Первая строфа. Сайт русской поэзии

Все авторыАнализы стихотворений

Илья Тюрин

1 Мая 1996. Лубок

 

Звуки марша, соскользнувшего на чарльстон.
Красный день календаря. Среда. Погода.

Тем сильнее ощущаешь государство,

Чем ничтожней о тебе его забота.

Дети. Голуби. Отцы семейств. Их жены.

Тенью дома – на асфальте дремлет стая.

Населенье, глядя невооружённым,

Большей частию лишь там, куда пускают.

А пускают – лишь туда, где населенье:

К парадоксам вообще пространство склонно,

Ибо столь необъяснимо от рожденья,
Как валун, впитавший бдительность Горгоны.

 

1.05.96

1997

 

Повторяются числа, которыми ты

Отмечал свою нежность у края листа.

И никак не понять: то ли снятся листы,

То ли снег занимает на кровле места.

 

Ты стоишь у окна и не можешь никак

Защититься рукою от времени – чтоб,

Поднимаясь от труб и от воротника,

Дым тебя не заметил, и твой полуштоф

 

Новогодний остался нетронут внутри –

Словно место в минувшем тебе уступя,

И газета, не взятая из-под двери,

Превратилась наутро в привет от тебя.

 

Чтоб следы по паркету вели не к окну

И не к выходу, но – как в смятенье, во сне –

Громоздились в тени, оставляя одну

Только пыль на себе – будто память по мне.

 

31.12.96

24 мая 1940

 

Год, как я вижу недолжное, лишнее;

Праздную чуждое мне.

Будто сегодня все мёртвые ближние

Пляшут в настольном огне.

Или сознание делает сотую

Злую версту за чертой –

Будто я вижу твой берег за Охтою,

И абажур золотой.

Что там на стенах? Какие за стенами

Звуки доступны тебе?

Кто ты, покуда немыми сиренами

В грубой влеком скорлупе?

Кто тебе дал по канону сочельника

Нимб твоих рыжих волос –

Смутную радость жужжащего пчельника

Будущих слов? или слёз?

Чей ты Иосиф? Где братья соседские,

Где же волы у яслей?

Эти вопросы последние детские

В жизни, покуда мы с ней.

Это для нас любопытство, ребячество –

Но и для Бога простой

Способ повыведать: что обозначится

В Нём этой малой чертой.

Ибо Он знает: пока не отпрянули

Мы к рубежу своему –

В мыслях и голосе, поздно ли, рано ли –

Мы обратимся к Нему.

Это уже Рождество и Успение.

Выберешь сам наугад.

Слышишь за стенкой непрочное пение

Граждан своих, Ленинград?

Души случайные, тени печальные

Слабо выводят сквозь сон.

Город портов, пять утра, и причальные

Блоки затеяли звон.

И исчезает святая окраина

Вдаль над провисшим бельём.

Выпьем за Родину, выпьем за Сталина,

Выпьем и снова нальём.

 

25.05.97

EINE KLEINE NACHTMUSIK

 

1

 

Ночью снятся стихи, не написанные никем.

И летучие строфы, при помощи музы-дуры,

Переделываешь в свои посредине седых Микен:

Отпускной не дождёшься от русской литературы.

 

2

 

Как обеденный мельхиор, за плечами они звенят

И текут между пальцев, не ведая полумеры:

Вдохновенье и есть неудавшийся плагиат,

И поняв эту истину - щупаешь лоб Гомера.

 

3

 

Этот яркий подлог ставит все на свои места:

Ты - и некто вверху, как Харибда напротив Сциллы.

И, в потёмках склоняясь от дрёмы на грудь листа, -

Не тревожишь того и свои сохраняешь силы.

 

4

 

Вы способны к дуэту, покуда разведены,

Словно некая стража - со стороны снежной ночи.

Для тебя он - заранее Болдино, край страны,

Где зимуешь и чувствуешь дрожь, закрывая очи.

 

5

 

А открыв поутру, вместо комнаты видишь две.

Атмосферные игры не столько мистичны. Сколько

Неуместны. И в тёмных Сокольниках голове

Нужно это понять, чтобы телу покинуть койку.

 

14.01.97

* * *

 

В мгновенной и чуткой отваге –

Вот словно по зову блесны –

Я ощупью лезу к бумаге

И не узнаю белизны.

 

К сплетению равных волокон

Пытаясь добавить свой след, –

Вот я отшатнулся от окон,

Когда зажигается свет.

 

Вот копится пыль на деталях

Ребёнком разобранной тьмы,

И мерно качает усталых

Движенье гранитной кормы.

 

И буквы выходят из пальцев,

(Я сделал, и лег на живот)

Как будто бы племя страдальцев

Во мне неизменно живёт.

 

Что звёзды, их ласковый лепет

Лишь ночью на слух различим –

Ручной и заёмный мой трепет,

Как смерть, не имеет причин.

 

Бумага – их смертное поле.

Спускаясь в последний приют,

Их зрение рыщет на воле,

Не зная, что встретит их тут:

 

Вот ночь, как зовущие блесны,

Вот мы остаемся одни,

Вот пыль, вот и окна (как просто!),

Вот свет – вылетают они.

 

10.05.97

* * *

 

В темноте штукатурка одна

Не смешается с чёрным, не выдаст.

Что за счастье, когда у окна

Бесприютный, готовый на вынос -

Всё же есть, и топорщится стол.

И хотя не скудеют чернила -

Стол, моё вдохновение, стой:

Ты настолько меня изменило,

Что в чертах удалого лица

Не сумеешь оставить примету.

Как беседка рукой пришлеца -

Я тобою испорчен за эту

Невеликую ночь. И вдвоём

(Ты поймёшь это!) мы неподсудны,

Потому что на суд отдаём

Не команду, а мёртвое судно

Да приветы от тех, кто в нём был,

Помаячил в дверях, и вернулся.

Знай, что если я что-то забыл -

Это тот, с корабля, оглянулся.

 

9.01.97

Вдохновенье

 

Когда над миром, пущенным под гору,

Я возвышаюсь и гляжу с высот -

Я вижу новый мир, и он мне впору,

Как время - ходу комнатных часов.

 

Когда и эту область я миную,

И вон спешу, от наблюденья скрыт, -

Я чувствую, что знаю жизнь иную,

Чей торс трудом старательным изрыт.

 

Я слышу, как работают лопаты

И льется мат пришедших до меня

И после: я бывал и здесь когда-то,

Здесь пьют, мои куплеты помяня.

 

Я жду угла, где их не слышен голос -

И мой от них настолько вдалеке,

Что стих уже свою не чует скорость,

И в чистый лист вступает налегке.

 

31.01.97

Дождь в Москве

 

Немногие увидят свой конец

Таким, каким я вижу этот ливень,

Где медленно из облачных овец

Вдруг молния высвобождает бивень.

 

На улицах спокойно. Полных вод

Хватило для того, чтоб все колёса,

Все фары, каждый каменный завод,

Все небеса – удвоились без спроса.

 

И время ненаказанным бежит,

Но розга не впустую просвистела.

Во всём, к чему он сам принадлежит,

Глаз не находит собственного тела.

 

А значит, всё на месте, всё с тобой.

Жизнь и разлука с ней неразличимы,

Но первая отходит от второй

На полшага: мы делаемся зримы

 

Самим себе и миру самому.

Таков последний миг, но не расплаты.

Мы вытесняем, погрузясь во тьму,

Свет в последождевую кутерьму –

На плиты стен и кровельные латы.

 

1.05.97

Е.С.

 

Как ты чуяла тишину, исходившую из моих

Удивлённых речей, или бывшую вместо них!

Как могла сочетать этот слух с глухотой, с нуждой

Дирижёра прервать моё соло, сказав: Ну, что

Так и будем молчать? Я смолкал, и осколки слов

Возвращались на кухню. И у четырех углов

Появлялась возможность им вторить - но и они

Скоро тихли, заметив, что вновь говорят одни.

У молчания не было тем, и я думаю: как узка

Тропка для толмача - за отсутствием языка,

И какой же проспект мы оставим для семьи

Приблизительных смыслов безмолвия, для семи

Дней недели, прошедших той осенью - чей парад

Завещал мне лишь боль, как оставленный транспарант.

Как ты трогательно ничего не хотела знать

О молчании. И я был счастлив, когда ты (знать,

Неспроста) отплывала на тесный балкон - курить,

Ибо видел, что больше не в силах тебя смирить.

Как я всё же ценил твою смелость! Никто до тебя не смог

Оценить эту форму любви, не приняв комок

Безотчётного в горле - за комплексы или стыд.

Я признателен тем, что я верен тебе. Простит

Или нет мне мой разум, но и до сих пор, храня

Эту верность, я твёрд - и никто не узнал меня

Так, как ты: за столом, где слова ещё ни к чему,

И в беседу мешается чайник, как памятник молчуну.

 

17.01.97

* * *

 

Живущему, как прежде, на Земле,

Отравленному, как ни разу прежде, –

Мне кажется, что вещи на столе

Всё те же, и изъяна нет в одежде.

В кармане звякнет (если протянуть

К нему в живот неласковую руку):

Так было утром. И полдневный путь

В окне купе не обновил округу,

И свежестью спасают не слова.

Привычка к ним нас убедит в обратном:

Стежки у хирургического шва,

Они ценны в повторе многократном.

 

10.05.97

* * *

 

К полуночи я дважды измождён.

Со мною чай и положенье в кресле,

Пустые мысли, присказки. И если

Протяжный день окончился дождём -

Я думаю, что это обо мне.

И близкий шорох (тополь поднимает

Листву) меня печально занимает -

И больше получаса я вовне.

Мне будто незнаком обычный строй

Книг за стеклом и пятен на обоях.

Я вижу зеркало, но в нас обоих

Не чувствую себя. Зрачок пустой

В смятении, но словно даже рад,

Как сплетне, - неожиданной работе;

Снуёт и скоро гибнет в повороте

На зеркало, где поджидает брат.

И эта смерть подхлестывает ум:

Давно готов размер - лишь дайте тему.

И тишина выдерживает стены,

Как подвиг на себе, и всякий шум

В такой тиши - как голос божества

Незваного, неправильного. Плотно

Пигмей меня объял - и неохотно,

Как кошелёк, я достаю слова.

И вскакиваю. Кресло, шевелясь

Ещё секунду без меня, однако,

Живёт - и переносит на бумагу

Моей рукой своих плетений связь.

 

8.01.97

К стиху

 

Ты не можешь покинуть меня, о, моя незаметная часть,

Потому что и я не смогу отпустить на дорогу

Твоё странное тело, не нужное ей, и подчас

Незнакомое мне, и ещё неизвестное Богу.

Ибо лишь для того, чтобы стать таковым, – рождено.

И не сетуй, что жизнь удалась недостаточно бурной:

Некто жаждет во сне досмотреть окончание снов...

В результате чего – пробуждается в чреве Сатурна.

Что и есть окончание. Лучше прийти к нему, стих,

Через чёрную лестницу, дабы избегнуть хотя бы

Поклонения слуг, как волхвов – но настолько святых,

Что на юрких телах незаметна расцветка Каабы.

 

18.05.96

* * *

 

Как будто правда создает стихи!

Вот правда: два стола и стул меж ними,

Да время перед девятью ночными

Часами сна – лежи и стереги
Родные тени стула, двух столов,

И собственные полминуты блажи:

И ничего от этого (ни даже

Бездушия) в квадрате новых слов.

 

10.05.97

* * *

 

Ломая лёд в полубреду

Двора ночного,

Я скоро, может быть, сойду

С пути земного.

Когда один (нельзя двоим)

Спущусь глубоко -

Кто станет ангелом моим,

Кто будет Богом?

И почему - на высоте,

Внизу и между,

Мы вынуждены в простоте

Питать надежду

На некий разума предел -

На область духа?

Набат как будто не гудел,

Да слышит ухо.

Как нацию не выбирай -

Она режимна.

Известно, хаос (как и рай)

Недостижим, но

Не в этом дело. Потому

И в мыслях пусто:

Не доверяющий уму -

Теряет чувство.

 

15.01.97

Моцарт

 

Я слышал, есть собор

На юге, где свеча

Не гаснет до тех пор,

Пока не закричать.

 

Как тонко ни извлечь

Гортанную струю -

Ей счастие увлечь

Свет за черту свою.

 

Секундой отступя,

Она горда лепить

Мадонну не с себя,

Не для себя убить.
 

Я осквернитель жён,

Полей и сел, всего.

Как только звук рождён -

Я умертвил его.

 

Мне это крови знак,

И надписать над ним

Плиту - скорей никак,

Чем именем моим.

 

6.01.97

Назад

 

Я знал свой дар - и в осторожном тоне

Молился укороченной строке,

И жил, как шум в опустошённом доме,

Волной на позабытом молоке.

 

Росла в небытии и глохла в мире

Бемоль, неразличимая вдвоём,

И ловкость пальцев, странную на лире,

Я слышать стал в сознании моём.

 

И ощутил, как временность и вечность

В бегах от глаз - образовали звук.

И злым дуэтом скорость и беспечность

Листы марали без участья рук.

 

Я не читал написанного ночью:

И разве что, оплошно находя

Среди бумаг былые многоточья, -

Их суеверно прятал, уходя,

 

Чтоб память не оставила улики

Для тех времён, когда я, сквозь слезу

Увидев увеличенные блики,

К бессилью на карачках доползу.

 

23.01.97

Остановка

 

Как кружатся кварталы на Солянке,

Играя с небом в ножики церквей,

Так я пройду по видной миру планке –

Не двигаясь, не расставаясь с ней.

 

Дома летят, не делая ни шагу,

Попутчиком на согнутой спине.

И бег земли, куда я после лягу,

Не в силах гибель приближать ко мне.

 

Танцует глаз, перемещая камни,

Но голос Бога в том, что юркий глаз –

Не собственное тела колебанье,

А знак слеженья тех, кто видит нас.

 

Среди толпы Бог в самой тусклой маске,

Чтоб фору дать усилиям чужим:

Чей взор богаче на святые пляски?

Кто больше всех для взора недвижим?

Откровение

 

Для второго пришествия день

Не настал и, боюсь, не настанет,

Ибо если ума не достанет

У богов - то займут у людей

И отсрочат прибытие. Дом

Слишком стар, чтобы вынести гостя.

Дело вовсе не в старческой злости

И не в злости наследника: в том,

Что излишний, как только войдёт,

Будет смешан с другими в прихожей.

Стариковское зренье похоже

На обойный рисунок, и ждёт

Лишь момента, чтоб дернуть за шнур,

Включающий люстру. Кто б ни был

Ты, сулящий убыток и прибыль -

Ты, отчаявшись, выйдешь понур:

Не замечен, не узнан, не принят,

Не обласкан и им не отринут -

Ты уйдёшь. Этот путь на сей раз

Не отыщет евангельских фраз.

 

17.01.97

* * * 

 

Переходя, передвигая тень

От света ламп к оконному проёму,

Я вижу сразу несколько частей

Пространства, обозримого из дому.

Другие (трети, четверти ночных

Предместий) - заслоняются от глаза

Ладонью Бога, и толпой печных

Московских труб, неисчислимых сразу.

А кто-то хоронится за спиной

Больницы, одноглазого барака,

И не до страха, кажется, одной

Лишь ночи - просто выросшей из страха,

Из возраста, когда боятся рук
Чужого, заглянувшего за полог

Кроватки. Я описываю круг

По комнате, касаюсь книжных полок,

И чувствую похожую на всё -

На вдохновенье, на печаль и воды -

Истому от мелькнувшей карасём

И скрывшейся без тягости свободы.

 

10.01.97

Письмо

 

Оставьте всё. Оставьте всё, что есть:

За нами, в нас, над нами, перед нами.

Оставьте всё: как музыку, как месть

Жестокого стекла оконной раме.

Оставьте всё. Оставьте прежде свет –

Во всех его телах: в свечах, и возле

Свечей, и возле тех, которых нет,

Но – надо полагать, что будут после.

Оставьте всё. Оставьте день – для глаз,

Его конец – для губ, сказавших «Amen».

Оставьте ночь: она запомнит вас,

Забыв себя, заполненную вами.

И всё останется. И лишь часы,

Спеша вперед, зашепчут: Альфа, Бета...

...Омега. Всё. Оставьте росчерк – и

Оставьте Свет. Но не гасите света.

 

10.05.96

Потомству

 

Как стар я ни кажусь себе один –

На людях старость пустят за уродство.

За то, что с телом с ними я един –

Двойным расплачиваюсь инородством.

 

Лишь в худших мыслях и в легчайших снах

Я отделял себя от их народа.

Но прежде, чем минута на часах

Пройдёт, наш круг дополнится природой.

 

Я двигаюсь. Движение моё
По комнате, судьбе – не сила тренья,

А злое производное её –

От вашей новой массы отделенье.

 

И треньем масс, а не земли и стоп,

Закон впускает чудные поправки.

Не верю времени: в нем глаз находит то,

Что нужно для спасения от давки –

 

Слепую протяжённость. Я не дам

Пришедшему за мною руководства:

Нет будущего. Не решить годам,

Чьё превосходство или первородство.

 

Но только от вины остерегу

За споры о своем предназначенье:

В вас воля, от которой я бегу,

Мне внятная через чужое зренье.

 

Для вас я бессознательно примкну

К противовесу – к вашей вечной муке.

Но только заодно мою вину

Хочу признать, тем развязав ей руки.

 

Сквозь нас вы видите, что мир не нов,

А плавает, как скорлупа, в прошедшем:

Меня считают выходцем миров,

Но ни один не называл Вошедшим.

 

3.05.97

* * *

 

Прежде, чем его сны заклюют,

Горемыка снял с тела печаль

И повесил на плечики тут,

Чтобы я её к телу прижал.

 

Нас не боль забирает в тиски,

А примерки портновская нить,

Но сукно стопроцентной тоски

Щегольство не дает нам сменить.

 

Где ты, Божие веретено?

Что угодно мы станем беречь –

Только бед дорогое сукно

Не истлеет на тысяче плеч.

 

Потому что дано за него

Слишком многое первой рукой

И незрячее наше родство

В том, что платим мы долг круговой.

 

Я стою на крыльце темноты,

И от ясности время дрожит.

Я не знаю, что думаешь ты,

Наш портной, наш примерщик и жид.

 

Это ты подобрал мне мой путь.

Благодарность не так велика,

Но от платья свой клок отщипнуть

Не поднимется эта рука.

 

И до рубища не оботру

Благородных обид рукава

Ни в тиши, ни на гнущем ветру –

Пусть их тяжести сносят слова.

 

Знаю, что принужден испытать

Всё до дна отдающий поклон,

Но хочу, приодевшись, узнать,

Чем ещё я с плеча одарён.

 

11.05.97

* * *

 

Прикрыв от тяжести лицо,

Я передал его ладоням –

И только голое яйцо

Сидит на теле постороннем.

 

Но видеть продолжал зрачок,

Но слышать требовали уши, –

И только наблюдать я мог,

Как мир младенцем рвётся в душу.

 

По прихоти его стеклись

Такие силы отовсюду,

Что недостойную причуду

Я принял за слепую высь.

 

И миг оформился в слова,

И ринулся в ее пустоты.

И давит честную зевоту

Нетронутая голова.

 

7.05.97

Разговор с деревом

 

Если и есть черты

Лиц, или оного

В этих ветвях – то Ты

Смело зовись: «Его»,

Или же: «Их», «Тобой» –

То есть, смени лицо.

Это и будет твой

Взгляд в небеса отцов.

Взгляд – поворот и взмах

Век (через свой же мрак)...

Это и будет знак

Непревращенья в прах.

Это и будет вихрь –

Знак, что и я, избрав

Слово – как вид любви –

Не был уж так не прав.

 

4.05.96

Рублёв

 

Мне чудится счастье, не данное мне,

Когда посторонним пятном на стене
Я вижу богиню и сына её

И тело теряю своё.

 

Мне кажутся знаки их временных бед

Навечно влитыми в мой собственный свет,

Как будто узла этих лиц тождество

Дало мне моё Рождество.

 

Здесь два расстоянья меж них сочтены.

Одно – сокращённое взглядом жены,

Второе – Ему в складках мглы золотой

Открылось доступной чертой.

 

И воздух сгустился. И трещины дал

Трагических судеб единый овал,

И мимо две жизни прошли, и года –

Как им и хотелось тогда.

 

И слезы встают за пропавшей спиной,

Минутой терпенья скопляясь за мной.

И в недрах земли, где минуты не жаль,

Со звоном сломалась деталь.

 

8.05.97

* * *

 

Случайный том, как разбирают печку,

Моя рука достала из других,

И медного заглавия насечку

Лучом не тронул будущий мой стих.

Чугунные не встрепенулись кони,

И перед богом не раздалась мгла.

Но пыль запомнила толчок ладони,

И в мозг минутной тяжестью легла.

Я всё забыл. Но, отразившись в речи,

Тот мелкий жест определил другой.

Мы лепим из секунд стихи и печи,

Чтоб было им, где шарить кочергой.

 

5.05.97

* * *

 

Слышишь? Ночью так хочется пить.

Значит, кончено с новой зимою.

Нам дано и в молчании жить,

Как не могут ни реки, ни море.

 

Майский чёрный – как молотый сорт –

Чёрный час налегает на веки,

Но сознанье поставит рекорд –

И проступит окошко в прорехе.

 

Далеко ли теперь до него?

Тишина расстоянью не мера.

И в обеих для нас ничего

Не оставлено: воля и вера.

 

Ночью слово само по себе.

Мы находим в беззвучии место –

Это вера диктует судьбе

Непонятное силою жеста;

 

Это воля – ты знаешь ли сам? –

Божья матерь, материя, милость

Так же тихо сопутствует нам,

Как Эдипу в молчанье открылась.

 

4.05.97

Трубка

 

А что нам будет, если заглянуть,

В цилиндр, опустошенный изнутри,

Настолько близкий глазу, что чуть-чуть -

И зренье возгласит: Vive la patrie,

Забыв меня (как дети – пришлеца),

Вечерний свет, что с паузой горит,

Забывши на галерке у лица
Язык, с которым ложа говорит?

Что вправду мы увидим сквозь дыру?

И что увидят в нас издалека -

Вложивших возраст и перо в игру

С трубой у близорукого зрачка?

Какую чушь они вообразят

При мысли, что такая голытьба

Как я, глядит в трубу - в чём им сквозят

Болезнь или несчастная судьба?

На взгляд с другого кончика, кажись,

Ему ещё не дашь и двадцати.

И это значит - впереди вся жизнь,

А жизнь прожить - не поле перейти.

Переходя же, если посмотреть

Сквозь трубку в оба глаза (как всегда) -

Так можно верно налететь на смерть.

Она с краёв - где пыль и провода,

А дальше - рожь и поворот судьбы.

Но прелесть перехода в том, что как

Не повернись - все виды из трубы

Невольно за пределом большака.

Там только лес, репейники в степях,

Да церкви: к двадцати ты уж пророк,

Что очень скоро сделает тебя

Слепым. Или приводит на порог

Пустого дома, чуждых голосов,

К соседству с голубятней и рекой,

Где иней оседает на засов

К утру, и перья дремлют под рукой.

Где пьяным ты садишься у стены

И смотришь на садовую тропу,

Пока дрова трещат из-за спины,

Сменив тебя у выхода в трубу.

 

4.01.97

Чёрная лестница

 

Конец весны в предместие больниц.

Людей как не было, две-три машины,

И голоса таких незримых птиц,

Что словно купы бесом одержимы.

 

Нельзя запоминать вас наизусть,

Кварталы детства. Дом для пешехода

Уже постольку означает грусть,

Поскольку в нём тот знает оба входа:

 

Парадный первый, видный исподволь,

Как будто жизнь его внутриутробна –

Но вещь сама перерастает в боль,

Когда второй предвидеть мы способны.

 

Исчерпывая кладку стен собой,

И завершая дверцею жилище –

Он боком входит в память, как слепой,

Который трость потерянную ищет.

 

28.05.97

Элегия потери

 

Памяти Иосифа Бродского

 

1

 

Была зима, и город утопал

В мечтах освободиться от халата.

Больницы плыли в сумерках, и в латах

Шли поезда, уже не чуя шпал.

Легчали ёлки. Цифра на щеке

Календаря впустила единицу

И замерла от страха разрешиться

Уродливым ребенком; и в руке

Хозяйки замаячили счета.

Домой брели, как будто уступая

Дорогу - ибо где-то шла слепая,

Но знавшая о будущем Тщета.

Спаситель вырос: девятнадцать лет

И сорок дней, помноженные на сто.

И детский шаг по утреннему насту

Вовсю хрустел - и оставался след,

Ведущий по известному пути:

Из будущего - в прошлое. И рядом

Плыла Нева с одним сплошным фасадом -

Медлительна, но вечно впереди.

И как бы с виду ни были просты

Глухие окна, брошенные гнёзда,

И на ладонь ловившиеся звёзды,

И на ночь разведенные мосты -

Всё это не для нас принесено:

Динарии машинных фар и блюда

Вечерних площадей, кристалл кино,

И в небе очертания верблюда.

Не в нашу кухню привела звезда

Через пустыни Финского залива

Горсть путников, идущих торопливо,

Идущих прямо, знающих куда:

Туда, откуда слышно «спи, сынок»,

На голос неоконченной кудели.

Пустая даль, пустые колыбели,

Арабский шёлк, от лихорадки ног

Дающий рябь, а временами - шторм,

Созвучный волнам ленинградских штор.

 

2

 

Они пришли и стали полукругом,

И в каждой бороде плеснула ругань,

И каждый думал. Что ещё сказать.

Родился шаг - и все пошли назад.

Шли по следам, уничтожая вехи.

Снег бушевал и налипал на веки,

Тюки брюхатил, гибнул в бороде.

И каждый думал о своей беде.

Боль множилась, и вывела из ночи;

Снег перестал, они открыли очи -

Как будто сняли календарный лист.

И каждый понял: мир, как ясли, чист.

Потеря есть материя. Она

Сама предмет, поскольку вызывает

Из памяти предметы, высыпая

Шкатулку существительных до дна.

Потеря сохраняет вещество

Потерянного, выдавая вместо

Лишь некий ключ - а не пустое место.

Я верую, что будет существо,

Способное понять невозвратимость

Как вещь; вернее - как необходимость

Не возвращаться, зная исподволь,

Что эти слёзы - вечность, а не боль.

 

20.01.97

* * *

 

Я только что мой тихий кабинет

Два раза пересёк и сел на стуле –

Но тех шагов уже на свете нет,

И шторы теми легкими вздохнули.

Как радость тех бесплодных двух минут

Свободной паузой отделена от этой,

Перерождённой в летопись и труд,

Её наследницей переодетой!

Глазница та же. Вид жилища в ней

Не просиял и вдруг не стал темней.

Но в том, что ничего не изменилось,

Я вижу только аккуратность дней –

От нас оберегаемый музей,

Тесёмки чувств и послаблений милость.

Исчезновенье на моих руках.

Здесь целый мир нескладною газетой

Клевал шаги и чистился в словах,

В двух половинках сущий и никак

Не различаемый меж той и этой.

 

18.05.97