил.

6 июня 1918

Иван-Царевич

 

Сел Иван-Царевич

На коня лихого.

Молвил нам Царевич

Ласковое слово:

 

«Грозный меч подъемлю,

В бой пойду я рано,

Заберу всю землю

Вплоть до океана».

 

Год проходит. Мчится

Вестник, воин бледный.

Он поспешно мчится,

Шлем иссечен медный.

 

«Сгибли наши рати

Силой вражьей злобы.

Кстати иль некстати,

Запасайте гробы.

 

Наш Иван-Царевич

Бился с многой славой».

- «Где ж Иван-Царевич?»

- «В битве пал кровавой».

3 декабря 1904

Иди в толпу с приветливою речью...

 

Иди в толпу с приветливою речью

             И лицемерь.

На опыте всю душу человечью

             До дна измерь.

 

Она узка, темна и несвободна,

             Как темный склеп,

И тот, кто час провел в ней неисходно,

             Навек ослеп.

 

И ты поймешь, какое врачеванье

             В окно глядеть

Из тьмы души на птичье ликованье

             И сметь, и петь.

29 июля 1898

Из мира чахлой нищеты...

 

Из мира чахлой нищеты,

Где жены плакали и дети лепетали,

Я улетал в заоблачные дали

В объятьях радостной мечты,

И с дивной высоты надменного полета

Преображал я мир земной,

И он сверкал передо мной,

Как темной ткани позолота.

Потом, разбуженный от грез

Прикосновеньем грубой жизни,

Моей мучительной отчизне

Я неразгаданное нес.

11 августа 1896, Волга

Изменил я тебе, неземная...

 

Изменил я тебе, неземная,-

Я земную жену полюбил.

Обагрился закат, догорая,

Ароматами нежными мая

Сладкий вечер меня отравил.

 

Под коварным сиреневым цветом,

Улыбаясь и взоры клоня,

Та, земная, пленила меня

Непорочно-лукавым приветом.

 

Я, невеста, тебе изменил,

Очарованный девой телесной.

Я твой холод блаженный забыл.

О, закрой меня ризой небесной

От земных распаляющих сил!

14 мая 1896

Имена твои не ложны...

 

Имена твои не ложны,

Беспечальны, бестревожны,-

Велика их глубина.

Их немолчный, темный шепот,

Предвещательный их ропот

Как вместить мне в письмена?

 

Имена твержу, и знаю,

Что в ином еще живу,

Бесполезно вспоминаю

И напрасно я зову.

 

Может быть, ты проходила,

Не жалела, но щадила,

Не желала, но звала,

Грустно взоры опускала,

Трав каких-то всё искала,

Находила и рвала.

 

Может быть, ты устремляла

На меня тяжелый взор

И мечтать не позволяла

Про победу и позор.

 

Имена твои все знаю,

Ими день я начинаю

И встречаю мрак ночной,

Но сказать их вслух не смею,

И в толпе людской немею,

И смущен их тишиной.

19 марта 1896

Ирина

 

Помнишь ты, Ирина, осень

В дальнем, бедном городке?

Было пасмурно, как будто

Небо хмурилось в тоске.

 

Дождик мелкий и упорный

Словно сетью заволок

Весь в грязи, в глубоких лужах

Потонувший городок,

 

И тяжелым коромыслом

Надавив себе плечо,

Ты с реки тащила воду;

Щеки рдели горячо...

 

Был наш дом угрюм и тесен,

Крыша старая текла,

Пол качался под ногами,

Из разбитого стекла

 

Веял холод; гнулось набок

Полусгнившее крыльцо...

Хоть бы раз слова упрека

Ты мне бросила в лицо!

 

Хоть бы раз в слезах обильных

Излила невольно ты

Накопившуюся горечь

Беспощадной нищеты!

 

Я бы вытерпел упреки

И смолчал бы пред тобой,

Я, безумец горделивый,

Не поладивший с судьбой,

 

Так настойчиво хранивший

Обманувшие мечты

И тебя с собой увлекший

Для страданий нищеты.

 

Опускался вечер темный

Нас измучившего дня,-

Ты мне кротко улыбалась,

Утешала ты меня.

 

Говорила ты: «Что бедность!

Лишь была б душа сильна,

Лишь была бы жаждой счастья

Воля жить сохранена».

 

И опять, силен тобою,

Смело я глядел вперед,

В тьму зловещих испытаний,

Угрожающих невзгод,

 

И теперь над нами ясно

Вечереют небеса.

Это ты, моя Ирина,

Сотворила чудеса.

Каждый год я болен в декабре...

 

Каждый год я болен в декабре,

Не умею я без солнца жить.

Я устал бессонно ворожить

И склоняюсь к смерти в декабре,-

Зрелый колос, в демонской игре

Дерзко брошенный среди межи.

Тьма меня погубит в декабре,

В декабре я перестану жить.

4 ноября 1913

Каждый день, в час урочный...

 

Каждый день, в час урочный,

Я сюда прихожу,

Молчаливый и точный,

И угрюмо гляжу,

Не видны ли в потоке

Ненавистных теней

Эти бледные щеки,

Это пламя очей,

Эти губы сухие,

Эта строгость чела,

Где проносятся злые

Наваждения зла.

И сегодня я встретил

Ту, кого я так ждал,

Ту же гордость заметил,

Ту же томность узнал.

Но за нею стремиться

Я в толпе не посмел —

Мне скорей удалиться

Тайный голос велел.

31 июля 1891

* * *

 

Какая покорность в их плаче!

Какая тоска!

И как же иначе?

Бежит невозвратно река.

 

Уносятся грузные барки

С понурой толпой,

И слушают Парки

Давно им наскучивший вой.

 

К равнине уныло

Осенние никнут дожди.

Уж раз проводила,

Так сына обратно не жди.

 

Уж слёзы разлучные льются,

Кропя его путь.

Ему не вернуться

Припасть на вскормившую грудь.

 

Там, где-то в чужбине,

Далёко от знаемых мест,

В чужой домовине

Он ляжет под дружеский крест.

Какие злые перемены!..

 

Какие злые перемены!

Зачем же вас я должен знать?

Опять меня замкнули стены,

Я каменеть начну опять.

 

И шум и грохот воздвигаю

Опять на улицах моих,

И понемногу забываю

О тишине ночей лесных,

 

И учреждаю я торговлю,

И зажигаю фонари,

И забываю сад, и кровлю,

И свежесть утренней зари.

15 октября 1896

* * *

 

Какие–то светлые девы

Сегодня гостили у нас.

То не были дочери Евы, –

Таких я не видывал глаз.

Я встретил их где–то далёко

В суровом лесу и глухом.

Бежали они одиноко,

Пугливо обнявшись, вдвоем.

И было в них много печали,

Больной, сиротливой, лесной,

И ноги их быстро мелькали,

Покрытые светлой росой.

Но руки их смелой рукою

Сложил я в спасающий крест

И вывел их верной тропою

Из этих пугающих мест.

И бедные светлые девы

Всю ночь прогостили у нас, –

Я слушал лесные напевы,

И сладкий, и нежный рассказ.

 

 

5–6 августа 1896

* * *

 

Какой–то хитрый чародей

Разъединил мое сознанье

   С природою моей, –

И в этом всё мое страданье.

 

Но если дремлет он порой

   И колдовство оставит,

Уже природа не лукавит,

Не забавляется со мной.

 

   Послушна и правдива,

Она приблизится ко мне.

В ее бездонной глубине

Я вижу девственные дива.

 

 

20 октября 1896

Качели

 

В истоме тихого заката

Грустило жаркое светило.

Под кровлей ветхой гнулась хата

И тенью сад приосенила.

Березы в нем угомонились

И неподвижно пламенели.

То в тень, то в свет переносились

Со скрипом зыбкие качели.

 

Печали ветхой злою тенью

Моя душа полуодета,

И то стремится жадно к тленью,

То ищет радостей и света.

И покоряясь вдохновенно

Моей судьбы предначертаньям,

Переношусь попеременно

От безнадежности к желаньям.

9 июля 1894

Келья моя и тесна, и темна...

 

Келья моя и тесна, и темна.

Только и свету, что свечка одна.

 

Полночи вещей я жду, чтоб гадания

   Снова начать

   И услыхать

Злой моей доли вещания.

 

Олово, ложка да чаша с водой -

Всё на дощатом столе предо мной.

 

Олово в ложке над свечкой мерцающей

   Я растоплю,

   И усыплю

Страх, мое сердце смущающий.

 

Копоть покрыла всю ложку мою.

Талое олово в воду я лью.

   Что же пророчит мне олово?

   Кто-то стоит

   И говорит:

Взял же ты олова - злого, тяжелого!»

 

Острые камни усеяли путь,

Меч изостренный вонзился мне в грудь.

13 октября 1897

Кинул землю он родную...

 

Кинул землю он родную

И с женой не распрощался.

Из одной земли в другую

Долго молодец шатался.

Наконец в земле литовской

Счастье парню привалило

И удачей молодцовской

Вдосталь наделило.

Был он конюхом сначала,

Полюбился королеве,

И она его ласкала,-

А потом повис на древе,

Потому что проследили,

Донесли и уличили!

Суд был строгий и короткий:

Королеву заточили,

Парня в петле удавили

Под ее окном с решеткой.

7 января 1896

Коля, Коля, ты за что ж...

 

Коля, Коля, ты за что ж

Разлюбил меня, желанный?

Отчего ты не придешь

Посидеть с твоею Анной?

 

На меня и не глядишь,

Словно скрыта я в тумане.

Знаю, милый, ты спешишь

На свидание к Татьяне.

 

Ах, напрасно я люблю,

Погибаю от злодеек.

Я эссенции куплю

Склянку на десять копеек.

 

Ядом кишки обожгу,

Буду громко выть от боли.

Жить уж больше не могу

Я без миленького Коли.

 

Но сначала наряжусь

И, с эссенцией в кармане,

На трамвае прокачусь

И явлюсь к портнихе Тане.

 

Злости я не утаю,

Уж потешусь я сегодня,

Вам всю правду отпою,

И разлучница, и сводня.

 

Но не бойтесь,- красоты

Ваших масок не нарушу,

Не плесну я кислоты,

Ни на Таню, ни на Грушу.

 

«Бог с тобой,- скажу в слезах,

Утешайся, грамотейка!

При цепочке, при часах,

А такая же ведь швейка!»

 

Говорят, что я проста,

На письме не ставлю точек.

Всё ж, мой милый, для креста

Принеси ты мне веночек.

 

Не кручинься и, обняв

Талью новой, умной милой,

С нею в кинематограф

Ты иди с моей могилы.

 

По дороге ей купи

В лавке плитку шоколада,

Мне же молви: «Нюта, спи!

Ничего тебе не надо.

 

Ты эссенции взяла

Склянку на десять копеек

И в мученьях умерла,

Погибая от злодеек».

Короткая радость сгорела...

 

Короткая радость сгорела,

И снова я грустен и нищ,

И снова блуждаю без дела

У чуждых и темных жилищ.

 

Я пыл вдохновенья ночного

Больною душой ощущал,

Виденья из мира иного

Я светлым восторгом встречал.

 

Но краткая радость сгорела,

И город опять предо мной,

Опять я скитаюсь без дела

По жесткой его мостовой.

7 июля 1896

Ликуй, звени, блести, мой легкий, тонкий стих...

 

Ликуй, звени, блести, мой легкий, тонкий стих,

Ликуй, мой звонкий стих, о радостях моих.

 

Я кроткою мечтой тоску преодолел,

И сладко полюбил, и нежно пожалел.

 

И так люблю, губя,— и так, любя, гублю,

И, погубив, опять прильну — и оживлю.

13 июля 1909

* * *

 

Лиловато–розовый закат

Нежно мглист и чист в окне вагона.

Что за радость нынче мне сулят

    Стенки тонкие вагона?

 

Унесусь я, близко ль, далеко ль,

От того, что называю домом,

Но к душе опять всё та же боль

    Приползет путем знакомым.

 

В день, когда мне ровно пятьдесят

Лет судьба с насмешкой отсчитала.

На пленительный смотрю закат,

    И всё то же в сердце жало.

 

То, о чем сказать не смею сам,

Потому что слово слишком больно,

Пусть заря расскажет небесам.

    Ей не трудно и не больно.

 

17 февраля 1913

Лихо

 

Кто это возле меня засмеялся так тихо?

Лихо мое, одноглазое, дикое Лихо!

Лихо ко мне привязалось давно, с колыбели,

Лихо стояло и возле крестильной купели,

Лихо за мною идет неотступною тенью,

Лихо уложит меня и в могилу.

Лихо ужасное, враг и любви и забвенью,

Кто тебе дал эту силу?

 

Лихо ко мне прижимается, шепчет мне тихо:

«Я - бесталанное, всеми гонимое Лихо!

В чьем бы дому для себя уголок ни нашло я,

Всяк меня гонит, не зная минуты покоя.

Только тебе побороться со мной недосужно, -

Странно мечтая, стремишься ты к мукам,

Вот почему я с твоею душою так дружно,

Как отголосок со звуком».

30 декабря 1891, 26 января 1892,

2 апреля 1893

Любви неодолима сила...

 

Любви неодолима сила.

Она не ведает преград,

И даже то, что смерть скосила,

Любовный воскрешает взгляд.

 

Светло ликует Евридика,

И ад ее не полонит,

Когда багряная гвоздика

Ей близость друга возвестит,

 

И не замедлит на дороге,

И не оглянется Орфей,

Когда в стремительной тревоге

С земли нисходит он за ней.

 

Не верь тому, что возвестили

Преданья темной старины,

Что есть предел любовной силе,

Что ей ущербы суждены.

 

Хотя лукавая Психея

Запрету Бога не вняла

И жаркой струйкою елея

Плечо Амуру обожгла,

 

Не улетает от Психеи

Крылатый бог во тьме ночей.

С невинной белизной лилеи

Навеки сочетался змей.

 

Любви неодолима сила.

Она не ведает преград.

Ее и смерть не победила,

Земной не устрашает ад.

 

Альдонса грубая сгорает,

Преображенная в любви,

И снова Дон-Кихот вещает:

«Живи, прекрасная, живи!»

 

И возникает Дульцинея,

Горя, как юная заря,

Невинной страстью пламенея,

Святой завет любви творя.

 

Не верь тому, что возвестили

Преданья, чуждые любви.

Слагай хвалы державной силе

И мощь любви благослови.

3 мая 1921

Люби меня ясно, как любит заря...

 

Люби меня ясно, как любит заря,

Жемчуг рассыпая и смехом горя.

Обрадуй надеждой и легкой мечтой

И тихо погасни за мглистой чертой.

 

Люби меня тихо, как любит луна,

Сияя бесстрастно, ясна, холодна.

Волшебством и тайной мой мир освети,-

Помедлим с тобою на темном пути.

 

Люби меня просто, как любит ручей,

Звеня и целуя, и мой и ничей,

Прильни и отдайся, и дальше беги.

Разлюбишь, забудешь - не бойся, не лги.

14 июля 1904, Сиверская

Люби меня, люби, холодная луна!..

 

Люби меня, люби, холодная луна!

Пусть в небе обо мне твой рог жемчужный трубит,

Когда восходишь ты, ясна и холодна.

На этой злой земле никто меня не любит.

 

Да будет ночь твоя в мерцании светил!

Отверженец земли, тоскующий и кроткий,

О, сколько раз во тьме я за тобой следил,

Любуяся твоей стремительною лодкой!

 

Потом я шел опять в докучный рокот дня,—

И труд меня томил, и путь мой был бесцелен,

Твой свет в моей душе струился мглисто-зелен.

Холодная луна, люби, люби меня!

28 декабря 1909

Люблю мое молчанье...

 

Люблю мое молчанье

В лесу во тьме ночей

И тихое качанье

Задумчивых ветвей.

Люблю росу ночную

В сырых моих лугах

И влагу полевую

При утренних лучах.

Люблю зарею алой

Веселый холодок

И бледный, запоздалый

Рыбачий огонек.

Тогда успокоенье

Нисходит на меня,

И что мне всё томленье

Пережитого дня!

Я всем земным простором

Блаженно замолчу

И многозвездным взором

Весь мир мой охвачу.

Закроюсь я туманом

И волю дам мечтам,

И сказочным обманом

Раскинусь по полям.

14-15 августа 1896

Мечтатель, странный миру...

 

Мечтатель, странный миру,

Всегда для всех чужой,

Царящему кумиру

Не служит он хвалой.

 

Кому-то дымный ладан

Он жжет, угрюм и строг,

Но миром не разгадан

Его суровый бог.

 

Он тайною завесил

Страстей своих игру,—

Порой у гроба весел

И мрачен на пиру.

 

Сиянье на вершине,

Садов цветущих ряд

В прославленной долине

Его не веселят.

 

Поляну он находит,

Лишенную красы,

И там в мечтах проводит

Безмолвные часы.

19 июля 1894

Мечты о славе! Но зачем...

 

Мечты о славе! Но зачем

Кумир мне бронзовый иль медный,

Когда я в жизни робко-нем,

Когда я в жизни странник бледный?

 

На шумных улицах, где я

Иду, печальный и усталый,

Свершать в пределах жития

Мой труд незнаемый и малый,

 

На перекрестке, где-нибудь,

Мое поставят изваянье,

Чтоб опорочить скорбный путь

И развенчать мое изгнанье.

 

О, суета! о, бедный дух!

Честолюбивое мечтанье!

Враждебно-чуждых жизней двух

Столь незаконное слиянье!

 

Я отрекаюсь наперед

От похвалы, от злой отравы,

Не потому, что смерть взойдет

Предтечею ненужной славы,

 

А потому, что в мире нет

Моим мечтам достойной цели,

И только ты, нездешний свет,

Чаруешь сердце с колыбели.

23 августа 1898

Мне страшный сон приснился...

 

Мне страшный сон приснился,

Как будто я опять

На землю появился

И начал возрастать,

 

И повторился снова

Земной ненужный строй

От детства голубого

До старости седой:

 

Я плакал и смеялся,

Играл и тосковал,

Бессильно порывался,

Беспомощно искал...

 

Мечтою облелеян,

Желал высоких дел,-

И, братьями осмеян,

Вновь проклял свой удел.

 

В страданиях усладу

Нашел я кое-как,

И мил больному взгляду

Стал замогильный мрак,

 

И, кончив путь далекий,

Я начал умирать,-

И слышу суд жестокий:

«Восстань, живи опять!»

12 декабря 1895

Моя усталость выше гор...

 

Моя усталость выше гор,

Во рву лежит моя любовь,

И потускневший ищет взор,

Где слезы катятся и кровь.

 

Моя усталость выше гор,

Не для земли ее труды...

О, темный взор, о, скучный взор,

О, злые, страшные плоды!

10 мая 1902

Мудрец мучительный Шакеспеар...

 

Мудрец мучительный Шакеспеар,

Ни одному не верил ты обману.

Макбету, Гамлету и Калибану

Во мне зажег ты яростный пожар,

 

И я живу, как встарь король Леар.

Лукавых дочерей моих, Регану

И Гонерилью, наделять я стану,

Корделии отвергнув верный дар.

 

В мое труду послушливое тело

Толпу твоих героев я вовлек,

И обманусь, доверчивый Отелло,

И побледнею, мстительный Шейлок,

 

И буду ждать последнего удара,

Склонясь над вымыслом Шакеспеара.

24 июля 1913, Тойла

Мы людей не продаем...

 

Мы людей не продаем

   За наличные,

Но мы цепи им куем,

   Всё приличные,—

 

И не сами, а нужда,—

   Цепи прочные,

Ну а сами мы всегда

   Непорочные.

23 августа 1898

На гулких улицах столицы...

 

На гулких улицах столицы

Трепещут крылья робких птиц,

И развернулись вереницы

Угрюмых и печальных лиц.

 

Под яркой маской злого света

Блестит торжественно глазет.

Идет, вся в черное одета,

Жена за тем, кого уж нет.

 

Мальчишки с песнею печальной

Бредут в томительную даль

Пред колесницей погребальной,

Но им покойника не жаль.

28-29 января 1896

На закат, на зарю...

 

На закат, на зарю

Долго, долго смотрю.

 

Слышу, кровь моя бьется

И в заре отдается.

 

Как-то весело мне,

Что и я весь в огне.

 

Это - кровь моя тает

И горит да играет

 

Над моею горой,

Над моею рекой.

 

Вот заря догорела,

Мне смотреть надоело.

 

Я глаза затворил,

Я весь мир погасил.

31 июля 1896

На меня ползли туманы...

 

На меня ползли туманы

Заколдованного дня,

Чародейства и обманы

Выходили на меня,

Мне безликие грозили,

Мне полуденная мгла

Из дорожной серой пыли

Вихри зыбкие вила.

 

Но таинственное слово

Начертал я на земле,-

Обаянья духа злого

Робко замерли во мгле.

Вез меча вошел я смело

В ту заклятую страну,

Где так долго жизнь коснела

И покорствовала сну.

 

Вражья сила разливала

Там повсюду страх и тьму,-

Там царевна почивала,

Сидя с прялкой в терему,

Замерла у дивной пряхи

С нитью тонкою рука;

Ветер стих на буйном взмахе,

Ставнем двинувши слегка.

 

Я вошел в ее светлицу,

Победитель темных сил,

И красавицу девицу

Поцелуем разбудил.

Очи светлые открыла

И зарделась вдруг она,

И рукой перехватила

Легкий взмах веретена.

10 февраля 1897

На песке прихотливых дорог...

 

На песке прихотливых дорог

От зари догорающей свет

Озарил, расцветил чьих-то ног

   Тонкий след...

 

Может быть, здесь она проходила,

Оставляя следы на песке,

И помятый цветок проносила

   На руке.

 

Поднимая раскрытую руку,

Далеко за мечтой унеслась

И далекому, тайному звуку

   Отдалась.

 

Тосковали на нежной ладони

Молодой, но жестокой руки

По своей ароматной короне

   Лепестки...

 

Молодою и чуждой печалью

Не могу я души оживить

И того, что похищено далью,

   Воротить.

 

Мне об ней ничего не узнать,

Для меня обаяния нет.

Что могу на земле различать?

   Только след.

1-2 июля 1896

На серой куче сора...

 

На серой куче сора,

У пыльного забора,

На улице глухой

Цветет в исходе мая,

Красою не прельщая,

Угрюмый зверобой.

 

В скитаниях ненужных,

В страданиях недужных,

На скудной почве зол,

Вне светлых впечатлений

Безрадостный мой гений

Томительно расцвел.

На улицах пусто и тихо...

 

На улицах пусто и тихо,

И окна, и двери закрыты.

Со мною — безумное Лихо,

И нет от него мне защиты.

 

Оградой железной и медной

Замкнулся от нищих богатый.

Я — странник унылый и бледный,

А Лихо — мой верный вожатый.

 

И с ним я расстаться не смею.

На улицах пусто и тихо.

Пойдем же дорогой своею,

Косматое, дикое Лихо!

29 августа 1898

Над безумием шумной столицы...

 

Над безумием шумной столицы

В темном небе сияла луна

И далеких светил вереницы,

Как виденья прекрасного сна.

 

Но толпа проходила беспечно,

И на звезды никто не глядел,

И союз их, вещающий вечно,

Безответно и праздно горел.

 

И один лишь скиталец покорный

Подымал к ним глаза от земли,

Но спасти от погибели черной

Их вещанья его не могли.

28 марта 1897

Надо мною жестокая твердь...

 

Надо мною жестокая твердь,

Предо мною томительный путь,

А за мною лукавая смерть

Всё зовет да манит отдохнуть.

 

Я ее не хочу и боюсь,

Отвращаюсь от злого лица.

Чтоб ее одолеть, я стремлюсь

Расширять бытие без конца.

 

Я - царевич с игрушкой в руках,

Я - король зачарованных стран.

Я - невеста с тревогой в глазах,

Богомолкой бреду я в туман.

14 декабря 1896

Надо мною, как облако...

 

Надо мною, как облако

Над вершиной горы,

Ты пройдешь, словно облако

Над вершиной горы.

 

В многоцветном сиянии,

В обаяньи святом,

Ты промчишься в сиянии,

В обаяньи святом.

 

Стану долго, безрадостный,

За тобою глядеть,—

Утомленный, безрадостный,

За тобою глядеть,

 

Тосковать и печалиться,

Безнадежно грустить,

О далеком печалиться,

О бесследном грустить.

28 августа 1898

Не думай, что это березы...

 

Не думай, что это березы,

Что это холодные скалы.

Всё это - порочные души.

 

Печальны и смутны их думы,

И тягостна им неподвижность,-

И нам они чужды навеки;

И люди вовек не узнают

Заклятой и страшной их тайны.

 

И мудрому только провидцу

Открыто их темное горе

И тайна их скованной жизни.

29 августа 1897

Не люблю, не обольщаюсь...

 

Не люблю, не обольщаюсь,

Не привязываюсь к ним,

К этим горько-преходящим

Наслаждениям земным.

 

Как ребенок, развлекаюсь

Мимолетною игрой,

И доволен настоящим -

Полднем радостным и тьмой.

3 июля 1896

Не могу собрать...

 

Не могу собрать,

Не могу связать,-

 

Или руки бессильны?

Или стебли тонки?

Как тропы мои пыльны!

Как слова не звонки!

 

И чего искать?

И куда идти?

Не могу понять,

Не могу найти.

20 декабря 1897

Не нашел я дороги...

 

Не нашел я дороги,

И в дремучем лесу

Все былые тревоги

Осторожно несу.

 

Все мечты успокоя,

Беспечален и нем,

Я заснувшего зоя

Не тревожу ничем.

 

Избавление чую,

Но путей не ищу,-

Ни о чем не тоскую,

Ни на что не ропщу.

 

3-4 июля 1896

Не поверь лукавой лжи...

 

Не поверь лукавой лжи,

Не тужи, не ворожи,

   Покоряйся.

Что пропало, не вернешь,

Ждешь чего, то, верно, ложь,

   Не прельщайся.

Краток праздник бытия.

Жизнь твоя и не твоя,—

   Наслаждайся.

23 августа 1898

Не понять мне, откуда, зачем...

 

Не понять мне, откуда, зачем

И чего он томительно ждет.

Предо мною он грустен и нем,

   И всю ночь напролет

Он вокруг меня чем-то чертит

На полу чародейный узор,

И куреньем каким-то дымит,

   И туманит мой взор.

Опускаю глаза перед ним,

Отдаюсь чародейству и сну,

И тогда различаю сквозь дым

   Голубую страну.

Он приникнет ко мне и ведет,

И улыбка на мертвых губах,-

И блуждаю всю ночь напролет

   На пустынных путях.

Рассказать не могу никому,

Что увижу, услышу я там,-

Может быть, я и сам не пойму,

   Не припомню и сам.

Оттого так мучительны мне

Разговоры, и люди, и труд,

Что меня в голубой тишине

   Волхвования ждут.

29 мая 1896

Не свергнуть нам земного бремени...

 

Не свергнуть нам земного бремени.

Изнемогаем на земле,

Томясь в сетях пространств и времени,

Во лжи, уродстве и во зле.

 

Весь мир для нас — тюрьма железная,

Мы — пленники, но выход есть.

О родине мечта мятежная

Отрадную приносит весть.

 

Поднимешь ли глаза усталые

От подневольного труда —

Вдруг покачнутся зори алые

Прольется время, как вода.

 

Качается, легко свивается

Пространств тяжелых пелена,

И, ласковая, улыбается

Душе безгрешная весна.

24 мая 1920, Москва

Не стоит ли кто за углом?...

 

Не стоит ли кто за углом?

Не глядит ли кто на меня?

Посмотреть не смею кругом,

И зажечь не смею огня.

 

Вот подходит кто-то впотьмах,

Но не слышны злые шаги.

О, зачем томительный страх?

И к кому воззвать: помоги?

 

Не поможет, знаю, никто,

Да и чем и как же помочь?

Предо мной темнеет ничто,

Ужасает мрачная ночь.

18 декабря 1897

Не трогай в темноте...

 

Не трогай в темноте

Того, что незнакомо,

Быть может, это - те,

Кому привольно дома.

 

Кто с ними был хоть раз,

Тот их не станет трогать.

Сверкнет зеленый глаз,

Царапнет быстрый ноготь,-

 

Прикинется котом

Испуганная нежить.

А что она потом

Затеет? мучить? нежить?

 

Куда ты ни пойдешь,

Возникнут пусторосли.

Измаешься, заснешь.

Но что же будет после?

 

Прозрачною щекой

Прильнет к тебе сожитель.

Он серою тоской

Твою затмит обитель.

 

И будет жуткий страх -

Так близко, так знакомо -

Стоять во всех углах

Тоскующего дома.

11 декабря 1905

Не ужасай меня угрозой...

 

Не ужасай меня угрозой

Безумства, муки и стыда,

Навек останься легкой грезой,

Не воплощайся никогда.

 

Храни безмерные надежды,

Звездой далекою светись,

Чтоб наши грубые одежды

Вокруг тебя не обвились.

7 марта 1897

Невольный труд...

 

Невольный труд,

Зачем тобой я долго занят?

Мечты цветут,—

Но скоро сад их яркий вянет.

 

И прежде чем успел

Вдохнуть я теплое дыханье,

Их цвет багряный облетел

В печальной муке увяданья.

23 июля 1894

Недотыкомка серая...

 

Недотыкомка серая

Всё вокруг меня вьется да вертится,-

То не Лихо ль со мною очертится

Во единый погибельный круг?

 

   Недотыкомка серая

Истомила коварной улыбкою,

Истомила присядкою зыбкою,-

Помоги мне, таинственный друг!

 

   Недотыкомку серую

Отгони ты волшебными чарами,

Или наотмашь, что ли, ударами,

Или словом заветным каким.

 

   Недотыкомку серую

Хоть со мной умертви ты, ехидную,

Чтоб она хоть в тоску панихидную

Не ругалась над прахом моим.

1 октября 1899

 

Серебряный век. Петербург

Нет словам переговора...

 

Нет словам переговора,

Нет словам недоговора.

Крепки, лепки навсегда,

Приговоры-заклинанья

Крепче крепкого страданья,

Лепче страха и стыда.

 

Ты измерь, и будет мерно,

Ты поверь, и будет верно,

И окрепнешь, и пойдешь

В путь истомный, в путь бесследный,

В путь от века заповедный.

Всё, что ищешь, там найдешь.

 

Слово крепко, слово свято,

Только знай, что нет возврата

С заповедного пути.

Коль пошел, не возвращайся,

С тем, что любо, распрощайся,—

До конца тебе идти.

 

Заклинаньем обреченный,

Вещей деве обрученный,

Вдался слову ты в полон.

Не жалей о том, что было

В прежней жизни сердцу мило,

Что истаяло, как сон.

 

Ты просил себе сокровищ

У безжалостных чудовищ,

Заклинающих слова,

И в минуту роковую

Взяли плату дорогую,

Взяли все, чем жизнь жива.

 

Не жалей о ласках милой.

Ты владеешь высшей силой,

Высшей властью облечен.

Что живым сердцам отрада,

Сердцу мертвому не надо.

Плачь, не плачь, ты обречен.

19 января 1922

Никого и ни в чем не стыжусь...

 

Никого и ни в чем не стыжусь,-

Я один, безнадежно один,

Для чего ж я стыдливо замкнусь

В тишину полуночных долин?

 

Небеса и земля - это я,

Непонятен и чужд я себе,

Но великой красой бытия

В роковой побеждаю борьбе.

8 декабря 1896

Ночь настанет, и опять...

 

Ночь настанет, и опять

Ты придешь ко мне тайком,

Чтоб со мною помечтать

О нездешнем, о святом.

 

И опять я буду знать,

Что со мной ты, потому,

Что ты станешь колыхать

Предо мною свет и тьму.

 

Буду спать или не спать,

Буду помнить или нет,—

Станет радостно сиять

Для меня нездешний свет.

1 сентября 1898

О владычица смерть, я роптал на тебя...

 

О владычица смерть, я роптал на тебя,

Что ты, злая, царишь, всё земное губя.

И пришла ты ко мне, и в сиянии дня

На людские пути повела ты меня.

 

Увидал я людей в озареньи твоем,

Омраченных тоской, и бессильем, и злом.

И я понял, что зло под дыханьем твоим

Вместе с жизнью людей исчезает, как дым.

20 октября 1897

* * *

 

О сердце, сердце! позабыть

Пора надменные мечты

И в безнадежной доле жить

Без торжества, без красоты,

 

Молчаньем верным отвечать

На каждый звук, на каждый зов,

И ничего не ожидать

Ни от друзей, ни от врагов.

 

Суров завет, но хочет бог,

Чтобы такою жизнь была

Среди медлительных тревог,

Среди томительного зла.

 

5 августа 1898

О, если б сил бездушных злоба...

 

О, если б сил бездушных злоба

Смягчиться хоть на миг могла,

И ты, о мать, ко мне из гроба

Хотя б на миг один пришла!

Чтоб мог сказать тебе я слово,

Одно лишь слово,— в нем бы слил

Я всё, что сердце жжет сурово,

Всё, что таить нет больше сил,

Всё, чем я пред тобой виновен,

Чем я б тебя утешить мог,—

Нетороплив, немногословен,

Я б у твоих склонился ног.

Приди,— я в слово то волью

Мою тоску, мои страданья,

И стон горячий раскаянья,

И грусть всегдашнюю мою.

16 июля 1894

О, жизнь моя без хлеба...

 

О, жизнь моя без хлеба,

Зато и без тревог!

Иду. Смеётся небо,

Ликует в небе бог.

Иду в широком поле,

В уныньи тёмных рощ,

На всей на вольной воле,

Хоть бледен я и тощ.

Цветут, благоухают

Кругом цветы в полях,

И тучки тихо тают

На ясных небесах.

Хоть мне ничто не мило,

Всё душу веселит.

Близка моя могила,

Но это не страшит.

Иду. Смеётся небо,

Ликует в небе бог.

О, жизнь моя без хлеба,

Зато и без тревог!

26 сентября 1898

Огни далекие багровы...

 

Огни далекие багровы.

Под сизой тучею суровы,

Тоскою веют небеса,

И лишь у западного края

Встает, янтарно догорая,

Зари осенней полоса.

 

Спиной горбатой в окна лезет

Ночная мгла, и мутно грезит

Об отдыхе и тишине,

И отблески зари усталой,

Пред ней попятившися, вялой

Походкой подошли к стене.

 

Ну что ж! Непрошеную гостью

С ее тоскующею злостью

Не лучше ль попросту прогнать?

Задвинув завесы, не кстати ль

Вдруг повернуть мне выключатель

И день искусственный начать?

27 октября 1926

* * *

 

Одиночество – общий удел,

Да не всякий его сознает, –

Ты себя обмануть не хотел,

И оно тебе ад создает.

 

И не рад ты,  и рад ты ему,

Но с тоской безутешной твоей

Никогда не пойдешь ни к кому –

И чего б ты просил у людей?

 

Никому не завидовал ты,

Пожелать ничего ты не мог,

И тебя увлекают мечты

На просторы пустынных дорог.

 

18 апреля 1896

Окно ночное

 

Весь дом покоен, и лишь одно

Окно ночное озарено.

 

То не лампадный отрадный свет:

Там нет отрады, и сна там нет.

 

Больной, быть может, проснулся вдруг,

И снова гложет его недуг.

 

Или, разлуке обречена,

В жестоких муках не спит жена.

 

Иль, смерть по воле готов призвать,

Бедняк бездольный не смеет спать.

 

Над милым прахом, быть может, мать

В тоске и страхе пришла рыдать.

 

Иль скорбь иная зажгла огни.

О злая, злая! к чему они?

3 августа 1898

* * *

 

Окрест – дорог извилистая сеть.

Молчание – ответ взывающим.

О, долго ль будешь в небе ты висеть

Мечом, бессильно угрожающим?

 

Была пора, – с небес грозил дракон,

Он видел вдаль, и стрелы были живы.

Когда же он покинет небосклон,

Всходили вестники, земле не лживы.

 

Обвеяны познанием кудес,

Являлись людям звери мудрые.

За зельями врачующими в лес

Ходили ведьмы среброкудрые.

 

Но все обман, – дракона в небе нет,

И ведьмы так же, как и мы, бессильны.

Земных судеб чужды пути планет,

Пути земные медленны и пыльны.

 

Страшна дорог извилистая сеть,

Молчание – ответ взывающим.

О, долго ль с неба будешь ты висеть

Мечом, бессильно угрожающим?

 

14 августа 1901

Опять ночная тишина...

 

Опять ночная тишина

Лежит в равнине омертвелой.

Обыкновенная луна

Глядит на снег, довольно белый.

 

Опять непраздничен и синь

Простор небесного молчанья,

И в глубине ночных пустынь

Всё те же звездные мерцанья.

 

И я, как прежде, жалкий раб,

Как из моих собратьев каждый,

Всё так же бледен, тих и слаб,

Всё тою же томлюсь я жаждой.

 

Мечтать о дивных чудесах

Хочу, как встарь,— и не мечтаю,

И в равнодушных небесах

Пророчеств новых не читаю.

 

И если по ночным снегам,

Звеня бубенчиками бойко,

Летит знакомая всем нам

По множеству романсов тройка,

 

То как не улыбнуться мне

Ее навязчивому бреду!

Не сяду в сани при луне

И никуда я не поеду.

27 декабря 1910, Мустамяки

От злой работы палачей

 

Баллада

 

         Валерию Брюсову

 

Она любила блеск и радость,

Живые тайны красоты,

Плодов медлительную сладость,

Благоуханные цветы.

 

Одета яркой багряницей,

Как ночь мгновенная светла,

Она любила быть царицей,

Ее пленяла похвала.

 

Ее в наряде гордом тешил

Алмаз в лучах и алый лал,

И бармы царские обвешал

Жемчуг шуршащий и коралл.

 

Сверкало золото чертога,

Горел огнем и блеском свод,

И звонко пело у порога

Паденье раздробленных вод.

 

Пылал багрянец пышных тканей

На белом холоде колонн,

И знойной радостью желаний

Был сладкий воздух напоен.

 

Но тайна тяжкая мрачила

Блестящей славы дивный дом:

Царица в полдень уходила,

Куда, никто не знал о том.

 

И, возвращаясь в круг веселый

Прелестных жен и юных дев,

Она склоняла взор тяжелый,

Она таила темный гнев.

 

К забавам легкого веселья,

К турнирам взоров и речей

Влеклась тоска из подземелья,

От злой работы палачей.

 

Там истязуемое тело,

Вопя, и корчась, и томясь,

На страшной виске тяготело,

И кровь тяжелая лилась.

 

Открывши царственные руки,

Отнявши бич у палача,

Царица умножала муки

В злых лобызаниях бича.

 

В тоске и в бешенстве великом,

От крови отирая лик,

Пронзительным, жестоким гиком

Она встречала каждый крик.

 

Потом, спеша покинуть своды,

Где смрадный колыхался пар,

Она всходила в мир свободы,

Венца, лазури и фанфар.

 

И, возвращаясь в круг веселый

Прелестных жен и юных дев,

Она клонила взор тяжелый,

Она таила темный гнев.

8 ноября 1898, 24-30 марта 1904

Отчего боятся дети...

 

Отчего боятся дети

         И чего?

Эти сети им на свете

         Ничего.

 

Вот, усталые бояться,

         Знаем мы,

Что уж близкие грозятся

         Очи тьмы.

 

Мурава, и в ней цветочки,

         Желт, синь, ал,—

То не черт ли огонечки

         Зажигал?

 

Волны белой пеной плещут

         На песок.

Рыбки зыбкие трепещут

         Здесь у ног.

 

Кто-то манит, тянет в море.

         Кто же он?

Там, где волны, на просторе

         Чей же стон?

 

Вы, читающие много

         Мудрых книг,

Испытайте точно, строго

         Каждый миг.

 

Ах, узнайте, проследите

         Всё, что есть,

И желанную несите

         Сердцу весть!

 

Нет, и слыша вести эти,

         Не поймешь,

Где же правда в нашем свете,

         Где же ложь!

5 июля 1909

Передрассветный сумрак долог...

 

Передрассветный сумрак долог,

И холод утренний жесток.

Заря, заря, раскинь свой полог,

Зажги надеждами восток.

 

Кто не устал, кто сердцем молод,

Тому легко перенести

Передрассветный долгий холод

В истоме раннего пути.

 

Но кто сжимает пыльный посох

Сухою старческой рукой,

Тому какая сладость в росах,

Завороженных тишиной!

11 ноября 1894, 4 апреля 1898

Песня с самой высокой башни

 

Юность беспечная,

Волю сломившая,

Нежность сердечная,

Жизнь погубившая, -

Срок приближается,

Сердце пленяется!

 

Брось все старания,

Будь в отдалении,

Без обещания,

Без утешения,

Что задержало бы

Гордые жалобы.

 

К вдовьим стенаниям

В душу низводится

Облик с сиянием

Твой, Богородица:

Гимны ль такие

Деве Марии?

 

Эти томления

Разве забылися?

Страхи, мучения

На небо скрылися,

Жаждой истомною

Кровь стала темною.

 

Так забывается

Поросль кустарников,

Там, где сливается

Запах нектарников

С диким гудением

Мушек над тлением.

 

Юность беспечная,

Волю сломившая,

Нежность сердечная,

Жизнь погубившая,-

Срок приближается,

Сердце пленяется!

Песня, улетай скорее...

 

Песня, улетай скорее,

Встреть ее и молви ей,

Что, горя все веселее

В сердце верном, рой  лучей

 

Топит в райском озаренье

Всякую ночную тень:

Недоверье, страх, сомненье -

И восходит ясный день!

 

Долго робкая, немая,

Слышишь? В небе радость вновь,

Словно птичка полевая,

Распевает про любовь.

 

Ты скажи в краю далеком,

Песнь наивная моя, -

Встречу лаской, не упреком,

Возвратившуюся я.

Печальный дар анахорета...

 

Печальный дар анахорета,

С гробниц увядшие цветы,

Уединенного поэта

Неразделенные мечты.

 

Иных сокровищ не имею

И никогда не соберу.

Судьбе противиться не смею,

Аскетом нищим и умру.

16 августа 1898

Пилигрим

 

В одежде пыльной пилигрима,

Обет свершая, он идет,

Босой, больной, неутомимо,

То шаг назад, то два вперед.

 

И, чередуясь мерно, дали

Встают всё новые пред ним,

Неистощимы, как печали,-

И все далек Ерусалим...

 

В путях томительной печали

Стремится вечно род людской

В недосягаемые дали

К какой-то цели роковой.

И создает неутомимо

Судьба преграды пред ним,

И все далек от пилигрима

Его святой Ерусалим.

7-12 июня 1896

Письмо

 

Далек от ваших глаз, сударыня, живу

В тревоге я (богов в свидетели зову);

Томиться, умирать - мое обыкновенье

В подобных случаях, и, полный огорченья,

Иду путем труда, со мною ваша тень,

В мечтах моих всю  ночь, в уме моем весь день.

И день и ночь во  мне восторг пред ней не стынет.

Настанет срок, душа навеки плоть покинет,

Я призраком  себя увижу в свой черед,

И вот тогда среди мучительных забот

Стремиться буду вновь к любви, к соединенью,

И тень моя навек  сольется с вашей тенью!

 

Теперь меня, мой друг, твоим слугой считай.

А все твое - твой пес, твой кот, твой попугай -

Приятно ли  тебе? Забавят разговоры

Всегда ль тебя, и та Сильвания, которой

Мне б черный глаз стал люб, когда б не синь был твой,

С которой слала ты мне весточки порой,

Все служит ли тебе наперсницею милой?

Но, ах, сударыня, хочу владеть я силой

Завоевать весь мир, чтобы у ваших ног

Сложить богатства все несметные в залог

Любви, пыланиям сердец великих равной,

 

Достойной той любви, во тьме столетий славной.

И Клеопатру встарь - словам моим внемли! -

Антоний с Цезарем любить так не могли.

Не сомневайтеся, сумею я сражаться,

Как Цезарь, только бы улыбки мне дождаться,

И, как Антоний, рад к лобзанью убежать.

 

Ну, милая, прощай. Довольно мне болтать.

Пожалуй, длинного ты не прочтешь посланья,

Что ж время и труды мне тратить на писанья.

Плеснула рыбка над водой...

 

Плеснула рыбка над водой,

И покачнулась там звезда.

Песок холодный и сырой,

А в речке теплая вода.

 

Но я купаться подожду,

Слегка кружится голова,-

Сперва я берегом пройду.

Какая мокрая трава!

 

И как не вздрогнуть, если вдруг

Лягушка прыгнет стороной

Иль невзначай на толстый сук

Наступишь голою ногой!

 

Я не боюсь, но не пойму,

Зачем холодная трава,

И темный лес, и почему

Так закружилась голова.

22 ноября 1899, Миракс

Плещут волны перебойно...

 

Плещут волны перебойно,

Небо сине, солнце знойно,

Алы маки под окном,

Жизнь моя течет спокойно,

И роптать мне непристойно

Ни на что и ни о чем.

 

Только грустно мне порою,

Отчего ты не со мною,

Полуночная Лилит,

Ты, чей лик над сонной мглою,

Скрытый маскою — луною,

Тихо всходит и скользит.

 

Из-под маски он, туманный,

Светит мне, печально-странный,

Но ведь это — всё ж не ты!

Ты к стране обетованной,

Долго жданной и желанной,

Унесла мои мечты.

 

Что ж осталось мне? Работа,

Поцелуи, да забота

О страницах, о вещах.

За спиною — страшный кто-то,

И внизу зияет что-то,

Притаясь пока в цветах.

 

Шаг ступлю, ступлю я прямо.

Под цветами ахнет яма,

Глина сухо зашуршит.

То, что было богом храма,

Глухо рухнет в груду хлама,

Но шепну опять упрямо:

«Где ты, тихая Лилит?»

27 июля 1911

На Волге

 

Плыву вдоль волжских берегов,

Гляжу в мечтаньях простодушных

На бронзу яркую лесов,

Осенней прихоти послушных.

 

И тихо шепчет мне мечта:

«Кончая век, уже недолгий,

Приди в родимые места

И догорай над милой Волгой».

 

И улыбаюсь я, поэт,

Мечтам сложивший много песен,

Поэт, которому весь свет

Для песнопения стал тесен.

 

Скиталец вечный, ныне здесь,

А завтра там, опять бездомный,

Найду ли кров себе и весь,

Где положу мой посох скромный?

 

21 сентября 1915, Волга. Кострома–Нагорево

Побеждайте радость...

 

Побеждайте радость,

Умерщвляйте смех.

Все, в чем только сладость,

Все - порок и грех.

Умерщвляйте радость,

Побеждайте смех.

 

Кто смеется? Боги,

Дети да глупцы.

Люди, будьте строги,

Будьте мудрецы,-

Пусть смеются боги,

Дети да глупцы.

27 января 1897; Не позднее 1903

Под звучными волнами...

 

Под звучными волнами

Полночной темноты

Далекими огнями

Колеблются мечты.

Мне снится, будто снова

Цветет любовь моя,

И счастия земного,

Как прежде, жажду я.

Но песней не бужу я

Красавицу мою,

И жажду поцелуя

Томительно таю.

 

Обвеянный прохладой

В немом ее саду

За низкою оградой

Тихохонько иду.

Глухих ищу тропинок,

Где травы проросли,-

Чтоб жалобы песчинок

До милой не дошли.

Движенья замедляю

И песни не пою,

Но сердцем призываю

Желанную мою.

 

И, сердцем сердце чуя,

Она выходит в сад.

Глаза ее, тоскуя,

Во тьму мою глядят.

В ночи ее бессонной

Внезапные мечты,

В косе незаплетенной

Запутались цветы.

Мне снится: перед нею

Безмолвно я стою,

Обнять ее не смею,

Таю любовь мою.

23 августа 1897

Под кустами...

 

Под кустами

Снег лежит,

Весь истаял

И сквозит.

 

Вот подснежник

Под ольхой,—

Он в одежде

Голубой.

 

Для чего ж он

Так спешит?

Что тревожит?

Что томит?

19 июня 1898, Миракс

Под одеждою руки скрывая...

 

Под одеждою руки скрывая,

Как спартанский обычай велит,

И смиренно глаза опуская,

Перед старцами отрок стоит.

На минуту вопросом случайным

Задержали его старики,-

И сжимает он что-то потайным,

Но могучим движеньем руки.

Он лисицу украл у кого-то,

И лисица грызет ему грудь,

Но у смелого только забота -

Стариков, как и всех, обмануть.

Удалось! Он добычу уносит,

Он от старцев идет не спеша,-

И живую лисицу он бросит

Под намет своего шалаша.

 

Проходя перед злою толпою,

Я сурово печаль утаю,

Равнодушием внешним укрою

Ото всех я кручину мою,-

И пускай она сердце мне гложет,

И пускай ее трудно скрывать,

Но из глаз моих злая не сможет

Унизительных слез исторгать.

Я победу над ней торжествую

И уйти от людей не спешу,-

Я печаль мою злую, живую

Принесу к моему шалашу,

И под темным наметом я сброшу,

Совершив утомительный путь,

Вместе с жизнью жестокую ношу,

Истомившую гордую грудь.

6-8 июля 1896

Поднимается дева по лесенке...

 

Поднимается дева по лесенке

И поет, соловьем заливается.

Простодушный напев милой песенки

С ароматом весенним свивается.

 

Ах, веселые, нежные песенки

Сладко петь и на узенькой лесенке.

Поднимается к тесной светелочке,

Веселей голубка сизокрылого.

Там любимые книги на полочке,

На столе фотография милого.

Ах, уютно в непышной светелочке,—

 

Память милого, книги на полочке.

Вот вошла, открывает окошечко

И поет, соловьем заливается.

На плечо к ней вскарабкалась кошечка

И к веселой хозяйке ласкается.

Ах, весна улыбнулась в окошечко,

Забавляет, мурлыкает кошечка.

29—30 мая 1920, Москва

Поднимаю бессонные взоры...

 

Поднимаю бессонные взоры

И луну в небеса вывожу,

В небесах зажигаю узоры

И звездами из них ворожу,

 

Насылаю безмолвные страхи

На раздолье лесов и полей

И бужу беспокойные взмахи

Окрыленной угрозы моей.

 

Окружился я быстрыми снами,

Позабылся во тьме и в тиши,

И цвету я ночными мечтами

Бездыханной вселенской души.

2 декабря 1896

Полуночною порою...

 

Полуночною порою

Я один с больной тоскою

Перед лампою моей.

Жизнь докучная забыта,

Плотно дверь моя закрыта,-

Что же слышно мне за ней?

 

Отчего она, шатаясь,

Чуть заметно открываясь,

Заскрипела на петлях?

Дверь моя, не открывайся!

Внешний холод, не врывайся!

Нестерпим мне этот страх.

 

Что мне делать? Заклинать ли?

Дверь рукою задержать ли?

Но слаба рука моя.

И уста дрожат от страха.

Так, воздвигнутый из праха,

Скоро прахом стану я.

18-20 августа 1897

Поняв механику миров...

 

Поняв механику миров

И механичность жизни дольной.

В чертогах пышных городов

Мы жили общиной довольной,

 

И не боялись мы Суда,

И только перед милым прахом

Вдруг зажигались иногда

Стыдом и острым страхом.

 

Возник один безумец там,

И, может быть, уже последний.

Он повторил с улыбкой нам

Минувших лет смешные бредни.

 

Не понимая, почему

В его устах цветут улыбки,

Мы не поверили ему.

К чему нам ветхие ошибки!

 

На берег моря он бежал,

Где волны бились и стонали,

И в гимны звучные слагал

Слова надежды и печали.

 

Так полюбил он мглу ночей

И тихо плещущие реки,

Что мест искал, где нет людей,

Где даже не было б аптеки.

 

И, умирая, он глядел

В небесный многозвездный купол,

Людей не звал, и не хотел,

Чтоб медик пульс его пощупал.

27 августа 1909, Шмецке

Порой повеет запах странный...

 

Порой повеет запах странный,-

Его причины не понять,-

Давно померкший, день туманный

Переживается опять.

 

Как встарь, опять печально всходишь

На обветшалое крыльцо,

Засов скрипучий вновь отводишь,

Вращая ржавое кольцо,-

 

И видишь тесные покои,

Где половицы чуть скрипят,

Где отсырелые обои

В углах тихонько шелестят,

 

Где скучный маятник маячит,

Внимая скучным, злым речам,

Где кто-то молится да плачет,

Так долго плачет по ночам.

5 октября 1898 - 10 февраля 1900

Порос травой мой узкий двор...

 

Порос травой мой узкий двор.

В траве лежат каменья, бревна.

Зияет щелями забор,

Из досок слаженный неровно.

Из растворенного окна,

Когда сижу один, лениво,

Под тем забором мне видна

Полынь да жгучая крапива.

И ветер, набежав порой,

Крапиву треплет и качает,

Играет ею, вот как мной

Судьба капризная играет.

И я, как та крапива, жгусь,

Когда меня случайно тронут.

И я, как та крапива, гнусь,

Когда порывы ветра стонут.

9-13 мая 1889

Порою туманной...

 

Порою туманной,

Дорогою трудной

   Иду!

О друг мой желанный,

Спаситель мой чудный,-

   Я жду!

Мгновенное племя,

Цветут при дороге

   Мечты.

Медлительно время,

И сердце в тревоге,-

   А ты,

Хоть смертной тропою,

В последний, жестокий

   Мой день,

Пройди предо мною,

Как призрак далекий,

   Как тень!

7 марта 1897

Постройте чертог у потока...

 

Постройте чертог у потока

В таинственно-тихом лесу,

Гонцов разошлите далёко,

Сберите живую красу -

   Детей беспокровных,

   Голодных детей

Ведите в защиту дубровных

   Широких ветвей.

 

Проворные детские ноги

В зеленом лесу побегут

И в нем молодые дороги

   Себе обретут.

Возделают детские руки

Эдем, для работы сплетясь,-

И зой их веселые звуки

Окличет, в кустах притаясь.

8 апреля 1897

Поэт, ты должен быть бесстрастным...

 

Поэт, ты должен быть бесстрастным,

Как вечно справедливый бог,

Чтобы не стать рабом напрасным

Ожесточающих тревог.

 

Воспой какую хочешь долю,

Но будь ко всем равно суров.

Одну любовь тебе позволю,

Любовь к сплетенью верных слов.

 

Одною этой страстью занят,

Работай, зная наперед,

Что жала слов больнее ранят,

Чем жала пчел, дающих мед.

 

И муки и услады слова, —

В них вся безмерность бытия.

Не надо счастия иного.

Вот круг, и в нем вся жизнь твоя.

 

Что стоны плачущих безмерно

Осиротелых матерей?

Чтоб слово прозвучало верно,

И гнев и скорбь в себе убей.

 

Любить, надеяться и верить?

Сквозь дым страстей смотреть на свет?

Иными мерами измерить

Всё в жизни должен ты, поэт.

 

Заставь заплакать, засмеяться.

Но сам не смейся и не плачь.

Суда бессмертного бояться

Должны и жертва и палач.

 

Всё ясно только в мире слова,

Вся в слове истина дана.

Всё остальное — бред земного

Бесследно тающего сна.

22—23 мая 1920, Москва

Приучив себя к мечтаньям...

 

Приучив себя к мечтаньям,

Неживым очарованьям

Душу слабую отдав,

Жизнью занят я минутно,

Равнодушно и попутно,

Как вдыхают запах трав,

Шелестящих под ногами

В полуночной тишине,

Отвечающей луне

Утомительными снами

И тревожными мечтами.

7 декабря 1895

Пришла опять, желаньем поцелуя...

 

Пришла опять, желаньем поцелуя

       И грешной наготы

В последний раз покойника волнуя,

       И сыплешь мне цветы.

 

А мне в гробу приятно и удобно.

       Я счастлив,— я любим!

Восходит надо мною так незлобно

       Кадильный синий дым.

 

Басит молодожен, румяный дьякон,

       Кадит со всех сторон.

Прекрасный лик возлюбленной заплакан,

       И грустен, и влюблен.

 

Прильнет сейчас к рукам, скрещенным плоско,

       Румяный поцелуй.

Целуй лицо. Оно желтее воска.

       Любимая, целуй!

 

Склонясь, раскрой в дрожаньи белой груди

       Два нежные холма.

Пускай вокруг смеются злые люди,—

       Засмейся и сама.

27 апреля 1908

Проселок

 

Вьется предо мною

Узенький проселок.

Я бреду с клюкою,

Тяжек путь и долог.

 

Весь в пыли дорожной,

Я бреду сторонкой,

Слушая тревожно

Колокольчик звонкий.

 

Не глушимый далью,

Гул его несется,

Жгучею печалью

В сердце отдается.

 

Воздух полон гула,

И дрожит дорога,-

Ах, хоть бы уснула

Ты, моя тревога!

9 декабря 1883

Простая песенка

 

Под остриями

Вражеских пик

Светик убитый,

Светик убитый поник.

 

Миленький мальчик,

Маленький мой,

Ты не вернешься,

Ты не вернешься домой.

 

Били, стреляли,-

Ты не бежал,

Ты на дороге,

Ты на дороге лежал.

 

Конь офицера

Вражеских сил

Прямо на сердце,

Прямо на сердце ступил.

 

Маленький мальчик

Маленький мой,

Ты не вернешься

Ты не вернешься домой.

Просыпаюсь рано...

 

Просыпаюсь рано.

Чуть забрезжил свет,

Темно от тумана,

Встать мне или нет?

Нет, вернусь упрямо

В колыбель мою,-

Спой мне, спой мне, мама:

«Баюшки-баю!»

 

Молодость мелькнула,

Радость отнята,

Но меня вернула

В колыбель мечта.

Не придет родная,-

Что ж, и сам спою,

Горе усыпляя:

«Баюшки-баю!»

 

Сердце истомилось.

Как отрадно спать!

Горькое забылось,

Я - дитя опять,

Собираю что-то

В голубом краю,

И поет мне кто-то:

«Баюшки-баю!»

 

Бездыханно, ясно

В голубом краю.

Грезам я бесстрастно

Силы отдаю.

Кто-то безмятежный

Душу пьет мою.

Шепчет кто-то нежный:

«Баюшки-баю!»

 

Наступает томный

Пробужденья час.

День грозится темный,

Милый сон погас,

Начала забота

Воркотню свою,

Но мне шепчет кто-то:

«Баюшки-баю!»

1-2 декабря 1896

Путь мой трудный, путь мой длинный...

 

Путь мой трудный, путь мой длинный,

Я один в стране пустынной,

Но услады есть в пути,-

Улыбаюсь, забавляюсь,

Сам собою вдохновляюсь,

И не скучно мне идти.

 

Широки мои поляны,

И белы мои туманы,

И светла луна моя,

И поет мне ветер вольный

Речью буйной, безглагольной

Про блаженство бытия.

7-11 августа 1896, Нижний Новгород

Различными стремленьями...

 

Различными стремленьями

     Растерзана душа,

И жизнь с ее томленьями

     Темна и хороша.

 

Измученный порывами,

     Я словно вижу сон,

Надеждами пугливыми

     Взволнован и смущен.

 

Отравленный тревогою,

     Я всё кого-то жду.

Какою же дорогою,

     Куда же я пойду?

19 сентября 1886

Расточитель

 

Измотал я безумное тело,

Расточитель дарованных благ,

И стою у ночного предела,

Изнурен, беззащитен и наг.

 

И прошу я у милого бога,

Как никто никогда не просил:

- Подари мне еще хоть немного

Для земли утомительной сил.

 

Огорченья земные несносны,

Непосильны земные труды,

Но зато как пленительны весны,

Как прохладны объятья воды!

 

Как пылают багряные зори,

Как мечтает жасминовый куст,

Сколько ласки в лазоревом взоре

И в лобзании радостных уст!

 

И еще вожделенней лобзанья,

Ароматней жасминных кустов

Благодатная сила мечтанья

И певучая сладость стихов.

 

У тебя, милосердного бога,

Много славы, и света, и сил.

Дай мне жизни земной хоть немного,

Чтоб я новые песни сложил!

Расцветайте, расцветающие...

 

Расцветайте, расцветающие,

Увядайте, увядающие,

Догорай, объятое огнем,-

Мы спокойны, не желающие,

Лучших дней не ожидающие,

Жизнь и смерть равно встречающие

С отуманенным лицом.

25 февраля 1896

Рифма

 

Сладкозвучная богиня,

     Рифма золотая,

Слух чарует, стих созвучьем

     Звонким замыкая.

И капризна, и лукава,

     Вечно убегает.

Гений сам порой не сразу

     Резвую поймает.

 

Чтоб всегда иметь шалунью

     Рифму под рукою,

Изучай прилежно слово

     Трезвой головою.

Сам трудись ты, но на рифму

     Не надень оковы:

Муза любит стих свободный,

     И живой, и новый.

29 июня 1880

Сатанята в моей комнате живут...

 

Сатанята в моей комнате живут.

Я тихонько призову их,- прибегут.

 

Хорошо, что у меня работ не просят,

А живут со мной всегда, меня не бросят.

 

Вдруг меня обсядут, ждут, чтоб рассказал,

Что я в жизни видел, что переживал.

 

Говорю им были дней, давно минувших,

Повесть долгую мечтаний обманувших;

 

А потом они начнут и свой рассказ,

Не стесняются ничуть своих проказ.

 

В людях столько зла, что часто сатаненок

Вдруг заплачет, как обиженный ребенок.

 

Не милы им люди так же, как и мне.

Им со мной побыть приятно в тишине.

 

Уж привыкли, знают - я их не обижу,

Улыбнусь, когда их рожицы увижу.

 

Почитаю им порой мои стихи

И услышу ахи, охи и хи-хи.

 

Скажут мне: «Таких стихов не надо людям,

А вот мы тебя охотно слушать будем».

 

Да и проза им занятна и мила:

Как на свете Лиза-барышня жила,

 

Как у нас очаровательны печали,

Как невесты мудрые Христа встречали,

 

Как пути нашли в Эммаус и в Дамаск,

Расточая море слез и море ласк.

21 ноября 1926

Сквозь туман едва заметный...

 

Сквозь туман едва заметный

Тихо блещет Кострома,

Словно Китеж, град заветный,-

Храмы, башни, терема.

 

Кострома - воспоминанья,

Исторические сны,

Легендарные сказанья,

Голос русской старины,

 

Уголок седого быта,

Новых фабрик и купцов,

Где так много было скрыто

Чистых сил и вещих снов.

 

В золотых венцах соборов,

Кострома, светла, бела,

В дни согласий и раздоров

Былью русскою жила.

 

Но от этой были славной

Сохранила что она?

Как в Путивле Ярославна,

Ждет ли верная жена?

5-22 июля 1920, Княжнино

Скучная лампа моя зажжена...

 

Скучная лампа моя зажжена,

Снова глаза мои мучит она.

 

     Господи, если я раб,

     Если я беден и слаб,

 

Если мне вечно за этим столом

Скучным и скудным томиться трудом,

 

     Дай мне в одну только ночь

     Слабость мою превозмочь

 

И в совершенном созданьи одном

Чистым навеки зажечься огнем.

26 августа 1898

Словно бусы, сказки нижут...

 

Словно бусы, сказки нижут,

Самоцветки, ложь да ложь.

Языком клевет не слижут,

Нацепили, и несешь.

 

Бубенцы к дурацкой шапке

Пришивают, ложь да ложь.

Злых репейников охапки

Накидали, не стряхнешь.

 

Полетели отовсюду

Комья грязи, ложь да ложь.

Навалили камней груду,

А с дороги не свернешь.

 

По болоту-бездорожью

Огоньки там, ложь да ложь,-

И барахтаешься с ложью

Или в омут упадешь.

10 октября 1895

Слушай горькие укоры...

 

Слушай горькие укоры

Милых пламенных подруг

И внимательные взоры

Обведи с тоской вокруг.

 

Все такое ж, как и прежде,

Только ты уже не тот.

В сердце места нет надежде,

Побежденный Дон-Кихот.

 

Перед гробом Дульцинеи

Ты в безмолвии стоишь.

Что же все твои затеи,

И кого ты победишь?

 

Пораженье не смутило

Дон-Кихотовой души,

Но, хотя б вернулась сила,

В битву снова не спеши.

 

С бою взятые трофеи

Ты положишь перед кем?

Над молчаньем Дульцинеи

Ты и сам угрюмо нем.

 

Украшать ее гробницу?

Имя Дамы прославлять?

Снова славную страницу

В книгу бытия вписать?

Для того ли Дульцинея

К Дон-Кихоту низошла

И, любовью пламенея,

Одиноко умерла?

7 июля 1922, на пути в Кострому

Смеется ложному учению...

 

Смеется ложному учению,

Смыкает вновь кольцо времен,

И, возвращаяся к творению,

    Ликует Аполлон.

 

Не зная ничего о радии

И о загадках бытия,

Невинным пастушком в Аркадии

    Когда-то был и я.

 

И песни я слагал веселые

На берегу лазурных вод,

И предо мной подруги голые

    Смыкали хоровод.

 

Венки сплетали мне цветочные,

И в розах я, смолянокудр,

Ласкал тела их непорочные,

    И радостен, и мудр.

 

И вот во мглу я брошен серую,

Тоскою тусклой обуян,

Но помню всё и слепо верую -

    Воскреснет светлый Пан.

 

Посмейся ложному учению,

Сомкни опять кольцо времен

И научи нас вдохновению,

    Воскресни, Аполлон!

23 ноября 1912

Снова покачнулись томные качели...

 

Снова покачнулись томные качели.

Мне легко и сладко, я люблю опять.

Птичьи переклички всюду зазвенели.

 

Мать Земля не хочет долго тосковать.

Нежно успокоит в безмятежном лоне

Всякое страданье Мать сыра Земля,

И меня утешит на последнем склоне,

Простодушным зельем уберет поля.

 

Раскачайтесь выше, зыбкие качели!

Рейте, вейте мимо, радость и печаль!

Зацветайте, маки, завивайтесь, хмели!

Ничего не страшно, ничего не жаль.

24 мая 1920, Москва

Соборный благовест

 

1

 

Давно в степи блуждая дикой,

Вдали от шумного жилья,

Внезапно благовест великий,

Соборный звон услышал я.

 

Охвачен трепетным смятеньем,

Забывши тесный мой шалаш,

Спешу к проснувшимся селеньям,

Твержу: «Товарищи, я ваш!»

 

Унынье темное уснуло,

Оставил душу бледный страх,-

И сколько говора и гула

На перекрестках и путях!

 

2

 

Клеветники толпою черной

У входа в город нам кричат:

«Вернитесь! То не звон соборный,

А возмущающий набат».

 

Но кто поверит лживым кликам?

Кому их злоба не ясна,

Когда в согласии великом

Встает родимая страна?

 

3

 

В толпе благим вещаньям внемлют.

Соборный колокол велик,

Труды бесстрашные подъемлют

Его торжественный язык.

 

Он долго спал, над колокольней

Зловещим призраком вися,

Пока дремотой подневольной

Кругом земля дремала вся.

 

Свободный ветер бури дальной,

Порою мчась издалека,

Не мог разрушить сон печальный,

Колыша медные бока.

 

И лишь порою стон неясный

Издаст тоскующая медь,

Чтобы в дремоте безучастной

Опять бессильно онеметь.

 

Но час настал, запрет нарушен,

Разрушен давний тяжкий сон,

Порыву гордому послушен

Торжественно-свободный звон.

 

4

 

Слепой судьбе противореча,

Горит надеждами восток,

И праздник радостного веча,

Великий праздник, недалек.

 

Он куплен кровью наших братий,

Слезами матерей омыт,

И вопль враждующих проклятий

Его победы не смутит.

28 ноября 1904

Солнце светлое восходит...

 

Солнце светлое восходит,

Озаряя мглистый дол,

Где еще безумство бродит,

Где ликует произвол.

 

Зыбко движутся туманы,

Сколько холода и мглы!

Полуночные обманы

Как сильны еще и злы!

 

Злобы низменно-ползучей

Ополчилась шумно рать,

Чтоб зловещей, черной тучей

Наше солнце затмевать.

 

Солнце ясное, свобода!

Горячи твои лучи.

В час великого восхода

Возноси их, как мечи.

 

Яркий зной, как тяжкий молот,

Подними и опусти,

Побеждая мрак и холод

Загражденного пути.

 

Тем, кто в длительной печали

Гордой волей изнемог,

Озари святые дали

За усталостью дорог.

 

Кто в объятьях сна немого

Позабыл завет любви,

Тех горящим блеском слова

К новой жизни воззови.

3 декабря 1904

Спутник

 

По безмолвию ночному,

Побеждая страх и сон,

От собратьев шел я к дому,

А за мной следил шпион;

 

И четою неразлучной

Жуткий город обходя,

Мы внимали песне скучной

Неумолчного дождя.

 

В темноте мой путь я путал

На углах, на площадях,

И лицо я шарфом кутал,

И таился в воротах.

 

Спутник чутко-терпеливый,

Чуждый, близкий, странно злой,

Шел за мною под дождливой

Колыхающейся мглой.

 

Утомясь теряться в звуке

Повторяемых шагов,

Наконец тюремной скуке

Я предаться был готов.

 

За углом я стал. Я слышал

Каждый шорох, каждый шаг.

Затаился. Выждал. Вышел.

Задрожал от страха враг.

 

«Барин, ты меня не трогай,-

Он сказал, дрожа как лист,-

Я иду своей дорогой.

Я и сам социалист».

 

Сердце тяжко, больно билось,

А в руке дрожал кинжал.

Что случилось, как свершилось,

Я не помню. Враг лежал.

1 декабря 1905

* * *

 

Стихия Александра Блока –
Метель, взвивающая снег.
Как жуток зыбкий санный бег
В стихии Александра Блока.
Несёмся – близко иль далёко? –
Во власти цепенящих нег.
Стихия Александра Блока –
Метель, взвивающая снег.

Стоит пора голодная...

 

Стоит пора голодная,

Край в лапах нищеты.

Отчизна несвободная,

Бездомная, безродная,

Когда ж проснешься ты?

 

Когда своих мучителей

Ты далеко сметешь,

И с ними злых учителей,

Тебе твердящих ложь?

13 ноября 1891

Судьба

 

Родился сын у бедняка.

В избу вошла старуха злая.

Тряслась костлявая рука,

Седые космы разбирая.

 

За повитухиной спиной

Старуха к мальчику тянулась

И вдруг уродливой рукой

Слегка щеки его коснулась.

 

Шепча невнятные слова,

Она ушла, стуча клюкою.

Никто не понял колдовства.

Прошли года своей чредою,-

 

Сбылось веленье тайных слов:

На свете встретил он печали,

А счастье, радость и любовь

От знака темного бежали.

Судьба была неумолима...

 

Судьба была неумолима,

Но знаю я, вина — моя.

Пройдите с отвращеньем мимо,

И это горе вызвал я.

 

Я знал святое превосходство

Первоначальной чистоты,

Но в жизни воплотил уродство

Моей отравленной мечты.

 

Когда окликнулись впервые

Друг другу птичьи голоса,

Когда на сказки заревые

Смеялась первая роса,

 

Когда от счастья задрожала

Еще невинная змея,

Вложил отравленное жало

В лобзанья уст змеиных я.

 

Я был один во всей природе,

Кто захотел тоски и зла,

Кто позавидовал свободе,

Обнявшей детские тела.

 

Один, жестокий и надменный,

На мир невзгоды я навлек.

Несовершенства всей вселенной

В веках лишь только мне упрек.

12 июня 1909

Суровый друг, ты недоволен...

 

Суровый друг, ты недоволен,

   Что я грустна.

Ты молчалив, ты вечно болен,-

   И я больна.

 

Но не хочу я быть счастливой,

   Идти к другим.

С тобой мне жить в тоске пугливой,

   С больным и злым.

 

Отвыкла я от жизни шумной

   И от людей.

Мой взор горит тоской безумной,

   Тоской твоей.

 

Перед тобой в немом томленьи

   Сгораю я.

В твоем печальном заточеньи

   Вся жизнь моя.

24 августа 1897

Там, где улицы так гулки...

 

Там, где улицы так гулки,

Тихо барышня идет,

А ее уж в переулке

Близко, близко ангел ждет.

 

Крыльев ангелу не надо,—

     Светлый дух!

От людей не отличаясь,

     Он глядит.

 

Подал девушке он руку

И ведет ее туда,

На неведомую реку,

Где нездешняя вода.

 

У него в очах отрада,—

     Светлый дух!

Тихо деве улыбаясь,

     Он глядит.

 

Перед ними блеск чертога,

Восходящего до звезд.

Вместе всходят до порога

На сияющий подъезд.

 

Тихо спрашивает дева:

     «Где же рай?»

Ей привратник отвечает:

     «Наверху».

 

Перед ней открылись двери.

Сердце замерло в груди.

Светлый рай обещан вере.

Что же медлишь ты? Войди.

 

Звуки дивного напева.

     Светлый рай

Перед девою ликует

     Наверху.

 

Поднимается на лифте.

И не рай, квартира тут.

Ах, мечтанья, осчастливьте

Хоть на двадцать пять минут.

14 марта 1911

Творчество

 

Темницы жизни покидая,

Душа возносится твоя

К дверям мечтательного рая,

В недостижимые края.

Встречают вечные виденья

Ее стремительный полет,

И ясный холод вдохновенья

Из грез кристаллы создает.

 

Когда ж, на землю возвращаясь,

Непостижимое тая,

Она проснется, погружаясь

В туманный воздух бытия,-

Небесный луч воспоминаний

Внезапно вспыхивает в ней

И злобный мрак людских страданий

Прорежет молнией своей.

3 февраля 1893

* * *

 

Твоя любовь – тот круг магический,

Который нас от жизни отделил.

Живу не прежней механической

Привычкой жить, избытком юных сил.

 

Осталось мне безмерно малое,

Но каждый атом здесь объят огнем.

Неистощимо неусталое

Пыланье дивное – мы вместе в нем.

 

Пойми предел, и устремление,

И мощь вихреобразного огня,

И ты поймешь, как утомление

Безмерно сильным делает меня.

 

11 июля 1920

Тень решётки прочной...

 

Тень решётки прочной

Резким переплётом

На моём полу.

Свет луны холодной

Беспокойным лётом

Падает во мглу.

 

Тучки серебристой

Вижу я движенья,

Вижу грусть луны.

Резок холод мглистый.

Страшно заточенье...

Неподвижны сны.

 

В голове склонённой

Созданы мечтою

Вольные пути,

Труд освобождённый,

Жизнь не за стеною...

Как же мне уйти?

 

Долетают звуки,

Льётся воздух влажный,

Мысли, как и там,-

Я тюремной муки

Плач и вопль протяжный

Ветру передам.

22 июля 1893

Терцинами писать как будто очень трудно?...

 

Терцинами писать как будто очень трудно?

Какие пустяки! Не думаю, что так,—

Мне кажется притом, что очень безрассудно

 

Такой размер избрать: звучит как лай собак

Его тягучий звон, и скучный, и неровный,—

А справиться-то с ним, конечно, может всяк,—

 

Тройных ли рифм не даст язык наш многословный!

То ль дело ритмы те, к которым он привык,

Четырехстопный ямб, то строгий, то альковный,—

 

Как хочешь поверни, всё стерпит наш язык.

А наш хорей, а те трехсложные размеры,

В которых так легко вложить и страстный крик,

 

И вопли горести, и строгий символ веры?

А стансы легкие, а музыка октав,

А белого стиха глубокие пещеры?

 

Сравненье смелое, а все-таки я прав:

Стих с рифмами звучит, блестит, благоухает

И пышной розою, и скромной влагой трав,

 

Но темен стих без рифм и скуку навевает.

10 июля 1894

Только забелели поутру окошки...

 

Только забелели поутру окошки,

Мне метнулись в очи пакостные хари.

На конце тесемки профиль дикой кошки,

Тупоносой, хищной и щекатой твари.

 

Хвост, копытца, рожки мреют на комоде.

Смутен зыбкий очерк молодого черта.

Нарядился бедный по последней моде,

И цветок алеет в сюртуке у борта.

 

Выхожу из спальни,- три коробки спичек

Прямо в нос мне тычет генерал сердитый,

И за ним мордашки розовых певичек.

Скоком вверх помчался генерал со свитой.

 

В сад иду поспешно,- машет мне дубинкой

За колючей елкой старичок лохматый.

Карлик, строя рожи, пробежал тропинкой,

Рыжий, красноносый, весь пропахший мятой.

 

Всё, чего не надо, что с дремучей ночи

Мне метнулось в очи, я гоню аминем.

Завизжали твари хором, что есть мочи:

«Так и быть, до ночи мы тебя покинем!»

6 сентября 1913, Тойла

Томленья злого...

 

Томленья злого

На сердце тень,—

Восходит снова

Постылый день,

Моя лампада

Погасла вновь,

И где отрада?

И где любовь?

 

Рабом недужным

Пойду опять

В труде ненужном

Изнемогать.

Ожесточенье

Проснется вновь,

И где терпенье?

И где любовь?

16 сентября 1898

Трепещет робкая осина...

 

Трепещет робкая осина,

Хотя и легок ветерок.

Какая страшная причина

Тревожит каждый здесь листок?

 

Предание простого люда

Так объясняет страх ветвей:

На ней повесился Иуда,

Христопродавец и злодей.

 

А вот служители науки

Иной подносят нам урок:

Здесь ни при чем Христовы муки,

А просто длинный черешок.

 

Ученые, конечно, правы,

Я верю умным их словам,

Но и преданья не лукавы,

Напоминанья нужны нам.

15 августа 1886

Туман не редеет...

 

Туман не редеет

Молочною мглою закутана даль,

   И на сердце веет

       Печаль.

 

    С заботой обычной,

Суровой нуждою влекомый к труду,

    Дорогой привычной

         Иду.

 

    Бледна и сурова,

Столица гудит под туманною мглой,

    Как моря седого

        Прибой.

 

    Из тьмы вырастая,

Мелькает и вновь уничтожиться в ней

     Торопится стая

        Теней.

6 ноября 1892

Ты живешь безумно и погано...

 

Ты живешь безумно и погано,

Улица, доступная для всех,-

Грохот пыльный, хохот хулигана,

Пьяной проститутки ржавый смех.

 

Копошатся мерзкие подруги -

Злоба, грязь, порочность, нищета.

Как возникнуть может в этом круге

Вдохновенно-светлая мечта?

 

Но возникнет! Вечно возникает!

Жизнь народа творчеством полна,

И над мутной пеной воздвигает

Красоту всемирную волна.

18 сентября 1913, Петербург

Ты жизни захотел, безумный!..

 

Ты жизни захотел, безумный!

Отвергнув сон небытия,

Ты ринулся к юдоли шумной.

Ну что ж! теперь вся жизнь - твоя.

 

Так не дивися переходам

От счастья к горю: вся она,

И день и ночь, и год за годом,

Разнообразна и полна.

 

Ты захотел ее, и даром

Ты получил ее,- владей

Ее стремительным пожаром

И яростью ее огней.

 

Обжегся ты. Не все здесь мило,

Не вечно пить сладчайший сок,-

Так улетай же, легкокрылый

И легковесный мотылек.

21 декабря 1926

Ты ко мне приходила не раз...

 

Ты ко мне приходила не раз

То в вечерний, то в утренний час

И всегда утешала меня.

Ты мою отгоняла печаль

И вела меня в ясную даль,

Тишиной и мечтой осеня.

 

И мы шли по широким полям,

И цветы улыбалися нам,

И, смеясь, лепетала волна,

Что вокруг нас - потерянный рай,

Что я - светлый и радостный май

И что ты - молодая весна.

14 декабря 1897

Ты незаметно проходила...

 

Ты незаметно проходила,

Ты не сияла и не жгла.

Как незажженное кадило,

Благоухать ты не могла.

 

Твои глаза не выражали

Ни вдохновенья, ни печали,

Молчали бледные уста,

И от людей ты хоронилась,

И от речей людских таилась

Твоя безгрешная мечта.

 

Конец пришел земным скитаньям,

На смертный путь вступила ты

И засияла предвещаньем

Иной, нездешней красоты.

 

Глаза восторгом загорелись,

Уста безмолвные зарделись,

Как ясный светоч, ты зажглась.

И, как восходит ладан синий,

Твоя молитва над пустыней,

Благоухая, вознеслась.

1 октября 1898

Ты печально мерцала...

 

Ты печально мерцала

Между ярких подруг

И одна не вступала

В их пленительный круг.

 

Незаметная людям,

Ты открылась лишь мне,

И встречаться мы будем

В голубой тишине,

 

И, молчание ночи

Навсегда полюбя,

Я бессонные очи

Устремлю на тебя.

 

Ты без слов мне расскажешь,

Чем и как ты живешь,

И тоску мою свяжешь,

И печали сожжешь.

26 марта 1897

Тяжелый и разящий молот...

 

Тяжелый и разящий молот

На ветхий опустился дом.

Надменный свод его расколот,

И разрушенье словно гром.

 

Все норы самовластных таин

Раскрыл ликующий поток,

И если есть меж нами Каин,

Бессилен он и одинок.

 

И если есть средь нас Иуда,

Бродящий в шорохе осин,

То и над ним всевластно чудо,

И он мучительно один.

 

Восторгом светлым расторгая

Змеиный ненавистный плен,

Соединенья весть благая

Создаст ограды новых стен.

 

В соединении - строенье,

Великий подвиг бытия.

К работе бодрой станьте, звенья

Союзов дружеских куя.

 

Назад зовущим дети Лота

Напомнят горькой соли столп.

Нас ждет великая работа

И праздник озаренных толп.

 

И наше новое витийство,

Свободы гордость и оплот,

Не на коварное убийство -

На подвиг творческий зовет.

 

Свободе ль трепетать измены?

Дракону злому время пасть.

Растают брызги мутной пены,

И только правде будет власть!

15 марта 1917

Угол падения...

 

Угол падения

Равен углу отражения...

В Сириус яркий вглядись:

     Чьи-то мечтания

В томной тоске ожидания

К этой звезде вознеслись.

 

     Где-то в Америке

Иль на бушующем Тереке,-

Как бы я мог рассчитать?-

     Ночью бессонною

Эту мечту отраженную

Кто-то посмеет принять.

 

     Далью великою

Или недолею дикою

Разлучены навсегда...

     Угол падения

Равен углу отражения...

     Та же обоим звезда.

19 ноября 1926

Узкие мглистые дали...

 

Узкие мглистые дали.

Камни везде, и дома.

Как мне уйти от печали?

Город мне — точно тюрьма.

 

Кто же заклятью неволи

Скучные стены обрек?

Снова ль метаться от боли?

Славить ли скудный порок?

 

Ждать ли? Но сердце устало

Горько томиться и ждать.

То, что когда-то пылало,

Может ли снова пылать?

15 августа 1898

Ускользающей цели...

 

Ускользающей цели

Обольщающий свет,

И ревнивой метели

Угрожающий бред...

 

Или время крылато?

Или сил нет во мне?

Всё, чем жил я когда-то,

Словно было во сне.

 

Замыкаются двери,

И темнеет кругом,

И утраты, потери,

И бессильно умрем.

 

Истечение чую

Холодеющих сил,

И тоску вековую

Беспощадных могил.

15 июня 1897

Усмиривши творческие думы...

 

Усмиривши творческие думы,

К изголовью день мой наклоня,

Погасил я блеск, огни и шумы,

Всё, что здесь не нужно для меня.

 

Сквозь полузакрытые ресницы

Я в края полночные вхожу

И в глаза желанной Царь-Девицы

     Радостно гляжу.

17 августа 1896

Хнык, хнык, хнык!..

 

«Хнык, хнык, хнык!» -

Хныкать маленький привык.

 

Прошлый раз тебя я видел,-

Ты был горд,

Кто ж теперь тебя обидел,

Бог иль черт?

 

«Хнык, хнык, хнык! -

Хныкать маленький привык.-

 

Ах, куда, куда ни скочишь,

Всюду ложь.

Поневоле, хоть не хочешь,

Заревешь.

 

Хнык, хнык, хнык!» -

Хныкать маленький привык.

 

Что тебе чужие бредни,

Милый мой?

Ведь и сам ты не последний,

Крепко стой!

 

«Хнык, хнык, хнык! -

Хныкать маленький привык.-

 

Знаю, надо бы крепиться,

Да устал.

И придется покориться,

Кончен бал.

 

Хнык, хнык, хнык!» -

Хныкать маленький привык.

 

Ну так что же! Вот и нянька

Для потех.

Ты на рот старухи глянь-ка,

Что за смех!

 

«Хнык, хнык, хнык! -

Хныкать маленький привык.

 

Этой старой я не знаю,

Не хочу,

Но её не отгоняю

И молчу.

 

Хнык, хнык, хнык!» -

Хныкать маленький привык.

5 сентября 1916, Княжнино

* * *

 

Холод повеял в окно —

     И затворилось оно.

 

Снова один я, и в мире живом,

И не обманут промчавшимся сном.

 

     Снова я грустен и нем.

     Где же мой кроткий Эдем?

 

Пестрым узором напрасно дразня,

Темные стены глядят на меня.

 

     Скучная лампа горит.

     Скучная книга лежит.

 

22 августа 1898

Хорошо бы стать рыбачкой...

 

Хорошо бы стать рыбачкой,

Смелой, сильной и простой,

С необутыми ногами,

С непокрытой головой.

Чтоб в ладье меня качала б

Говорливая волна,

И в глаза мои глядели б

Небо, звезды и луна.

На прибрежные каменья

Выходила б я боса,

И по ветру черным флагом

Развевалась бы коса.

6 декабря 1895

Хорошо, когда так снежно...

 

Хорошо, когда так снежно.

Всё идешь себе, идешь.

Напевает кто-то нежно,

Только слов не разберешь.

 

Даже это не напевы.

Что же? ветки ль шелестят?

Или призрачные девы

В хрупком воздухе летят?

 

Ко всему душа привычна,

Тихо радует зима.

А кругом всё так обычно,

И заборы, и дома.

 

Сонный город дышит ровно,

А природа вечно та ж.

Небеса глядят любовно

На подвал, на бельэтаж.

 

Кто высок, тому не надо

Различать, что в людях ложь.

На земле ему отрада

Уж и та, что вот, живешь.

10 декабря 1913, Чернигов

Царевной мудрой Ариадной...

 

Царевной мудрой Ариадной

Царевич доблестный Тезей

Спасен от смерти безотрадной

Среди запутанных путей:

К его одежде привязала

Она спасительную нить,-

Перед героем смерть стояла,

Но не могла его пленить,

И, победитель Минотавра,

Свивая нить, умел найти

Тезей к венцу из роз и лавра

Прямые, верные пути.

 

А я - в тиши, во тьме блуждаю,

И в Лабиринте изнемог,

И уж давно не понимаю

Моих обманчивых дорог.

Всё жду томительно: устанет

Судьба надежды хоронить,

Хоть перед смертью мне протянет

Путеводительную нить,-

И вновь я выйду на свободу,

Под небом ясным умереть

И, умирая, на природу

Глазами ясными смотреть.

17 марта - 27 апреля 1896

Час ночной отраден...

 

Час ночной отраден

Для бесстрашного душой.

Воздух нежен и прохладен,

   Темен мрак ночной.

 

   Только звезд узоры

Да вдали кой-где огни

Различают смутно взоры.

   Грусть моя, усни!

 

   Вся обычность скрыта,

Тьмою смыты все черты.

Ночь - безмолвная защита

   Мне от суеты.

 

   Кто-то близко ходит,

Кто-то нежно стережет,

Чутких глаз с меня не сводит,

   Но не подойдет.

16 августа 1897

Чертовы качели

 

В тени косматой ели,

Над шумною рекой

Качает черт качели

Мохнатою рукой.

 

Качает и смеется,

        Вперед, назад,

        Вперед, назад,

Доска скрипит и гнется,

О сук тяжелый трется

Натянутый канат.

 

Снует с протяжным скрипом

Шатучая доска,

И черт хохочет с хрипом,

Хватаясь за бока.

 

Держусь, томлюсь, качаюсь,

        Вперед, назад,

        Вперед, назад,

Хватаюсь и мотаюсь,

И отвести стараюсь

От черта томный взгляд.

 

Над верхом темной ели

Хохочет голубой:

- Попался на качели,

Качайся, черт с тобой!-

 

В тени косматой ели

Визжат, кружась гурьбой:

- Попался на качели,

Качайся, черт с тобой!-

 

Я знаю, черт не бросит

Стремительной доски,

Пока меня не скосит

Грозящий взмах руки,

 

Пока не перетрется,

Крутяся, конопля,

Пока не подвернется

Ко мне моя земля.

 

Взлечу я выше ели,

И лбом о землю трах!

Качай же, черт, качели,

Все выше, выше... ах!

14 июня 1907

Что напишу? Что изреку...

 

Что напишу? Что изреку

Стихом растрепанным и вялым?

Какую правду облеку

Его звенящим покрывалом?

 

Писать о том, как серый день

Томительно и скучно длился,

Как наконец в ночную тень

Он незаметно провалился?

 

Писать о том, что у меня

В душе нет прежнего огня,

А преждевременная вялость

И равнодушная усталость?

 

О том, что свой мундирный фрак

Я наконец возненавидел,

Или о том, что злой дурак

Меня сегодня вновь обидел?

 

- Но нет, мой друг, не городи

О пустяках таких ни строчки:

Ведь это только всё цветочки,

Дождешься ягод впереди.

 

Так говорит мне знанье света.

Увы! его я приобрел

Еще в младые очень лета,

Вот оттого-то я и зол.

8 ноября 1888

Швея

 

Нынче праздник. За стеною

Разговор веселый смолк.

Я одна с моей иглою,

Вышиваю красный шелк.

 

Все ушли мои подруги

На веселый свет взглянуть,

Скоротать свои досуги,

Забавляясь как-нибудь.

 

Мне веселости не надо.

Что мне шум и что мне свет!

В праздник вся моя отрада,

Чтоб исполнить мой обет.

 

Все, что юность мне сулила,

Все, чем жизнь меня влекла,

Все судьба моя разбила,

Все коварно отняла.

 

«Шей нарядные одежды

Для изнеженных госпож!

Отвергай свои надежды!

Проклинай их злую ложь!»

 

И в покорности я никла,

Трепетала, словно лань,

Но зато шептать привыкла

Слово гордое: восстань!

 

Белым шелком красный мечу,

И сама я в грозный бой

Знамя вынесу навстречу

Рати вражеской и злой.

5 августа 1905

Я ждал, что вспыхнет впереди...

 

Я ждал, что вспыхнет впереди

Заря и жизнь свой лик покажет

И нежно скажет:

            "Иди!»

 

Без жизни отжил я, и жду,

Что смерть свой бледный лик покажет

И грозно скажет:

            "Иду!»

1892

Я иду от дома к дому...

 

Я иду от дома к дому,

Я у всех стучусь дверей.

Братья, страннику больному,

Отворите мне скорей.

 

Я устал блуждать без крова,

В ночь холодную дрожать

И тоску пережитого

Только ветру поверять.

 

Не держите у порога,

Отворите кто-нибудь,

Дайте, дайте хоть немного

От скитаний отдохнуть.

 

Знаю песен я немало,—

Я всю ночь готов не спать.

Не корите, что устало

Будет голос мой звучать.

 

Но калитки не отворят

Для певца ни у кого.

Только ветры воем вторят

Тихим жалобам его.

23 декабря 1897, 10 июня 1898

Я испытал превратности судеб...

 

Я испытал превратности судеб,

Я видел много на земном просторе,

Трудом я добывал свой хлеб,

И весел был, и мыкал горе.

 

На милой, мной изведанной земле

Уже ничто меня теперь не держит,

И пусть таящийся во мгле

Меня стремительно повержет.

 

Но есть одно, чему всегда я рад

И с чем всегда бываю светло-молод,—

Мой труд. Иных земных наград

Не жду за здешний дикий холод.

 

Когда меня у входа в парадиз

Суровый Петр, гремя ключами, спросит:

«Что сделал ты?»— меня он вниз

Железным посохом не сбросит.

 

Скажу: «Слагал романы и стихи,

И утешал, но и вводил в соблазны

И, вообще, мои грехи,

Апостол Петр, многообразны.

 

Но я — поэт.»— И улыбнется он,

И разорвет стихов рукописанье.

И смело в рай войду, прощен,

Внимать святое ликованье.

 

Не затеряется и голос мой

В хваленьях ангельских, горящих ясно.

Земля была моей тюрьмой,

Но здесь я прожил не напрасно.

 

Горячий дух земных моих отрав,

Неведомых чистейших серафимам,

В благоуханье райских трав

Вольется благовонным дымом.

8 апреля 1919

Я лицо укрыл бы в маске...

 

Я лицо укрыл бы в маске,

Нахлобучил бы колпак

И в бесстыдно-дикой пляске

Позабыл бы кое-как

Роковых сомнений стаю

И укоры без конца -

Всё, пред чем не поднимаю

Незакрытого лица.

Гулкий бубен потрясая

Высоко над головой,

Я помчался б, приседая,

Дробь ногами выбивая,

Пред хохочущей толпой,

Вкруг литого, золотого,

Недоступного тельца,

Отгоняя духа злого,

Что казнит меня сурово

Скудной краскою лица.

Что ж меня остановило?

Или это вражья сила

Сокрушила бубен мой?

Отчего я с буйным криком

И в безумии великом

Пал на камни головой?

17 декабря 1895, 15 декабря 1896

Я любил в тебе слиянье...

 

Я любил в тебе слиянье

Качеств противоположных:

Глаз правдивых обаянье

И обман улыбок ложных;

 

Кротость девочки-подростка,

Целомудренные грезы -

И бичующие жестко

Обличенья и угрозы;

 

Сострадательную нежность

Над поруганной рабыней -

И внезапную мятежность

Перед признанной святыней.

7 апреля 1895

Я люблю мою темную землю...

 

Я люблю мою темную землю,

И, в предчувствии вечной разлуки,

Не одну только радость приемлю,

Но смиренно и тяжкие муки.

 

Ничего не отвергну в созданьи,-

И во всем есть восторг и веселье,

Есть великая трезвость в мечтаньи,

И в обычности буйной - похмелье.

 

Преклоняюсь пред Духом великим,

И с Отцом бытие мое слито,

И созданьем Его многоликим

От меня ли единство закрыто!

5 августа 1896

* * *

 

Я не спал, – и звучало

   За рекой,

Трепетало, рыдало

   Надо мной.

 

Это пела русалка,

   А не ты.

И былого мне жалко,

  И мечты.

 

До зари недалекой

   Как заснуть!

Вспоминал я жестокий,

   Долгий путь.

 

А русалка смеялась

   За рекой, –

Нет, не ты издевалась

   Надо мной.

 

 

5 апреля 1897

Я один в безбрежном мире, я обман личин отверг...

 

Я один в безбрежном мире, я обман личин отверг.

Змий в пылающей порфире пред моим огнем померк.

 

Разделенья захотел я и воздвиг широкий круг.

Вольный мир огня, веселья, сочетаний и разлук.

 

Но наскучила мне радость переменчивых лучей,

Я зову иную сладость, слитность верную ночей.

 

Темнота ночная пала, скрылась бледная луна,

И под сенью покрывала ты опять со мной одна.

 

Ты оставила одежды у порога моего.

Исполнение надежды - радость тела твоего.

 

Предо мною ты нагая, как в творящий первый час.

Содрогаясь и вздыхая, ты нагая. Свет погас.

 

Ласки пламенные чую, вся в огне жестоком кровь.

Весть приемлю роковую: «Ты один со мною вновь».

17 июня 1904

Я рано вышел на дорогу...

 

Я рано вышел на дорогу

И уж к полудню утомлен,

Разочарован понемногу

И чадом жизни опьянен.

 

В душе мечта - свернуть с дороги,

Где камни острые лежат,

Так утомившие мне ноги,-

Но я и отдыху не рад.

 

Короткий отдых к лени манит

И утомленный ум туманит,

А неотвязная нужда

Идет со мной везде, всегда.

 

Нужда - наставник слишком строгий,

И страшен взор ее, как плеть,

И я тащусь своей дорогой,

Чтобы на камнях умереть.

 

Когда богач самолюбивый

Промчится на коне верхом,

Я молча, в зависти стыдливой

Посторонюсь перед конем.

 

И сзади в рубище смиренном

Тащусь я, бледный и босой,

И на лице его надменном

Насмешку вижу над собой.

12 мая 1889

Я созидал пленительные были...

 

Я созидал пленительные были

В  моей мечте,

Не, что преданы тисненью были,

Совсем не те.

 

О тех я людям не промолвил слова,

Себя храня,

И двойника они узнали злого,

А не меня.

 

Быть может,  людям здешним и не надо

Сны эти знать,

А мне какая горькая отрада -

Всегда молчать!

 

И знает бог, как тягостно молчанье,

Как больно мне

Томиться без конца в моем изгнаньи

В чужой стране.

11 июля 1923

Я часть загадки разгадал...

 

Я часть загадки разгадал,

И подвиг Твой теперь мне ясен.

Коварный замысел прекрасен,

Ты не напрасно искушал.

 

Когда Ты в первый раз пришел

К дебелой, похотливой Еве,

Тебя из рая Произвол

Извел ползущего на чреве.

 

В веках Ты примирился с Ним.

Ты усыпил его боязни.

За первый грех Твой, Елогим,

Послали мудрого на казни.

 

Так, слава делу Твоему!

Твое ученье слаще яда,

И, кто вкусил его, тому

На свете ничего не надо.

27 июля 1911

* * *

 

Я – бог таинственного мира,
Весь мир в одних моих мечтах.
Не сотворю себе кумира
Ни на земле, ни в небесах.

 

Моей божественной природы
Я не открою никому.
Тружусь, как раб, а для свободы
Зову я ночь, покой и тьму.

* * *

 

Я – Фиделька, собачка нежная

На высоких и тонких ногах.

Жизнь моя течет безмятежная

У моей госпожи в руках.

 

Ничего не понюхаю гадкого,

Жесткого ничего не кусну.

Если даст госпожа мне сладкого,

Я ей белую руку лизну.

 

А подушка моя – пуховая,

И жизнь моя – земной рай.

Душа моя чистопсовая,

Наслаждайся, не скули, не умирай!

 

Июль 1911

Язычница! Как можно сочетать...

 

Язычница! Как можно сочетать

     Твою любовь с моею верой?

Ты хочешь красным полымем пылать,

     А мне — золой томиться серой.

 

Ищи себе языческой души,

     Такой же пламенной и бурной,—

И двух огней широкие ковши

     Одной скуются яркой урной.

22 августа 1898