Блаженство народов

Пою блаженный век и непорочны нравы

В начале бытия счастливейших времен;

Пою правительства священные уставы

И власть, хранящую покой земных племен.

В селении небес пространном обитая,

Спусти ко мне свои пресветлые лучи,

Твоим влиянием, о истина святая,

Внушить Твой смертный глас мой разум научи.

Вдохни в меня Твои Божественны Законы;

Представь, как смертные в природном бытии

Прияли от Тебя и скиптры и короны,

Дабы предписывать уставы нам Твои.

Представь перед очми Ты Павла молодаго

Начальный в естестве благополучный век,

Как числил всяк свое в спокойстве общем благо,

Как сам давал себе законы человек;

Как прежде он свой долг любил беспринужденно,

Не быв никаковым уставом покорен;

Как время, наконец, явилося пременно

И новый смертному был жребий положен.

А вы откройте путь в жилище ваше дивно,

О музы! я умом взнестись отважусь к вам,

В места, где царствует весна бесперерывно

И где сооружен божественный ваш храм;

Где светит вечный день и мрак незнаем нощи,

Где ревностным сердцам всегда отворен вход.

Позвольте мне вступить в священны ваши рощи

И оживляющих коснуться ваших вод.

Но, Музы, я не с тем вхожу в ваш храм почтенный,

Чтоб вымышленными примерами богов,

Высокопарностью и красотой надменной

Украсить искренность простых, усердных слов.

Я с Пиндаром не тщусь быть славою возвышен:

Не славным в свете я - полезным быть хочу;

Коль глас мой в простоте меж вами будет слышен,

Я всю тогда награду получу;

Лишь тем должна быть песнь моя красна и стройна,

Коль места в ней иметь не будет подла лесть,

Коль будет павлова приятия достойна,

Коль истину пред ним потщится превознесть.

Се книга Вечности разгинулась пред мною,

Где все представились прешедши времена,

И все, вмещенные обширностью земною,

Бесчисленные в ней явились племена.

Открылся образ мне первоначальна века,

В котором царствовал еще природы глас;

Из недр небытия исшедша человека

Я вижу на земном пространстве в оный час;

В тот час, как он свое увидел совершенство,

Одними чувствами своими научен,

Как каждый взор ему казал блаженство

Пять чувств ему познание открыли,

Которое его ко счастию вело.

И чувства лишь к его довольствию служили:

Не знал он их тогда употреблять во зло.

Невинности его не развращали страсти:

Желаний дале нужд своих не простирал,

А только то желал, что он имел во власти,

И, следственно, имел он все то, что желал.

В согласии узря и в тишине приятной

Исшедших из своей утробы мирных чад,

Земля, казалося, давала плод стократный

И представляла им обильный вертоград.

Их кротости тогда и нраву подражая,

Свирепейшие львы подобились овцам;

Повсюду правда, мир и тишина святая

Являли божества присутственного храм.

Не смели приступать туда гоненье, зверство,

Презренье, ненависть, пронырство и обман,

Ложь, гордость, клевета, притвор и лицемерство, -

Чуждались смертные в то время сих имян.

Не угрожало им железо смертоносно,

Соделаное днесь к погибели людей;

Но было вспахано им поле плодоносно

И не губило жизнь, давало помощь ей.

Сие вреднейшее, грызущее нас жало,

Источник алчности и корень гнусных дел,

Корыстолюбие сердец не заражало;

Никто отъемлемым уменьем не владел.

По праву сильного никто тогда не мыслил,

И ближнему чрез то не причинял обид;

Но каждый был богат, хотя никто не числил,

Что дом, земля иль плод ему принадлежит.

Земля считалася в то счастливое время

Неразделимою питательницей всех,

И люди бедности не чувствовали бремя

Среди довольствия, покоя и утех.

«Премудро божество на то, - они вещали, -

Рассеянием нас умножили наш род,

Дабы взаимно мы друг другу помогали,

Дабы приобрели чрез то сугубый плод.

С природным человек родится побужденьем

К необходимейшим во обществе трудам,

И, пользуяся всем других людей именьем,

Взаимно к пользе всех трудиться должен сам».

Отверсты находя для всех земные недра,

Где все заключены сокровища земли,

Сей дар, который дан от божества прещедра,

По мере нужд всегда и все извлечь могли.

Богатства естества имея в равной воле,

Довольствовался им равно велик и мал;

Коль кто приобретал перед другими боле,

Избыток одного всех прочих награждал.

Сие собрание, трудящееся в поте,

Пчелам подобилось, носящим в лете мед:

Друг другу подражал в роенье и в охоте,

И друг за другом шел, трудяся, каждый вслед.

Но вскоре жители сии трудолюбивы

Во удовольствии забудут легкий труд,

Когда их тучные и плодоносны нивы

Сторичные плоды впоследок воздадут.

И в скором времени веселья повсечасны

Последуют за их раченьем и трудом;

В довольстве и скоты их радостей участны,

Оставя в поле плуг покоятся потом.

Исполнен каждый был ко ближнему любови,

И в каждом почитал и брата и отца;

Они считали все себя единой крови,

Имея бытие от одного Творца;

Без лести искренен, без страха праводушен,

Всех общий выл слуга, и родственник, и друг,

Без рабства человек другому был послушен,

И тем крепилася взаимность их услуг.

О, ты, чистейших душ невинно утешенье,

Приятнейшая страсть чувствительных сердец,

Любовь, дающая нам всем одушевленье!

Твои я нежности представлю наконец.

В то время не были еще сердца суровы,

Обыкши радости едины ощущать;

И для утех всегда отверсты и готовы,

Не знали оных в стыд и горесть превращать.

В них строгость никогда не находила места;

Не пышность их влекла, богатство или чин

И не вручалася на жертву им невеста,

Но выбор оныя господствовал один.

Тот ею обладал, кто мил и кто ей лестен,

Тот ею был любим, кому она мила.

Таков союз любви похвален был и честен:

Когда невинен нрав, невинны и дела.

Ревнивость никогда любви не огорчала,

И подозрения не мучили сердец!

А ежели любовь в желаньях погасала,

Началом новых был утех ее конец.

Любовник не вздыхал, не мучился напрасно,

Когда любовницу несклонну находил:

Коль сердце не было ее взаимно страстно,

Пленялся он другой, для коей был он мил.

На Марсовых полях руки не воружали

Ни слава тщетная, ни злобствующа месть,

И сами титлами себя не украшали,

Которые дает иль робость или лесть.

Бездушный ябедник и подлый лжесвидетель

Пред лицемерный суд безгласных не влекли;

Невиность, истина, любовь и добродетель

Повсюду счастливо хранились на земли.

Не навсегда наш ум в границах был удержан;

Нечувственно порок пробрался к нам в сердца,

Гнушался смертный им, но был ему подвержен

И, ненавидя зло, лобзал его творца.

Его познания и мысли просвещенны,

Которы делали счастливыми людей,

Ко общей были всех напасти обращены,

И человек себе первейший стал злодей.

Как будто некая бунтующая сила

Приятной тишине поревновала их;

И некой язвою вселенну заразила,

Которая ввела людей коварных, злых.

Казалось, ад тогда разверз свою утробу

И фурий испустил мучительных в народ,

Дабы посеять в нем свирепство, ужас, злобу

И человеческий терзать всечасно род.

Казалось, естество в раскаяньи стыдилось,

Неблагодарным свой истощевая дар,

И небо видеть их злодейства отвратилось,

Готовя праведный для казни их удар.

Различные тогда узнали мы напасти:

Числом пороков мы число узнали бед.

Тираны новые плодили вновь пороки

И наисчислимы злодейства в свет ввели,

Безжалостны к другим, бесчувственны, жестоки,

Презрели истину и честь превозмогли.

Быв прежде в тишине покоен, изобилен,

Обидел иль терпел обиды человек;

Тот был счатливей всех, кто более был силен;

Восстал на друга друг и к мщенью меч извлек,

Иной прибыток зря, иной для тщетной славы,

Иной свой собственный предупреждая страх.

В свирепстве по полям текли ручьи кровавы,

Судьба людей была в насильственных руках.

Науки сделались орудием их мести,

И разум растравлял жестокость общих ран;

Не слышал человек ни должности, ни чести,

Их глас тогда молчал и царствовал обман.

Но собственным вредом смягчаются тираны,

Влекутся к жалости строптивые сердца,

И чувствуют тогда свои и общи раны:

«Доколе наших зол, - вещают, - ждать конца?

Без сокращения довольно век наш краток;

Но мы его губи]м в неистовствах своих».

Таков разумных сих творений был остаток,

Когда взаимное злодейство тмило их.

Поверженная честь у ног тиранских мертва,

Во ускорение являлась естеству;

Терпенье с кротостью была едина жертва,

Котору воздавал род смертых Божеству.

Невинность, истина, любовь и добродетель,

Отвсюду изгнаны, взывали к небесам,

Дабы толиких благ источник и содетель

Им дал прибежище и кротость дал сердцам.

Прещедро Божество спускает луч на землю,

Подобно как дает другую бытность ей,

И от луча Творца я новый свет приемлю;

Но где искать ему достойных олтарей?

Когда умножились злодейства и развраты,

Когда была земля наполнена сирот,

Под чей покров могли гонимы быть прияты?

Где мог прибежище найти тогда народ?

Ко пресечению гнетущей всех напасти

Был избран человек подать законы всем;

Судьба народу быть в его велела власти,

Народ, покорствуя, нарек его царем,

Дабы он подданных согласие уставил

И образ кротости собою им явил,

Дабы несчастливих от гибели избавил

И прежних тишину веков возобновил.

Народ, не знающий в своих стремленьях меры,

Без правил собтвеных последует другим;

Ко слабости иль к злу ведут его примеры -

Он чувствует их вред, но подражает им.

Ко исполненью дел его взаимность нудит;

И добродетель все тогда любить начнут,

Когда любить ее друг друга всяк побудит,

Когда одни другим примеры подадут.

Подобно к злобе тот причин находит много,

Кто мыслит своего злодея упредить;

Он стого судит всех, судим взаимно строго,

И часто принужден иль гибнуть, иль губить.

Так должно, чтоб цари правленье воспримали

Соделать лучшую для смертных в жизни часть:

Первейший, коего народы увенчали,

Заставил возлюбить благотворящу власть.

Пресек причины он враждеб междоусобных,

Невинных принял в свой надежнейший покров;

Бессильных защитил от нападенья злобных,

Поставил правду, суд, закон и святость слов.

Беспечность праздная, ведущая к пороку,

И роскошь вредная была истреблена;

Народ, оставивший тогда войну жестоку,

Увидел на полях спокойства семена.

Прешли всеобщие стенания и муки;

Узря тишайшу власть, исчез грозящий страх, -

Тогда явили свой полезный плод науки

И добродетелям воздвигли храм в сердцах.

Внезапно восхищен мой ум виденьем странным,

Какая сладкая пленила мысль мечта!

Объялись чувства вдруг восторгом несказанным,

Отверзлись предо мной небесные врата:

Я вижу храм судеб среди светил несчетных;

Там путь непостижим и неприступен свет,

Там славится всегда Отец веков безлетных,

И тамо пишет Свой предведенье завет:

«Пребудешь счатлива так долго ты, Россия,

Как будет жить в сердцах Екатеринин глас:

Чтоб россы завсегда хранили дни златыя

И петь не преставал ликующий Парнас».

1765