Георгий
Адамович

* * *

Стихам своим я знаю цену.

Мне жаль их, только и всего.

Но ощущаю как измену

Иных поэзий торжество.

Сквозь отступленья, повторенья,

Без красок и почти без слов,

Одно единое виденье,

Как месяц из-за облаков.

То промелькнет, то исчезает,

То затуманится слегка,

И тихим светом озаряет,

И непреложно примиряет

С беспомощностью языка.

* * *

Тихим, тёмным, бесконечно звёздным,

Нет ему ни имени, ни слов,

Голосом небесным и морозным

Из-за бесконечных облаков,

Из-за бесконечного эфира,

Из-за всех созвездий и орбит,

Легким голосом иного мира

Смерть со мной всё время говорит.

Я живу, как все: пишу, читаю,

Соблюдаю суету сует…

Но, прислушиваясь, умираю

Голосу любимому в ответ.

* * *

Ни с кем не говори. Не пей вина.

Оставь свой дом. Оставь жену и брата.

Оставь людей. Ты должен навсегда

Почувствовать – к былому нет возврата.

Былое надо разлюбить. Тогда

Ты должен будешь разлюбить природу,

И быть всё безразличней, – день за днём,

Неделю за неделей, год от году.

И медленно умрут твои мечты,

И будет тьма кругом. И в жизни новой

Отчётливо тогда увидишь ты

Крест деревянный и венец терновый.

* * *

Без отдыха, дни и недели,

Недели и дни без труда.

На синее небо глядели,

Влюблялись… и то не всегда.

И только. Но брезжил над нами

Какой-то божественный свет,

Какое-то лёгкое пламя,

Которому имени нет.

* * *

«…может быть залог»

«О, если правда, что в ночи…»

Не правда. Не читай, не надо.

Всё лучше: жалобы твои,

Слёз ежедневные ручьи,

Чем эта лживая услада.

Но если… о, тогда молчи!

Ещё не время, рано, рано.

Как голос из-за океана,

Как зов, как молния в ночи,

Как в подземелье цвет свечи,

Как избавление от бреда,

Как исцеление… видит Бог,

Он сам всего сказать не мог,

Он сам в сомненьях изнемог…

Тогда бессмер… молчи!... победа,

Ну, как там у него? «залог».

1922

* * *

За слово, что помнил когда-то

И после навеки забыл,

За всё, что в сгораньях заката

Искал ты, и не находил,

И за безысходность мечтанья,

И холод растущий в груди,

И медленное умиранье

Без всяких надежд впереди.

За белое имя спасенья,

За тёмное имя любви

Прощаются все прегрешенья

И все преступленья твои.

* * *

«О если б где-нибудь в струящемся эфире?

В надзвёздной тишине,

В непостижимой тьме, в невероятном мире

Ты всё же внемлешь мне,

То хоть бы только раз…» Но длилось промедленье,

И всё слабей дыша,

От одиночества и от недоуменья

Здесь умерла душа.

* * *

Слушай – и в смутных догадках не лги.

Ночь настаёт, и какая: ни зги!

Надо безропотно встретить её,

Как ни сжималось бы сердце твоё.

Слушай себя, но не слушай людей.

Музыка мира всё глуше, бедней.

Космос, полёты, восторги, война, –

Жизнь, говорят, измениться должна.

(Да, это так… Но не поняли вы:

«Тише воды, ниже травы»).

* * *

Твоих озёр, Норвегия, твоих лесов…

И оборвалась речь сама собою.

На камне женщина поёт без слов,

Над нею небо льдисто-голубое.

О верности, терпении, любви,

О всех оставленных, о всех усталых…

(Я здесь, я близко, вспомни, назови!)

Сияет снег на озарённых скалах.

Сияют сосны красные в снегу,

Сон недоснившийся, неясный, о котором

Иначе рассказать я не могу….

Твоим лесам, Норвегия, твоим озёрам.

1924

* * *

Светало. Сиделка вздохнула. Потом

Себя осенила небрежным крестом

И отложила ненужные спицы.

Прошёл коридорный с дежурным врачом.

Покойника вынесли из больницы.

А я в это время и в карты играл,

Какой-нибудь вздор по привычке читал,

И даже не встал. Ничего не расслышал,

На голос, из-за моря звавший не вышел,

Не знаю куда, без оглядки, навек…

А вот, ещё говорят – человек!

* * *

За всё, за всё спасибо. За войну,

За революцию и за изгнанье.

За равнодушно-светлую страну,

Где мы теперь «влечём существованье».

Нет доли сладостней – всё потерять.

Нет радостней судьбы – скитальцем стать,

И никогда ты к небу не был ближе,

Чем здесь, устав скучать,

Устав дышать,

Без сил, без денег,

Без любви,

В Париже…

* * *

Когда мы в Россию вернёмся… о, Гамлет восточный, когда? –

Пешком, по размытым дорогам, в стоградусные холода,

Без всяких коней и триумфов, без всяких там кликов, пешком,

Но только наверное знать бы, что вовремя не добредём…

Больница. Когда мы в Россию… колышется счастье в бреду,

Как будто «Коль славен» играет в каком-то приморском саду,

Как будто сквозь белые стены, в морозной предутренней мгле

Колышутся тонкие свечи в морозном и спящем Кремле.

Когда мы… довольно, довольно. Он болен, измучен и наг.

Над нами трёхцветным позором полощется нищенский флаг,

И слишком здесь пахнет эфиром, и душно, и слишком тепло.

Когда мы в Россию вернёмся… но снегом её замело.

Пора собираться. Светает. Пора бы и двигаться в путь.

Две медных монеты на веки. Скрещённые руки на грудь.

* * *

Что там было? Ширь закатов блёклых,

Золочённых шпилей лёгкий взлёт,

Ледяные розаны на стёклах,

Лёд на улицах и в душах лёд.

Разговоры будто бы в могилах,

Тишина, которой не смутить…

Десять лет прошло, и мы не в силах

Этого не вспомнить, не забыть.

Тысяча пройдёт, не повторится,

Не вернётся это никогда.

На земле была одна столица,

Всё другое – просто города.

* * *

Всю ночь слова перебираю,

Найти ни слова не могу,

В изнеможенье засыпаю

И вижу реку всю в снегу,

Весь город наш, навек единый,

Край неба бледно-райски-синий,

И на деревьях райский иней…

Друзья! Слабеет в сердце свет,

А к Петербургу рифмы нет.

* * *

Когда успокоится город

И смолкнет назойливый гам,

Один выхожу я из дому,

В двенадцать часов по ночам.

Под чёрным, невидимым небом,

По тонкому первому льду,

Не встретив нигде человека,

Не помня дороги, иду.

И вижу широкую реку,

И тёмную тень на коне,

И то, что забыла Россия,

Тогда вспоминается мне.

Но спит непробудно столица,

Не светит на небе луна.

Не бьют барабаны. Из гроба

Никто не встаёт. Тишина.

Лишь с воем летит от залива

И будто колебля гранит,

Сухой и порывистый ветер

Мне ноги снежком порошит.

1922

* * *

Н<иколаю> Р<ейзени>

Ночью он плакал. О чём, всё равно.

(Многое спутано, затаено).

Ночью он плакал, и тихо над ним

Жизни сгоревшей развеялся дым.

Утром другие приходят слова,

Перебираю, что помню едва.

Ночью он плакал… И брезжил в ответ

Слабый, далёкий, но всё-таки свет.

* * *

Нет, ты не говори: поэзия – мечта,

Где мысль ленивая игрой перевита,

И где пленяет нас и дышит лёгкий гений

Быстротекущих слов и нежных утешений.

Нет, долго думай ты и долго ты живи,

Плачь, и земную грусть, и отблески любви,

Дни хмурые, утра, тяжёлое похмелье –

Всё в сердце береги, как медленное зелье,

И, может, к старости тебе настанет срок

Пять-шесть произнести как бы случайных строк,

Чтоб их в полубреду потом твердил влюблённый,

Растерянно шептал на казнь приговорённый,

И чтобы музыкой глухой они прошли

По странам и морям тоскующей земли.

* * *

Стоцветными крутыми кораблями

Уж не плывут по небу облака,

И берега занесены песками,

И высохла стеклянная река.

Но в тишине ещё синеют звёзды

И вянут затонувшие венки,

Да у шатра разрушенного мёрзнут

Горбатые седые старики.

И сиринам, уж безголосым, снится,

Что из шатра, в шелках и жемчугах,

С пленительной улыбкой на устах

Выходит Шемаханская царица.

* * *

Невыносимы становятся сумерки,

Невыносимее вечера…

Где вы, мои опоздавшие спутники?

Где вы, друзья? Отзовитесь. Пора.

Без колебаний, навстречу опасности,

Без колебаний и забытья

Под угасающим «факелом ясности»,

Будто на праздник пойдём, друзья!

Под угасающим «факелом нежности»,

Только бы раньше не онеметь! –

С полным сознанием безнадежности,

С полной готовностью умереть.

Оставленная

Мы всё томимся и скучаем,

Мы равнодушно повторяем,

Что есть иной и лучший край.

Но если здесь такие встречи,

Если не сон вчерашний вечер,

Зачем нам недоступный рай?

И всё равно, что счастье мчится,

Как обезумевшая птица,

Что я уже теряю вас,

Что близких дней я знаю горе,

Целуя голубое море

У дерзких и весёлых глав.

Лишь хочется летать за вами

Над закарпатскими полями,

Пролить отравленную кровь

И строгим ангелам на небе

Сказать, что горек был мой жребий

И не увенчана любовь.

Вспоминая акмеизм

После того, как были ясными

И обманулись… дрожь и тьма.

Пора проститься с днями красными,

Друзья расчёта и ума.

Прядь вьётся тускло-серебристая.

(Как детям в школе: жить-бороться)

Прохладный вечер, небо чистое,

В прозрачном небе птица вьётся.

Да, оправдались все сомнения.

Мир непонятен, пуст, убог.

Есть опьяняющее пенье,

Но петь и верить я не мог…

В старинный альбом

Милый, дальний друг, простите,

Если я вам изменил.

Что мне вам сказать? Поймите,

Я вас искренне любил.

Но года идут не ровно,

И уносятся года,

Словно ветер в поле, словно,

В поле вешняя вода.

Милый, дальний друг, ну что же,

Ветер стих, сухи поля,

А за весь мой век дороже

Никого не помню я.

Памяти М. Ц.

Поговорить бы хоть теперь, Марина!

При жизни не пришлось! Теперь вас нет.

Но слышится мне голос лебединый,

Как вестник торжества и вестник бед.

При жизни не пришлось. Не я виною.

Литература – приглашенье в ад,

Куда я радостно ходил, не скрою,

Откуда никому – путей назад.

Не я виной. Как много в мире боли.

Но ведь и вас я не виню ни в чём.

Всё – по случайности, всё – по неволе.

Как чудно жить. Как плохо мы живём.

Мадригал Ирине Одоевцевой

Ночами молодость мне помнится,

Не спится… Третий час.

И странно в горестной бессоннице

Я думаю о Вас.

Хочу послать я розы Вам,

Всё – радость. Горя нет.

Живёте вы в тумане розовом,

Как в 18 лет.

1971