Сельский субботний вечер в Шотландии

Иван Козлов

Сельский субботний вечер в Шотландии

Вольное подражание Р. Борнсу

Let not Ambition mock their useful toil,

Their homely joys, and destiny obscure;

Not Grandeur hear, with a disdainful smile,

The short and simple annals oi the poor.

Gray {*}

{* Пусть Честолюбие не насмехается над их полезным трудом, над их

скромными радостями, незаметной судьбой, пусть Величие не внимает с

презрительной улыбкой кратким и простым летописям жизни бедняков. Грей

(англ.). - Ред.}

Ал. Ан. B...ковой

Была пора - луч ясный в ней сиял,

Я сердцем жил, я радостью дышал,

И жизнь моя играючи летела.

Те дни прошли; одета черной мглой,

В моих очах природа потемнела;

Кругом гроза; но ты была со мной,

Моя судьба душой твоей светлела;

Мне заменил твой дружеский привет

Обман надежд и блеск (веселых лет;

Забылось всё. - Как пленники к неволе,

Привыкнул я к моей угрюмой доле;

Она - окажу ль - мне сделалась мила:

Меня с тобой она, мой друг, свела,

И, может быть, недаром мы узнали,

Как много есть прекрасного в печали!

Теперь с тобой надолго разлучен;

Но дружбою, но памятью твоею

Как воздухом душистым окружен;

Я чувствовать и думать не умел,

Чтоб чувств и дум с тобой не разделять.

Стеснен ли дух от мрачных впечатлений,

Горит ли он в порывах вдохновений -

Могу ль тебя, могу ль не вспоминать?

В уме моем ты мыслию высокой,

Ты в нежности и тайной, и глубокой

Душевных чувств, и ты ж в моих очах

Как яркая звезда на темных небесах.

Я ждал ее, я мчался к ней душою,

Я для нее сквозь слезы песни пел,

Я пел, - она... была уж не земною;

Звук томных струн, он к ней не долетел;

Тиха ее далекая могила;

Душа светла в надзвездной стороне;

Но сердце тех, кого она любила...

Святая тень! молися обо мне...

Ноябрь шумит; в полях метель и вьюга;

Ненастный день стал меркнуть за горой;

Уж отпряжен усталый бык от плуга,

И весь в пыли он тащится домой.

Поселянин скорей спешит с работы;

С неделею окончены заботы;

Его соха, и лом, и борона,

И сбруя вся в порядке убрана;

Он веселит свое воображенье,

Что радостно начнется воскресенье;

И чрез лесок в уютный домик свой

Идет к семье на отдых и покой.

И на холме, дубами осененный,

Уж видит он приют уединенный;

Уже детьми он шумно окружен -

Обнять отца бегут со всех сторон.

Приветен вид его родимой сени;

Манят к себе трескучий огонек;

Как чисто всё, плита и очажок!

Залепетав, сын младший на колени

К нему вскочил, и, с важностью скромна,

Подсела к ним радушная жена;

Кругом себя бросая взор веселый,

Покоен, рад, забыл он труд тяжелый.

Меж тем пошла забота у детей:

Кто прячет плуг, кто стадо загоняет;

Обдумав всё, один из них скорей

В соседнее местечко посылает

Тихонько весть - и Дженни к ним бежит,

Надежда их, уж девушка большая,

Мила, свежа, как роза полевая,

У ней в очах любовь так и горит.

Смеется мать, отец не наглядится;

Как рада их к груди она прижать,

И рада им наряд свой показать,

И деньгами готова поделиться:

У той швеи, к которой отдана,

Своим трудом достала их она.

Родные все друг о друге приветно

Хотят узнать; семейный сладкий час

Веселье мчит в беседах незаметно:

То спор, то смех, и каждый свой рассказ

О том, где был, что видел, начинает;

Один начнет, другой перебивает;

А муж с женой-с детей не сводят глаз,

И речь начать, и дать совет готовы.

Хозяйка-мать, взяв ножницы с иглой,

Из лоскутков малюткам шьет обновы;

Отец молчит, но, помня долг святой,

Уж занят он их будущей судьбой.

Что мать с отцом велят повиноваться,

Радушно жить и помнить божий страх,

От нужд искать убежища в трудах,

И день и ночь порочных дум чуждаться,

Правдиву быть на деле и в речах -

Он вкоренял от детства в их умах;

Он говорил: «К прекрасному дорога

У всех одна - творца о всем молить,

Не делать зла, добро всегда творить;

С тем будет бог, кто сердцем ищет бога».

Но кто стучит тихонько у ворот?

Дивятся все, а Дженни узнает;

Дрожит как лист, едва промолвит слово:

«То, верно, сын соседа городского;

Его отец в село к нам посылал,

И он меня чрез поле провожал».

В раздумье мать; как делу быть, не знает,

Глядит на дочь и молча замечает,

Как вдруг любовь зажглась в ее глазах

И вспыхнула румянцем на щеках;

И мать спросить у дочери робеет,

Кто новый гость; а та дохнуть не смеет.

Но страх прошел; ответ был не худой:

Не из бродяг сосед их молодой.

И юноша красивый, статный входит,

И взор родных на гостя устремлен,

И Дженни к ним, стыдясь, его подводит,

И любо ей, что дружно принят он.

С ним речь завел хозяин говорливый,

Каков посев, о стаде, о конях.

Надежды луч горит в младых сердцах;

Но милый гость застенчив: торопливый,

Не знает он, что делать, что сказать.

Смекнула всё догадливая мать:

Нет, видно, дочь себя не уронила;

Девичью спесь, как должно, сохранила.

Любовь, любовь! живой восторг сердец,

Твой чистый жар всем радостям венец.

Уже давно я, путник неизвестный,

Чрез скучный мир печально прохожу;

Но долг велит, и правду я скажу;

В долине слез отрадою небесной

Одна любовь; нет радости другой!

Вот наших дней минуты золотые:

Когда одни, вечернею порой,

Стыдливые, любовники младые,

В тени дерев, сидят рука с рукой;

Их взор горит весельем и тоской,

На их устах привет и ропот нежный;

А вкруг цветет шиповник белоснежный,

И тихо к ним склоняется кусток,

И веет им душисты! ветерок.

И где же, где найдется тот несчастный,

Злодей без чувств, кто б Дженни изменил,

В холодный яд обманом превратил

Мечту души невинной и прекрасной!

Как нарушать святое на земли,

Любовь и мир доверчивой семьи!

Взгляните там - вот жертва обольщенья:

Она не ждет, не хочет утешенья;

Таясь от всех, уныла и бледна,

Во цвете лет рассудка лишена,

Как меж могил огни осенней ночи,

Так мрачные ее сверкают очи;

Рыдает мать, зачем она в живых;

Отец клянет позор власов седых...

Но ужин ждет - похлебка, дичь готовы,

Принесены творог и молоко,

Обычный дар любимой их коровы,

Да и сама она недалеко,

Пришла с двора - и голову с рогами

Просунула тихонько меж досками,

И сена клок заботливо жует.

Хозяйка-мать то сядет, то уйдет,

О юноше хлопочет прихотливо,

И сочный сыр пред ним уже стоит,

И пенится некупленное пиво;

Он хвалит всё, за всё благодарит,

Узнав о том с подробностью большою,

Как делан сыр хозяйкою самою

И что ему тогда лишь минет год,

Как желтый лен в полях цвести начнет.

Довольны все. От добрых слов вкуснее,

Уже дошел их ужин до конца,

И старец встал; кругом огня теснее

Садятся все, но тише и важнее,

И Библия покойного отца,

Бесценное наследство родовое,

Положена пред старцем на столе;

Он обнажил чело полвековое,

И волосы, рядами на челе

Приглажены к вискам его, белели;

И те стихи заметил он в псалмах,

Которые хотел, чтоб дети пели;

Потом сказал с слезами на очах:

«Помолимся подателю всех благ!»

Они поют. Сердечные, простые,

В один напев слилися голоса;

И звуки те шотландских гор родные,

И вера их несет на небеса.

В святую брань так мученики пели,

И, может быть, стремясь к высокой цели,

Наш Джон Граам и смелый лорд Эльджин

Слыхали их в рядах своих дружин,

Когда сердца огнем небес горели,

Когда, в руках молитвенник и меч,

Их рать неслась грозой народных сеч

И пряталась под бронею верига.

Но снова вдруг возникла тишина;

У всех душа святынею полна -

Разогнута божественная книга.

Отец семьи, душой священник сам,

Читает в ней паденье человека,

Как богу был угоден Авраам,

Как Моисей гнал племя Амалека,

Иль страх и плач державного певца

Под грозною десницею творца,

Иль Иова и жалобы, и муки,

Иль дивных арф пророческие звуки,

Когда Исай, восторгами крушим,

Пылал и пел, как тайный серафим.

Иль чтенье то Евангелья святое,

Как божий сын снисшел и жил меж нас,

За грешных кровь безгрешного лилась,

На небесах он имя нес второе,

А на земле ему и места нет

Главы склонить. Иль как его завет

Меж градов, сел, народов отдаленных,

Везде проник в посланьях вдохновенных,

Как, заточен, возлюбленный Христом

В Патмосе жил, и ангела с мечом

Он в солнце зрел, внимая от Сиона

И гнев, и суд на гибель Вавилона,

Супруг, отец, угодник пред тобой,

Небесный царь, колено преклоняет,

И к небесам торжественно стрелой

С надеждою молитва возлетает:

«Да вместе их творец благословит,

Да в жизни той опять соединит;

И там, в лучах бессмертного сиянья,

Не будет где ни слез, ни воздыханья,

Друг другу мы час от часу милей,

Мы станем петь хвалу любви твоей,

А время течь своей стезею вечной

Кругом миров под властью бесконечной!»

Стремленье дум покорных и святых,

Сей набожный восторг людей простых-

Его не тмят обряд и блеск служенья,

Ни тонкий вкус пленительного пенья:

Кто зрит сердца, тот в благости своей

Равно царю и нищему внимает,

Под бедный кров от пышных алтарей

Он в хижину к молящим низлетает,

И благодать по вере им дана,

И вписаны на небе имена.

Час тихий сна меж тем уж приближался

И все идут на сладостный покой;

Простясь, вздохнул счастливец молодой;

Отец один с хозяйкою остался,

И долго он еще наедине

Молил творца в умильной тишине,

Чтоб тот, кто птиц и греет и питает,

Кто в нежный блеск лилею одевает,

Чтоб он, господь, во всем с семьей его

Всегда творил свою святую волю,

Как хочет сам, благословил их долю;

Лишь он просить дерзает одного,

Чтоб все они закон его хранили,

Всевышнего боялись и любили.

Так сельский бард своих родных полей

Оставил нам семейное преданье.

Цари творят богатых и князей, -

Муж праведный есть лучшее созданье

Творца миров; и память старины,

Любовь семейств, отцовские уставы,

Блаженство, честь той дикой стороны

Еще хранят в ней доблестные нравы.

О, как певцу Шотландия мила!

Как молит он, чтоб родина цвела,

Да благодать небес над нею льется,

Сынов ее парок да не коснется,

Да в их груди течет Валлиса кровь,

И дух его, и к родине любовь

Пылают в них, и ангелом незримым

Да веет он над островом любимым!..

А я к тебе, к тебе взываю я,

Святая Русь, о наша мать-земля!

Цвети, цвети, страна моя родная!

Меж царств земных, как пальма молодая,

Цвети во всем, и в доле золотой

Счастлива будь, и счастье лей рекой!

Страна сердец, и дум, и дел высоких!

О, как гремят везде в краях далеких

Твоих дружин и флотов чудеса

И русских дев стыдливая краса!

Верна царям и верою хранима,

Врагу страшна, сама неустрашима,

Да будут честь и нравов простота

И совести народной чистота

Всегда твоей и славой, и отрадой,

И огненной кругом тебя оградой,

И пред тобой исчезнет тень веков

При звуке струн восторженных певцов!

1829