Анри де Руссо

Да существует на земле всякий утконос!

(Детёнышей рождают все, а он... яйцо снёс.)

Все мыслят через красоту

достичь иных высот,

А он, Руссо,

на холсте

всему ведёт

Уж если дуб, то все листы у дуба сочтены,

Уж если парк, сомненья нет – все пары учтены,

Уж если даже ягуар, то, в сущности, ковёр,

Поэт – и тот с гусиным пером

чуть-чуть не крючкотвор.

А муза его – типичная мамаша лет сорока,

Которая знает свой тариф:

пятьдесят сантимов строка.

Висят картины под стеклом. На каждой номерок.

Подходит критик. Говорит:

«Какой нам в этом прок?

Я понимаю левизну. Вот, например, Гоген.

А это бог убожества! Бездарность в степени «эн».

Ах, что за судьбы у людей кисти или пера!

Руссо погиб. Но осознать его давно пора.

Вы припечатали его под маркой «примитив».

А что, как вдруг страданием

пронизан каждый мотив?

А что, как вдруг Анри Руссо

плюёт на мир буржуа

На музу вашу продажную, без паруса, как баржа,

На вашу романтику дохлую, без ярости и когтей,

На вашу любовь, где парочки и нет совсем детей,

На ваши пейзажи дражайшие,

где в штемпеле каждый лист.

А что, как вдруг Анри Руссо

великий карикатурист?

Схвативши цивилизацию, он с маху её – в гроб.

Палитрой своей,

как выстрелом,

пальнувши в собственный лоб?

1935

Париж