Апрельский вечер

Зеленые от остроумия,

Веселостью изнемогая,

Шли двое.

Между ними — мумия,

Красивая и молодая.

10 апреля 1957

Ах улицы, единственный приют

Ах улицы, единственный приют,

Не для бездомных –

Для живущих в городе.

Мне улицы покоя не дают,

Они мои товарищи и вороги.

Мне кажется – не я по ним иду,

А подчиняюсь, двигаю ногами,

А улицы ведут меня, ведут,

По заданной единожды программе.

Программе переулков дорогих,

Намерений весёлых и благих.

* * *

Ах, утону я в Западной Двине

Или погибну как–нибудь иначе, –

Страна не пожалеет обо мне,

Но обо мне товарищи заплачут.

Они меня на кладбище снесут,

Простят долги и старые обиды.

Я отменяю воинский салют,

Не надо мне гражданской панихиды.

Не будет утром траурных газет,

Подписчики по мне не зарыдают,

Прости–прощай, Центральный Комитет,

Ах, гимна надо мною не сыграют.

Я никогда не ездил на слоне,

Имел в любви большие неудачи,

Страна не пожалеет обо мне,

Но обо мне товарищи заплачут.

Батум

Работа нетяжелая,

И мне присуждено

Пить местное, дешевое

Грузинское вино.

Я пью его без устали,

Стакан на свет гляжу,

С матросами безусыми

По городу брожу.

С матросами безусыми

Брожу я до утра

За девочками с бусами

Из чешского стекла.

Матросам завтра вечером

К Босфору отплывать,

Они спешат, их четверо,

Я пятый – мне плевать.

Мне оставаться в городе,

Где море и базар,

Где девочки негордые

Выходят на бульвар.

Бессонница

Бессонница, бываешь ты рекой,

Болотом, озером и свыше наказаньем,

А иногда бываешь никакой,

Никем, ничем – без роду и названья.

Насмешливо за шиворот берёшь,

Осудишь, в полночь одного посадишь,

Насмешливо весь мир перевернёшь

И шпоры всадишь.

Бессонница... Ты девочка какая?

А может быть, ты рыба? Скажем, язь?

А может быть, ты девочка нагая,

Которая приходит не спросясь?

Она меня не слушала,

А только кашу кушала

И думала: прибрать бы, а может, постирать,

А может, вроде свадьбы чего-нибудь сыграть?

Чего-то, вроде, около,-

Кружилось в голове,

Оно болотом скокало,

То справа, то левей.

Я говорю: не уходи,

Ночь занимается.

Ночь впереди и позади,

Лежать и маяться.

А ей-то, господи, куда?

Мороз, пороша.

Беда с бессонницей, беда,-

Со мною тоже.

* * *

Бывает все на свете хорошо, –

В чем дело, сразу не поймешь, –

А просто летний дождь прошел,

Нормальный летний дождь.

Мелькнет в толпе знакомое лицо,

Веселые глаза,

А в них бежит Садовое кольцо,

А в них блестит Садовое кольцо,

И летняя гроза.

А я иду, шагаю по Москве,

И я пройти еще смогу

Соленый Тихий океан,

И тундру, и тайгу.

Над лодкой белый парус распущу,

Пока не знаю, с кем,

Но если я по дому загрущу,

Под снегом я фиалку отыщу

И вспомню о Москве.

* * *

Бывают крылья у художников,

Портных и железнодорожников,

Но лишь художники открыли,

Как прорастают эти крылья.

А прорастают они так –

Из ничего, из ниоткуда.

Нет объяснения у чуда,

И я на это – не мастак!

* * *

В коммунальное помещение,

Где засохли в банках цветы,

Ты пришла, как чудное видение

И как гений чистой красоты.

Потом ушла...

К чему рыданье!

К чему похвал ненужный хор!

Осталось прежнее страданье

И холостяцкий коридор.

1955

* * *

В темноте кто-то ломом колотит

И лопатой стучится об лёд,

И зима проступает во плоти,

И трамвай мимо рынка идёт.

Безусловно всё то, что условно.

Это утро твоё, немота,

Слава Богу, что жизнь многословна,

Так живи, не жалей живота.

Я тебя в этой жизни жалею,

Умоляю тебя, не грусти.

В тополя бы, в июнь бы, в аллею,

По которой брести да брести.

Мне б до лета рукой дотянуться,

А другою рукой – до тебя,

А потом в эту зиму вернуться,

Одному, ни о ком не скорбя.

Вот миную Даниловский рынок,

Захочу – возле рынка сойду,

Мимо крынок, корзин и картинок,

У девчонки в капустном ряду

Я спрошу помидор на закуску,

Пошагаю по снегу к пивной.

Это грустно, по-моему, вкусно,

Не мечтаю о жизни иной.

* * *

В январе уже тепло,

И пускай мороз, но солнце

Посылает божий стронций

На оконное стекло.

Прижимаюсь лбом к стеклу,

Рожей радуюсь теплу!

Весна в Москве

Мимозу продают у магазина,

Голуби в небе —

          не знаю чьи,

И радужно сияют

          от бензина

Лиловые

     московские

             ручьи.

Апрель 1956

Воспоминание о Ленинграде 65 года

Все трезво. На Охте.

И скатерть бела.

Но локти, но локти

Летят со стола.

Все трезво. На Стрелке.

И скатерть бела.

Тарелки, тарелки

Летят со стола.

Все трезво. На Мойке.

Там мост да канал.

Но тут уж покойник

Меня доконал.

Ах, Черная речка,

Конец февраля,

И песня, конечно,

Про некий рояль.

Еще была песня

Про тот пароход,

Который от Пресни,

От Саши плывет.

Я не приукрашу

Ничуть те года.

Еще бы Наташу

И Пашу — туда.

Воспоминания об аэродроме

1

На скамейке аэродрома, –

Я – дома.

Домодедово – тоже дом.

А чужие квартиры – лиры,

И скамейки – они квартиры,

Замечательные притом.

         2

Я обожаю пропадать,

В дома чужие попадать,

С полузнакомыми сидеть,

В их лица праздные глядеть.

         3

Скамейки бывают печальные,

Зеленые, снежные, спальные.

Скамейки бывают из кожи, –

Из кожи – они подороже.

Скамейки бывают из жести, –

Но тело и душу уместят.

         4

В Домодедово – красиво,

Домодедову – спасибо.

1973

* * *

Вчерашний день погас,

А нынешний не начат,

И утро, без прикрас,

Актрисою заплачет.

Без грима, нагишом,

Приходит утром утро,

А далее – в мешок –

Забот, зевот... И мудро

Что утро настает,

И день не обозначен,

И ты небрит и мрачен.

Светлеет. День не начат,

Но он пешком идет.

* * *

Марианне Вертинской

Выпей со мной, Марьяна,

Из моего стакана.

Пусть тебе снится

Светлая Ницца

И заграница, Марьяна.

Кошки на мягких лапах,

Твой знаменитый папа.

Геночка

Москва, июль печет в разгаре,

Жар, как рубашка к зданиям прилип.

Я у фонтана, на Тверском бульваре

Сижу под жидковатой тенью лип.

Девчонки рядом с малышом крикливым,

Малыш ревет, затаскан по рукам,

А девочки довольны и счастливы

Столь благодатной ролью юных мам.

И, вытирая слезы с мокрой рожи,

Дают ему игрушки и мячи:

«Ну, Геночка, ну перестань, хороший,

Одну минутку, милый, помолчи».

Ты помолчи, девчонки будут рады,

Им не узнать, что, радостью залит,

Твой тезка на скамейке рядом

С тобою, мальчуган, сидит.

И пусть давным–давно он не ребенок,

Но так приятно, нечего скрывать,

Что хоть тебя устами тех девчонок

Сумели милым, Геночкой назвать...

1954

* * *

Далеко ли, близко

Прежние года,

Девичьи записки,

Снов белиберда.

Что–то мне не спится,

Одному в ночи —

Пьяных–то в столице!

Даром, москвичи.

Мысли торопливо

Мечутся вразброд:

Чьи–то очи... Ива...

Пьяненький народ.

Все перемешалось,

В голове туман...

Может, выпил малость?

Нет, совсем не пьян.

Темень, впропалую,

Не видать ни зги.

Хочешь, поцелую —

Только помоги.

Помоги мне верный

Выбрать в ночи путь,

Доберусь, наверное,

Это как–нибудь.

Мысли торопливо

Сжал — не закричи!

Чьи–то очи... Ива...

Жуть в глухой ночи.

21 июля 1954

До невозможного вкусные пирожки

Голод

    пополам

         режет,

Настроение

        плачет...

И вдруг:

    «Пирожки

          свежие,

Свежие

    и горячие,

Лучшие в мире...»

Лизнул слюну с губ —

«Берите

    четыре

За руб».

Рассказывать об этом можно

И в стихах

       и устно,

Пирожки до невозможного

Вкусные.

1955

* * *

П. Финну

Друг мой, я очень и очень болен,

Я–то знаю (и ты) откуда взялась эта боль!

Жизнь крахмальна, – поступим крамольно

И лекарством войдем в алкоголь!

В том–то дело! Не он в нас – целебно,

А, напротив, – в него мы, в него!

И нелепо ли бяше!– а лепо,

Милый Паша, ты вроде Алеко

И уже не помню кого,

Кто свободен руками, ногами,

Кто прощается с Соловками!

А к тебе обращается узник,

Алексеевский равелин...

* * *

А. Хохловой

Живу в скворешне Кулешова,

Привет тебе, спокойно спи,

И брата, возрастом меньшого,

Дождем ли, снегом окропи.

Октябрь 1973

* * *

Жила с сумасшедшим поэтом,

Отпитым давно и отпетым.

И то никого не касалось,

Что девочке горем казалось.

О нежная та безнадежность,

Когда все так просто и сложно,

Когда за самой простотою —

Несчастья верста за верстою.

Несчастья? Какие несчастья,—

То было обычное счастье,

Но счастье и тем непривычно,

Что выглядит очень обычно.

И рвано и полуголодно,

И солнечно или холодно,

Когда разрывалось на части

То самое славное счастье.

То самое славное время,

Когда мы не с теми — а с теми,

Когда по дороге потерей

Еще потеряться не верим.

А кто потерялся — им легче,

Они все далече, далече.

Январь 1974

* * *

1

За два дня до конца високосного года

Наступает на свете такая погода

И такая вокруг тишина,

За два дня до конца високосного года

Участь каждого решена.

2

Это мне говорили. Я видел

Серп луны. Синеву. Тишину.

Прорицатели — не в обиде,—

Я хочу полететь на Луну.

На чем во сне я не летал?

На «Блерио», «Фармане»,

И даже девочек катал

Я на катамаране.

И улыбаюсь я во сне,

Ору во сне, как рота,

И надо просыпаться мне,

А неохота.

* * *

Зубы заговаривал,

А теперь — забыл

Я секреты варева,

Травы ворожбы.

Говорю: дорога

Лучше к январю,

Что глазами трогал,

То и повторю.

То, что губ касалось,

Тронула рука,—

Это не казалось,

А наверняка.

Говорю: во плоти

Вижу существо,—

А во мне колотит

Жизни волшебство.

Зубы заговаривать,

Чепуху молоть,

Чтоб дорожкой гаревой

Убегала плоть.

Чтобы возле рынка,

В сборище людском,

Плавать невидимкой

В небе городском.

1973

* * *

(Песня из пьесы)

Лают бешено собаки

В затухающую даль,

Я пришел к вам в черном фраке,

Элегантный, как рояль.

Было холодно и мокро,

Жались тени по углам,

Проливали слезы стекла,

Как герои мелодрам.

Вы сидели на диване,

Походили на портрет.

Молча я сжимал в кармане

Леденящий пистолет.

Расположен книзу дулом

Сквозь карман он мог стрелять,

Я все думал, думал, думал –

Убивать, не убивать?

И от сырости осенней

Дрожи я сдержать не мог,

Вы упали на колени

У моих красивых ног.

Выстрел, дым, сверкнуло пламя,

Ничего уже не жаль.

Я лежал к дверям ногами –

Элегантный, как рояль.

1959

Лето

Летали летние качели

На самом деле,—

Дитя орало в колыбели,

И летний день куда–то плыл.

И травы превращались в сено,

Не сразу, скажем,— постепенно,—

Все было, было постепенно,

Как постепенен летний день.

* * *

Василию Ливанову

Летняя дорога,

Летние кусты,

Отдохни немного,

Ты или не ты.

Погляди на облако

Или на траву, –

Остальное – побоку,

Вижу наяву:

Среди поля – дерево,

А на поле – ты.

Верю – неуверенно

В дело доброты.

Людей теряют только раз

Людей теряют только раз,

И след, теряя, не находят,

А человек гостит у вас,

Прощается и в ночь уходит.

А если он уходит днём,

Он всё равно от вас уходит.

Давай сейчас его вернём,

Пока он площадь переходит.

Немедленно его вернём,

Поговорим и стол накроем,

Весь дом вверх дном перевернём

И праздник для него устроим.

* * *

Посвящается Феллини

Мертвец играл на дудочке,

По городу гулял,

И незнакомой дурочке

Он руку предлагал.

А дурочка, как Золушка,

Ему в глаза глядит,—

Он говорит о золоте,

О славе говорит.

Мертвец, певец и умница,

Его слова просты —

Пусты ночные улицы,

И площади пусты.

«Мне больно, мне невесело,

Мне холодно зимой,

Возьми меня невестою,

Возьми меня с собой».

Можайск

В жёлтых липах спрятан вечер,

Сумерки спокойно сини,

Город тих и обесцвечен,

Город стынет.

Тротуары, тротуары

Шелестят сухой листвою,

Город старый, очень старый

Под Москвою.

Деревянный, краснокрыший,

С бесконечностью заборов,

Колокольным звоном слышен

Всех соборов.

Полутени потемнели,

Тени смазались краями,

Переулки загорели

Фонарями.

Здесь остриженный, безусый,

В тарантасе плакал глухо

Очень милый, очень грустный

Пьер Безухов.

* * *

Мы поехали за город,

А за городом дожди.

А за городом заборы,

За заборами — вожди.

Там трава немятая,

Дышится легко.

Там конфеты мятные,

Птичье молоко.

За семью заборами,

За семью запорами

Там конфеты мятные,

Птичье молоко.

* * *

На меня надвигается

По реке битый лед.

На реке навигация,

На реке пароход.

Пароход белый–беленький,

Дым над красной трубой.

Мы по палубе бегали –

Целовались с тобой.

Пахнет палуба клевером,

Хорошо, как в лесу.

И бумажка наклеена

У тебя на носу.

Ах ты, палуба, палуба,

Ты меня раскачай,

Ты печаль мою, палуба,

Расколи о причал.

* * *

На подоконнике жена

Сидела ранним летом,

А комната озарена

Была вечерним светом.

Да, лето только началось,

А к нам вчера приехал гость.

Сегодня он уехал —

И нам оставил эхо.

То эхо — воблы три кило —

Нет громогласней эха!

Еще на улице светло,

И жаль, что он уехал.

Не принимай во мне участья

Не принимай во мне участья

И не обманывай жильём,

Поскольку улица, отчасти,

Одна – спасение моё.

Я разучил её теченье,

Одолевая, обомлел,

Возможно, лучшего леченья

И не бывает на земле.

Пустые улицы раскручивал

Один или рука в руке,

Но ничего не помню лучшего

Ночного выхода к реке.

Когда в заброшенном проезде

Открылись вместо тупика

Большие зимние созвездья

И незамерзшая река.

Всё было празднично и тихо

И в небесах и на воде.

Я днём искал подобный выход,

И не нашёл его нигде.

* * *

В.П. Некрасову

Ничего не получалось,

Я про это точно знал,

Что всегда доступна частность

И неведом идеал.

Я его однажды видел –

Не во сне, а наяву,

Появился в лучшем виде,

Повалился на траву.

Мы во Внукове лежали,

Отменялся самолет.

Ничего уже не жаль мне,

Жалко вот,

Жаль мне только,

Жалко только

И тогда, да и теперь –

Ничего не знаю толком

О тебе и о себе.

1963

Ночь

На окошко подуешь — получится

Поцелуй, или вздох, или след,

Настроенье твое не улучшится,

Поцелую тому столько лет.

Эти оконы, зимние, синие,

Нацелованы до тебя —

Все равно они ночью красивые

До того, что во тьме ослепят.

2 января 1974

* * *

О рыжий мой, соломенный,

Оборванный язык,

Когда плывешь соломинкой —

Я к этому привык.

Собачья жизнь, собачья,

На этом берегу.

Но не смогу иначе,

Наверно, не смогу.

Апрель 1974

О собаках

Я со псом разговаривал ночью,

Объясняясь,— наедине,—

Жизнь моя удается не очень,

Удается она не вполне.

Ну, а все же, а все же, а все же,—

Я спросил у случайного пса,—

Я не лучше, но я и не плоше,

Как и ты — среди псов — не краса.

Ты не лучший, единственный — верно,

На меня ты печально глядишь,

Я ж смотрю на тебя суеверно,

Объясняя собачую жизнь.

Я со псом разговаривал ночью,

Разговаривал — наедине,—

И выходит — у псов жизнь не очень,

Удается она не вполне.

* * *

О, когда–нибудь, когда?

Сяду я себя забуду,

Ненадолго — навсегда,

Повсеместно и повсюду.

Все забуду, разучусь,

И разуюсь и разденусь,

Сам с собою разлучусь

От себя куда–то денусь.

Декабрь 1973

* * *

П. Финну

О, Паша, ангел милый,

На мыло – не хватило

Присутствия души, –

Известный всем громила

Твое похитил мыло.

Свидетели – ежи,

Два милиционера,

Эсер по кличке Лера,

Еще один шпажист

И польский пейзажист,

Который в виде крыльев

Пивную рисовал,

Потом ее открыли, и они действительно

                              улетели,

С пивной, так что – свидетелей

                       не осталось.

Ойстраху

Годами когда–нибудь в зале концертном

Мне Брамса сыграют – тоской изойду.

Пастернак

Амстердам, Амстердам,

Черная аорта,

Вам живого не отдам,

Забирайте мертвого.

Тело в ящик погрузив,

В некой «Каравелле», –

А по ящику вблизи

Мы в Москве ревели.

Страшно в городе чужом

Помирать, наверно,

Форточка – и нагишом –

Падать безразмерно.

Вне размера, вне, вовне,

Позевайте – падаль, –

Белый, синий, красный снег

В Амстердаме падал.

Октябрь 1974

Острова в океане

Я от вас отставал, острова,

И негаданно, и нечаянно, —

Не летела туда голова —

Надоевшая и печальная.

А летела она через мост,

В переулки, печали и улицы, —

Где не горе вставало в рост,

Не сутулясь и не сутуляся.

Там летела, без дела, листва,

Дом стоял, от беды перегруженный,

Я на улице этой привстал,

Слава Богу, тобой разбуженный.

Октябрь 1974

* * *

От мороза – проза

Холодеет так,

Розовая рожа,

Вскинутый пятак.

Чет не чет,

А, может, черт, –

Может, все возможно,

Если улица течет

У тебя подножно.

Если улицы, мосты,

Переулки, лестницы, –

Навсегда в себя вместил

Все во мне поместится.

Все поместится во мне,

Все во мне поместится, –

Онемею – онемел, –

Переулки, лестницы.

Отпоют нас деревья, кусты...

Отпоют нас деревья, кусты,

Люди, те, что во сне не заметим,

Отпоют окружные мосты,

Или Киевский, или ветер.

Да и степь отпоёт, отпоёт,

И товарищи, кто поумнее,

А ещё на реке пароход,

Если голос, конечно, имеет.

Басом, тенором – всё мне одно,

Хорошо пароходом отпетым

Опускаться на светлое дно

В мешковину по форме одетым.

Я затем мешковину одел,

Чтобы после, на расстоянье,

Тихо всплыть по вечерней воде

И услышать своё отпеванье.

Перед снегом

Такой туман, и мост исчез.

Рукой прохожего узнаешь через дождь,

Когда над незнакомою рекой

По незнакомой улице идешь.

Все незнакомо, все переменилось,

А час назад, до первых фонарей,

Все тосковало,

Все непогодой,

Слякотью томилось, –

И тьмы звало, и все же становилось

И на душе и в небесах – смурней.

Декабрь 1973

Переделкино

Меняют люди адреса,

Переезжают, расстаются,

Но лишь осенние леса

На белом свете остаются.

Останется не разговор

И не обиды — по привычке,

А поля сжатого простор,

Дорога лесом к электричке.

Меж дач пустых она вела,—

Достатка, славы, привилегий,

Телега нас обогнала,

И ехал парень на телеге.

Останется — наверняка —

В тумане белая река,

Туман ее обворожил,

Костром на берегу украсил,

На воду бакен положил —

Движение обезопасил.

Переулок юности

Звон трамвая голосист и гулок,

Парк расцвечен точками огней,

Снова я пришёл на переулок –

Переулок юности моей.

Над асфальтом наклонились вязы,

Тенью скрыв дорожку мостовой.

Помню, как к девчонке сероглазой

Торопился я под выходной.

Как, промокнув под дождём весёлым,

За цветущий прятались каштан,

Девочка из сорок третьей школы

И до слёз смущённый мальчуган.

Мне хотелось слёз необычайных,

Клятву, что ли, дать или обет.

Этот дождь, короткий и случайный,

Стал причиной близости к тебе.

Знаю – случай ничего не значит.

Но сегодня поздно пожалел,

Что могло случиться всё иначе,

Если б дождь подольше прозвенел.

Звон трамвая голосист и гулок,

Парк расцвечен точками огней,

Снова я пришёл на переулок –

Переулок юности моей.

* * *

По дорожке мы идем

Вдоль, до Шереметьево,—

Не глядим, уже — грядем,

Самолет заметили.

Он сверкал, но его

Вовсе не было,

А снега — не травой,—

Так,— снегобыло.

Где она, я не спросил,—

А душа сидела рядом,

Лампочку я погасил,

И душа сказала: надо.

— А весна?

— Ты спи.

— Не спится.

— Ты окно открой.

— Открыл.

— Это снится.

— Ты синица. Ты птица. Ты кошка. Ты сволочь.

              Ты умница. Ты спи сама.

— Сплю, и ты спи.

1970–е

По несчастью или к счастью, истина проста...

По несчастью или к счастью,

Истина проста:

Никогда не возвращайся

В прежние места.

Даже если пепелище

Выглядит вполне,

Не найти того, что ищем,

Ни тебе, ни мне.

Путешествие в обратно

Я бы запретил,

Я прошу тебя, как брата,

Душу не мути.

А не то рвану по следу –

Кто меня вернёт? –

И на валенках уеду

В сорок пятый год.

В сорок пятом угадаю,

Там, где – боже мой! –

Будет мама молодая

И отец живой.

Под ветром сосны хорошо шумят...

Под ветром сосны хорошо шумят,

Светает рано. Ты не просыпайся,

Ко мне плечом горячим прикасайся,

Твой сон качают сосны и хранят.

Тебя держу, тебя во сне несу

И слышу – дятел дерево колотит,

Сегодня воскресение в лесу,

На даче, на шоссе и на болоте.

Покой ещё не начатого дня,

Неясные предметов очертанья.

Я думаю, как ты вошла в меня,

В мои дела, заботы и сознанье.

Уходят в будни наши торжества,

Но по утрам хочу я просыпаться,

Искать слова и забывать слова,

Надеяться, любить, повиноваться.

Половина девятого

Солнцем обрызган целый мир,

Празднично блещет улица.

После

   утренней тьмы

            квартир

Люди стоят

      и щурятся.

Сдвинься, попробуй,—

            не хватит сил,

И у подъездов,

         спросонок,

Город большой на мгновенье

                        застыл,

Зажмурившись,

      как котенок.

* * *

П. Финну

Почто, о друг, обижен на меня?

Чем обделен? Какими сапогами?

Коня тебе? Пожалуйста – коня!

Зеленый штоф, визигу с пирогами.

Негоциантку или Бибигуль?

Иль деву русскую со станции Подлипки?

Избу на отдаленном берегу

Иль прелести тибетской Айболитки?

Все для тебя – немой язык страстей

И перстень золотой цареубийцы.

Ты прикажи – и вот мешок костей

Врагов твоих и тело кровопийцы.

Поэтам следует печаль...

Поэтам следует печаль,

А жизни следует разлука.

Меня погладит по плечам

Строка твоя рукою друга.

И одиночество войдёт

Приемлемым, небезутешным,

Оно как бы полком потешным

Со мной по городу пройдёт.

Не говорить по вечерам

О чём-то непервостепенном –

Товарищами хвастать нам

От суеты уединенным.

Никто из нас не Карамзин–

А был ли он, а было ль это–

Пруды и девушки вблизи

И благосклонные поэты.

* * *

Просыпаюсь и хожу

Первый раз за эту зиму,

Самому себе служу –

Ежели необходимо.

Отпадает, если вдруг

В службе той необходимость,

Лени сладостный недуг

Озаряет нелюдимость.

Собеседник под рукой

За щекою, под подушкой,

Улыбнется не в укор

И задремлет простодушно.

Не дослушает, зато

Дремлет, не перебивая.

Потому за маетой

И такого не бывает.

1970–е

Противоположность мнений

Широкий поворот реки —

Прими меня в свои объятья,

От этой жизни отвлеки,

Река, подруга и приятель.

Рука и быстрая река —

Какие схожие понятья.

Обнимет, но наверняка

Обманет женская рука,

Отнимет быстрая река.

Но почему наверняка

Обманет женская рука?

И почему меня река

Так неожиданно отнимет?

А если так — река обнимет,

Рука любимая обнимет

И не отдаст наверняка!

* * *

Рано утром волна окатит

Белоснежной своей водой,

И покажется в небе катер

Замечательно молодой.

Мимо пристаней и черешен,

Отделенный речной водой,

Появляется в небе леший

Замечательно молодой.

Драют палубу там матросы,

Капитана зовут на «ты»,

И на девочек там подросток

Сыплет яблоки и цветы.

Ах, как рады марины и кати

В сентябре или там — в феврале,

Что летает по небу катер,

По веселой, по круглой земле.

Не летучим себе, не голландцем,

А спокойно, средь бела дня,

Он российским летит новобранцем,

Он рукою коснулся меня.

Пролетая в траве или дыме,

Успевает трубой проорать —

Молодыми жить, молодыми —

Молодыми — не умирать.

Ах, ты катер, ты мой приятель

Над веселием и бедой,

В белом небе весенний катер

Замечательно молодой.

Рио-рита, рио-рита

Городок провинциальный,

Летняя жара,

На площадке танцевальной

Музыка с утра.

Рио-рита, рио-рита,

Вертится фокстрот,

На площадке танцевальной

Сорок первый год.

Ничего, что немцы в Польше,

Но сильна страна,

Через месяц – и не больше –

Кончится война.

Рио-рита, рио-рита,

Вертится фокстрот,

На площадке танцевальной

Сорок первый год.

* * *

С паровозами и туманами

В набегающие поля

На свидания с дальними странами

Уезжаем и ты и я.

Уезжаем от мокрых улиц,

Безразличия чьих-то глаз,

Парусами странствий надулись

Носовые платки у нас.

Мы вернёмся, когда наскучит

Жизнь с медведями, без людей,

В город мокрый и самый лучший,

В город осени и дождей.

Садовое кольцо

Я вижу вас, я помню вас

И эту улицу ночную,

Когда повсюду свет погас,

А я по городу кочую.

Прощай, Садовое кольцо,

Я опускаюсь, опускаюсь

И на высокое крыльцо

Чужого дома поднимаюсь.

Чужие люди отворят

Чужие двери с недоверьем,

А мы отрежем и отмерим

И каждый вздох, и чуждый взгляд.

Прощай, Садовое кольцо,

Товарища родные плечи,

Я вижу строгое лицо,

Я слышу правильные речи.

А мы ни в чём не виноваты,

Мы постучались ночью к вам,

Как все бездомные солдаты,

Что просят крова по дворам.

* * *

Саша, ночью я пришел,

Как обыкновенно.

Было мне нехорошо,

Как обыкновенно.

Саша, темное окно

Не темнело лучше.

Саша, мне нехорошо,

А тебе не лучше.

Ничего я не узнал

Про тебя, любимый.

Только видел я глаза

Мне необходимые.

* * *

Сентиментальное путешествие,

Или, бедная Лиза,

Или, что вам, читатель,

В голову придет.

О, как все это было долго;

Особо, по контрасту,

Когда одетый во все

Лежишь на второй полке.

Когда ты забыл, кто ты,

А помнишь товарищей,

Улицы, снег (вдруг)

И все.

Когда ты, – Господи?– где ты?

Где я?–

В общем, в общем вагоне, –

Еду.

1968

* * *

Сжигала женщина листву,

Бесцельно, запросто.

Рукой по чистому листу —

Молчком, безрадостно.

По золоту, по сентябрю —

Горели листья.

Я по–аварски говорю —

Остановитесь.

Родной, единственный язык,

Он — непереводимый —

Что мне пожаловаться вкрик,

Ей — нелюдимо.

Октябрь 1974

* * *

Сквозь, насквозь,

А на устах невинных

Сквозь изморозь —

Море голосов воробьиных.

О, этот прибой,

Еле, но различимый,

Что мне поделать с тобой,

Если неизлечимо...

Январь 1974

* * *

Собака ты, собака,

Ты рыжая, я — сед.

Похожи мы, однако,

Я твой всегда сосед.

Похожи мы по роже,

А также потому,—

Тебе, собака, сложно —

Ты все–таки «Му–му».

Жлобам на свете проще,

Собака, ты не жлоб,

И дождь тебя полощет

И будит через жолб.

Мне от того не хуже,

Не лучше — ничего,

Собачья жизнь поможет,

Излечит от всего.

Октябрь 1973

* * *

Никогда не думал, что такая

Может быть тоска на белом свете.

К. Симонов

Солнце бьёт из всех расщелин,

Прерывая грустный рассказ

О том, что в середине недели

Вдруг приходит тоска.

Распускаешь невольно нюни,

Настроение нечем крыть,

Очень понятны строчки Бунина,

Что в этом случае нужно пить.

Но насчёт водки, поймите,

Я совершеннейший нелюбитель.

Ещё, как на горе, весенние месяцы,

В крови обязательное брожение.

А что если взять и... повеситься,

Так, под настроение.

Или, вспомнив девчонку в столице,

Весёлые искры глаз

Согласно весне и апрелю влюбиться

В неё второй раз?

Плохо одному в зимнюю стужу,

До омерзения скучно в расплавленный зной,

Но, оказалось, гораздо хуже

Бывает тоска весной.

Сон (Там, за рекою...)

Там, за рекою,

Там, за голубою,

Может, за Окою,

Дерево рябое.

И вода рябая,

Желтая вода,

Еле выгребаю,

Я по ней плыву,

Дерево рябое

На том берегу.

Белая вода —

Ты не море,

Горе — не беда,

Просто горе.

Стихи 7 октября

Почему и во всем непременно

Мне охота себе объяснить

И осенней воды перемену,

И осоки железную нить?

По ту сторону речки, над лесом,

Появилась во мне и сама

Мелочами своими воскресла

Незабвенная эта зима.

На ледяной реке

Следы, дымы и звуки,

И варежка в руке

Предчувствием разлуки.

А солнце в январе —

Из–за того же леса,

А я на лед смотрел —

Мне это интересно.

Стихи к 8 марта

С. А. Швейцер

с нежностью и уважением

Г. Шпаликов

8 марта 65–го

В Керчи – как ни кричи,

Бывали неудачи.

Среди других причин

Был мой приезд – тем паче,

Что мой приезд совпал

С делами – не хотелось!

Я невпопад попал,

Не пилось мне, не елось.

И мы не собрались

В кругу, хотя бы узком,

По рынкам разбрелись,

По площадям и спускам.

От пропасти забот

Куда бы нам укрыться?

Скользнуть от дел за борт –

Пусть щелкают нас блицем.

Пусть выставляют нас

Лентяями – валяйте!

На зависть, напоказ

Пороками марайте.

Представим: мы встаем

За полдень. Небо ясно.

И руку подаем

Всему, что в мире праздно.

Среди забот и тьмы,

Сквозь горе и разлуку

Протягиваем мы

Веселью только руку.

Берем такой почин

И лучшую из истин:

Есть дружба без причин,

Без меры и корысти.

Иное все – тщета,

Иное – распростерто,

Иного – до черта

От ведьмы и до чёрта.

И жить с иным – не жить,

Хотя живем и можем

И пробуем служить,

Но что мы подытожим?

От главка до премьер

Большое расстоянье,

И есть тому пример,

Примеры и сказанья

О том, что мы тогда

И были молодцами,

Но жаль, но вот беда –

Запутались с отцами.

А наш отец – простор,

Дороги – наши сестры,

Над озером костер –

Все это очень просто.

И рядышком лежит –

Рукою не достанешь,

А тронешь – убежит,

И трогать перестанешь.

И тоненький ледок,

И беленький снежок –

Назад к тому дорогу

Не захотел – а сжег.

Гори, гори ясно,

Чтобы не погасло,

Чтобы не напрасно –

Высоко и красно.

Стихи о выздоровлении

Целебней трав лесных,

А трав настой целебен,—

Пусть входят в ваши сны

Орел и черный лебедь.

Я вам не говорил,

Но к тайнам я причастен,—

Размах орлиных крыл

Прикроет от несчастий.

О, тайны ореол,

И защитит орел,

И лебедь успокоит.

Невзгод не перечесть,

Но, если что случится,—

Запомните, что есть

Еще такая птица:

Ни лебедь, ни орел,

Ни даже дух болотный,—

Но прост его пароль —

Он человек залетный.

Беда ли, ерунда

Взойдет к тебе на крышу,

Ты свистни, я тогда —

Ты свистни — я услышу.

1969

Стихи про телефоны

Я знаю, как стары

Стихи про телефоны.

От станции Мары

И до горы Афона

Протянут телефон.

(А если не протянут,

То, значит, его тянут.)

Я расстоянье взял

Немалое — нарочно:

Звонит провинциал,

Провинциалу тошно.

Уже провинциал

Отпил, оттанцевал

И не находит места,

А дома ждет невеста.

Завидую ему.

А где моя невеста?

В Москве или в Крыму —

Мне это неизвестно.

(Читателю о том

Читать неинтересно.)

Читатель, ты прости,

Когда грустит писатель,

Ему сюжет вести

Все кажется некстати.

Г–2, Г–2, Г–2 —

Твой номер набираю,

Набрал его, едва

Твой голос разбираю.

* * *

Стоял себе расколотый —

Вокруг ходил турист,

Но вот украл Царь–колокол

Известный аферист.

Отнес его в Столешников

За несколько минут,

А там сказали вежливо,

Что бронзу не берут.

Таскал его он волоком,

Стоял с ним на углу,

Потом продал Царь–колокол

Британскому послу.

И вот уже на Западе

Большое торжество —

И бронзовые запонки

Штампуют из него.

И за границей весело

В газетах говорят,

Что в ужасе повесился

Кремлевский комендант.

А аферист закованный

Был сослан на Тайшет,

И повторили колокол

Из пресс–папье–маше.

Не побоялись бога мы

И скрыли свой позор —

Вокруг ходил растроганный

Рабиндранат Тагор.

Ходил вокруг да около,

Зубами проверял,

Но ничего про колокол

Плохого не сказал.

Там, за рекою, лошади бредут.

Там, за рекою, лошади бредут.

Они на том, а я на этом берегу.

Как медленно они переступают,

И гаснет медленно осенний день.

И книгу старую я медленно листаю.

Там лошади бредут, переступая,

И гаснет день. И гаснет день...

Тихо лаяли собаки

Тихо лаяли собаки

В затухающую даль.

Я явился к вам во фраке,

Элегантный, как рояль.

Вы лежали на диване,

Двадцати неполных лет.

Молча я сжимал в кармане

Леденящий пистолет.

Обращённый книзу дулом,

Сквозь карман он мог стрелять.

Я всё думал, думал, думал:

Убивать? Не убивать?

Было холодно и мокро,

Тени жались по углам…

Обливали слёзы стёкла,

Как герои мелодрам.

Я от сырости и лени

Превозмочь себя не мог.

Вы упали на колени

У моих красивых ног.

Дым! Огонь! Сверкнуло пламя!

Ничего теперь не жаль…

Я лежал к двери ногами,

Элегантный, как рояль.

* * *

То ли страсти поутихли,

То ли не было страстей, –

Потерялись в этом вихре

И пропали без вестей

Люди первых повестей.

На Песчаной – все песчано,

Лето, рвы, газопровод,

Белла с белыми плечами,

Пятьдесят девятый год,

Белле челочка идет.

Вижу четко и нечетко –

Дотянись – рукой подать –

Лето, рвы и этой челки

Красно–рыжей благодать.

Над Москвой–рекой ходили,

Вечер ясно догорал,

Продавали холодильник,

Улетали за Урал.

Три посвящения Пушкину

1

Люблю Державинские оды,

Сквозь трудный стих блеснёт строка,

Как дева юная легка,

Полна отваги и свободы.

Как блеск звезды, как дым костра,

Вошла ты в русский стих беспечно,

Шутя, играя и навечно,

О лёгкость, мудрости сестра.

2

Влетел на свет осенний жук,

В стекло ударился, как птица,

Да здравствуют дома, где нас сегодня ждут,

Я счастлив собираться, торопиться.

Там на столе грибы и пироги,

Серебряные рюмки и настойки,

Ударит час, и трезвости враги

Придут сюда для дружеской попойки.

Редеет круг друзей, но – позови,

Давай поговорим как лицеисты

О Шиллере, о славе, о любви,

О женщинах – возвышенно и чисто.

Воспоминаний сомкнуты ряды,

Они стоят, готовые к атаке,

И вот уж Патриаршие пруды

Идут ко мне в осеннем полумраке.

О собеседник подневольный мой,

Я, как и ты, сегодня подневолен,

Ты невпопад кивай мне головой,

И я растроган буду и доволен.

3

Вот человеческий удел –

Проснуться в комнате старинной,

Почувствовать себя Ариной,

Печальной няней не у дел,

Которой был барчук доверен

В селе Михайловском пустом.

И прадеда опальный дом

Шагами быстрыми обмерен,

Когда он ходит ввечеру,

Не прадед, Аннибал-правитель,

А первый русский сочинитель

И – не касается к перу.

Троим

С.К., Ю.И. и П.Ф.

Сегодня пьем

Опять втроем,

Вчера втроем,

Позавчера –

Все вечера

Втроем.

Четвертый был,

Но он забыл,

Как пел и пил.

Ему плевать,

Ушел вчера,

А нам блевать

Все вечера

ВТРОЕМ.

* * *

У лошади была грудная жаба,

Но лошадь, как известно, не овца,

И лошадь на парады приезжала

И маршалу об этом ни словца...

А маршала сразила скарлатина,

Она его сразила наповал,

Но маршал был выносливый мужчина

И лошади об этом не сказал.

1959

* * *

А. Княжинскому

Ударил ты меня крылом,

Я не обижусь – поделом,

Я улыбнусь и промолчу,

Я обижаться не хочу.

А ты ушел, надел пальто,

Но только то пальто – не то.

В моем пальто под белый снег

Ушел хороший человек.

В окно смотрю, как он идет,

А под ногами – талый лед.

А он дойдет, не упадет,

А он такой – не пропадет.

Утешение

П. Финну – в ночь

бодрости и ужаса

Смертный, гонимый людьми и судьбой,

                        расставаяся с миром,

Злобу людей и судьбы сердцем прости

                                   и забудь.

К солнцу последний свой взор обрати, как Руссо,

                                    и утешься:

В тернях заснувшие здесь,

                 в миртах пробудятся там.

Утро

Не верю ни в бога, ни в чёрта,

Ни в благо, ни в сатану,

А верю я безотчётно

В нелепую эту страну.

Она чем нелепей, тем ближе,

Она – то ли совесть, то ль бред,

Но вижу, я вижу, я вижу

Как будто бы автопортрет.

* * *

Хоронят писателей мертвых,

Живые идут в коридор.

Служителей бойкие метлы

Сметают иголки и сор.

Мне дух панихид неприятен,

Я в окна спокойно гляжу

И думаю – вот мой приятель,

Вот я в этом зале лежу.

Не сделавший и половины

Того, что мне сделать должно,

Ногами направлен к камину,

Оплакан детьми и женой.

Хоронят писателей мертвых,

Живые идут в коридор.

Живые людей распростертых

Выносят на каменный двор.

Ровесники друга выносят,

Суровость на лицах храня,

А это – выносят, выносят, –

Ребята выносят меня!

Гусиным или не гусиным

Бумагу до смерти марать,

Но только бы не грустили

И не научились хворать.

Но только бы мы не теряли

Живыми людей дорогих,

Обидами в них не стреляли,

Живыми любили бы их.

Ровесники, не умирайте.

1959

* * *

Ю. Файту

Хочешь, нервы трепанем

Одой или тропарем, –

Не видать тебе деньги,

Руки в брюки и – беги.

Или совесть продавай

(Только если купят),

Вот мораль – не поддавай

С этой бандой вкупе.

* * *

В.П. Некрасову

Чего ты снишься каждый день,

Зачем ты душу мне тревожишь?

Мой самый близкий из людей,

Обнять которого не можешь.

Зачем приходишь по ночам,

Распахнутый, с веселой челкой,

Чтоб просыпался и кричал,

Как будто виноват я в чем–то.

И без тебя повалит снег,

А мне все Киев будет сниться.

Ты приходи, хотя б во сне,

Через границы, заграницы.

29 октября 1974

* * *

П. К. Ф.

Что за жизнь с пиротехником —

Фейерверк, а не жизнь,

Это адская техника,

Подрывной реализм.

Он веселый и видный,

Он красиво живет,

Только он, очевидно,

Очень скоро помрет.

На народном гулянье,

Озарив небосклон,

Пиротехникой ранен,

Окачурится он.

Я продам нашу дачу,

Распродам гардероб,

Эти деньги потрачу

На березовый гроб.

И по рыночной площади

Мимо надписи «стоп»

Две пожарные лошади

Повезут его гроб.

Скажут девочкам в ГУМе,

Пионер и бандит —

Пиротехник не умер,

Пиротехник убит.

1959

Эта улица тем хороша

Эта улица тем хороша

Удивительной этой зимою –

Независимо и не спеша

Возвращается улица к морю.

Поверну за углом – а потом

Эту синюю воду увижу.

А потом? А потом – суп с котом,

Я не знаю, что будет потом,

Но я знаю, я понял, я – выжил.

* * *

Я выхожу, большой, неуклюжий,

Под солнце, которое в самом зените,

И наступаю в синие лужи,

Я говорю им: вы извините!

Вы извините, синие лужи,–

Я ошалелый и неуклюжий.

Я жизнью своею рискую

Я жизнью своею рискую,

С гранатой на танк выхожу

За мирную жизнь городскую,

За всё, чем я так дорожу.

Я помню страны позывные,

Они раздавались везде –

На пункты идти призывные,

Отечество наше в беде.

Живыми вернуться просили.

Живыми вернутся не все,

Вагоны идут по России,

По травам её, по росе.

И брат расставался с сестрою,

Покинув детей и жену,

Я юностью связан с войною

И я ненавижу войну.

Я понял, я знаю, как важно

Веслом на закате грести,

Сирени душистой и влажной

Невесте своей принести.

Пусть пчёлы летают – не пули,

И дети родятся не зря,

Пусть будет работа в июле

И отпуск в конце января.

За лесом гремит канонада,

А завтра нам снова шагать.

Не надо, не надо, не надо,

Не надо меня забывать.

Я видел и радость и горе,

И я расскажу молодым,

Как дым от пожарища горек

И сладок отечества дым.

Я к вам травою прорасту

Я к вам травою прорасту,

Попробую к вам дотянуться,

Как почка тянется к листу,

Вся в ожидании проснуться.

Однажды утром зацвести,

Пока её никто не видит,

А уж на ней роса блестит

И сохнет, если солнце выйдет.

Оно восходит каждый раз

И согревает нашу землю,

И достигает ваших глаз,

А я ему уже не внемлю.

Не приоткроет мне оно

Опущенные тяжко веки,

И обо мне грустить смешно,

Как о реальном человеке.

А я – осенняя трава,

Летящие по ветру листья,

Но мысль об этом не нова,

Принадлежит к разряду истин.

Желанье вечное гнетёт,

Травой хотя бы сохраниться –

Она весною прорастёт

И к жизни присоединится.

* * *

Я пуст, как лист,

Как пустота листа.

Не бойся, не боись,—

Печаль моя проста.

Однажды, наровне,

Заговорила осень,—

И это все во мне,

А остальное сбросим.

Пускай оно плывет

Все это,— даже в лето,

Безумный перелет —

Но в это, это, это...

* * *

Я шагаю по Москве,

Как шагают по доске.

Что такое – сквер направо

И налево тоже сквер.

Здесь когда–то Пушкин жил,

Пушкин с Вяземским дружил,

Горевал, лежал в постели,

Говорил, что он простыл.

Кто он, я не знаю – кто,

А скорей всего никто,

У подъезда, на скамейке

Человек сидит в пальто.

Человек он пожилой,

На Арбате дом жилой, –

В доме летняя еда,

А на улице – среда

Переходит в понедельник

Безо всякого труда.

Голова моя пуста,

Как пустынные места,

Я куда–то улетаю

Словно дерево с листа.

1963