Первая строфа. Сайт русской поэзии

Все авторыАнализы стихотворений

Георгий Маслов

В.М. Кремковой

 

Скорбно сложен ротик маленький.

Вы молчите, взгляд потупя.

Не идут вам эти валенки,

И неловки вы в тулупе.

 

Да, теперь вы только беженка,

И вас путь измучил долгий,

А какой когда-то неженкой

Были вы на милой Волге!

 

Августовский вечер помните?

Кажется, он наш последний.

Мы болтали в вашей комнате,

Вышивала мать в соседней.

 

Даль была осенним золотом

И багрянцем зорь повита,

И чугунным тяжким молотом

Кто-то грохотал сердито.

 

Над притихнувшими долами

Лился ядер дождь кровавый,

И глухих пожаров полымя

Разрасталось над заставой.

 

Знали ль мы, что нам изгнание

Жизнь-изменница судила,

Что печальное свидание

Ждет нас в стороне немилой?

 

Вот мы снова между шпалами

Бродим те же и не те же.

Снег точеными кристаллами

Никнет на румянец свежий.

 

И опять венца багряного

Розы вянут за вокзалом.

Что ж, начать ли жизнь нам заново,

Иль забыться сном усталым?

 

Сжат упрямо ротик маленький,

Вы молчите, взгляд потупя...

Не идут вам эти валенки,

И неловки вы в тулупе.

Здесь вечно полон скифский кубок...

 

Здесь вечно полон скифский кубок,

Поэтов — словно певчих птиц!

А сколько шелестящих юбок.

Дразнящих талий, тонких лиц!

От мира затворясь упрямо,

Как от безжалостной зимы,

Трагичный вызов Вальсингама,

Целуясь, повторяем мы.

А завтра тот, кто был так молод,

Так дружно славим и любим,

Штыком отточенным приколот,

Свой мозг оставит мостовым.

И я покину край Сибири...

 

И я покину край Сибири,

Где музы, песни и вино,

И был Георгий Маслов в мире,

Иль не был — будет все равно.

Когда же пред приходом красных...

 

Когда же пред приходом красных

Настала мгла метельных дней,

Ко мне пришел Георгий Маслов

Сказать о гибели своей.

Он говорил: культура гибнет,

На всем кровавая печать…

Он говорил: зараза липнет,

И нужно дальше убегать!

Мы жили в творческом тумане...

 

Мы жили в творческом тумане,

Губители чужих наследий,

Стихи чеканя

Из меди.

Но, все ограды руша,

Мир входит к нам в двери.

Больные выльем души

В каком размере?

 

На лиру мы воловью

Натянем жилу,

Чтоб звукам, вырванным из сердца с кровью,

Хрипящую оставить силу.

Они без форм. В них есть уродство

Невыношенного созданья.

Но их осветит благородство

Страданья.

Не предвидит сердце глупое...

 

Не предвидит сердце глупое

Дня свиданья, дня разлуки.

Разве гладил бы так скупо я

Эти маленькие руки?

 

Верю, все ж тебе припомнятся

Вечера шального мая,

Лишь глаза опустишь, скромница,

Наши встречи вспоминая,

 

Как, твои колени трогая,

Я пьянел, весной волнуем,

Ты же улыбалась, строгая,

Самым дерзким поцелуям.

Печаль позабыта, мы смотрим, скитальцы...

 

Печаль позабыта, мы смотрим, скитальцы,

В просторы ночной синевы.

Касаются чьи-то прекрасные пальцы

Бездумной моей головы.

Ты не жил, быть может,

И счастья ты не пил,

И страсти не знал искони.

Ничто не встревожит

Остынувший пепел.

Душа, отдохни!

Помнишь, Лена, первый вальс на бале?..

 

Помнишь, Лена, первый вальс на бале?

Мы кружились до потери сил,

И архивны юноши сказали,

Что тебя я, верно, покорил.

Но, бокалы до края напенив,

Увели с собой меня друзья.

Александр Иванович Тургенев,

Улыбаясь, заменил меня.

Как Алябьева, ты стала модной,

Блеск ее тебя не затемнил,

И певцы красавице холодной

Отдавали стихотворный пыл.

Как же, Лена, ты, которой в мире

Грезились лишь вальсы и цветы,

Хочешь кончить в ледяной Сибири

Жизнь со мной средь горькой нищеты?

Отказать тебе я не умею,

Щемит грудь от счастья и тоски.

Плачу и поцеловать не смею

Слабо надушенные листки.

* * *

 

Бокалы пеним дружно мы

И Девы-Розы пьем дыханье...

Пушкин, «Пир во время чумы»

Пора стряхнуть с души усталой

Тоски и страха тяжкий груз,

Когда страна изгнанья стала

Приютом благородных муз.

Посвящение

 

Разыщут ли Вас эти строки

В краю изгнанья и разлук,

В Чите или Владивостоке,

Мой грустный, мой прекрасный друг?

Пронёсся вихрь, мечтанья руша,

Расстаться было суждено,

И не сольются наши души

В неизъяснимое одно.

Но и вдали Ваш голос слышу

В печальный сумеречный час,

Из кованых четверостиший,

Рождённых блеском Ваших глаз.

Души певучего простора

Храню для Вас полярный лёд.

Не Ваш ли взгляд меня, Аврора,

В беззвездьи ледяном ведет?

Проснемся

 

Двадцатые годы!

Прекрасные женщины,

Острые умы…

Как сроднились мы с этим временем!

Оно сплелось с нашей жизнью.

Ты бы не удивилась,

Если б я встретил на улице Боратынского

И он спросил о твоем здоровье.

Ты была влюблена немного

В Александра Тургенева;

Он тебе снился

И дарил белые розы…

Уже закат румянится...

 

Уже закат румянится.

Понежусь у окошка.

По тротуару пьяницы

Шатаются с гармошкой.

Веселости и удали

Как много в песне этой!

С ней рядом не причуда ли

Терцины и сонеты?

Нет, нынче мы в подвальчике

Вином наполним кружки

И заорем, как мальчики,

Веселые частушки.

Я

 

Нет. Жизни раннего конца

Я все-таки желать не смею.

Вы улыбнулись мне с крыльца,

И ветер обвевает шею.

 

Скрипит подгнивший тротуар,

Залаял пес на перекрестке,

А розы в запертом киоске

Глядят на проходящих пар.

 

Смотрю на звезды и бреду

Домой, мечтая о постели.

Но сладкая усталость в теле,

И кажется, я не дойду...

 

Теряя дням бесплодным счет,

Над песнями узду теряя,

Засну на лавке у ворот,

Улыбку вашу вспоминая...

Я не верю вашей критики...

 

… Я не верю вашей критики

И модных не терплю стихов.

Люблю старинную пиитику.

Где царство нимф и пастухов.

Я – декабрист в пустынной Сибири...

 

Я – декабрист в пустынной Сибири,

И ты не можешь приехать

В мое изгнанье.

Слушай – проснемся!

Ведь это было

Сто лет тому назад.

Ямбу

 

О мой ямб, звонконогий мой конь,

Непокорный рабам Буцефал,

Я смогу укротить твой огонь, —

Я свободным и дерзостным стал!

 

Вдохновенно Пушкина нес

Ты по темени девственных скал

И, в венках из вакхических роз,

Под Языковым буйным дрожал,

 

Но, не согнутый вихрями лет,

Так же ты непреклонен и горд, —

Был не раз беззаботный поэт

Под твоими ногами простерт…

 

Но прими от меня дифирамб,

Кто б из нас побежденным не стал,

О мой конь, звонконогий мой ямб,

Непокорный рабам Буцефал!