* * *

Я с ужасом теперь читаю сказки –

Не те, что все мы знаем с детских лет.

О, нет: живую боль – в ее огласке

Чрез страшный шорох утренних газет.

Мерещится, что вышла в круге снова

Вся нежить тех столетий темноты:

Кровь льется из Бориса Годунова,

У схваченных ломаются хребты.

Рвут крючьями язык, глаза и руки.

В разорванный живот втыкают шест,

По воздуху в ночах крадутся звуки –

Смех вора, вопль захватанных невест.

Средь бела дня – на улицах виденья,

Бормочут что–то, шепчут в пустоту,

Расстрелы тел, душ темных искривленья,

Сам дьявол на охоте. Чу! – «Ату!

Ату его! Руби его! Скорее!

Стреляй в него! Хлещи! По шее! Бей!»

Я падаю. Я стыну, цепенея.

И я их брат? И быть среди людей!

Постой. Где я? Избушка. Чьи–то ноги.

Кость человечья. Это – для Яги?

И кровь. Идут дороги всё, дороги.

А! Вот она. Кто слышит? Помоги!

Декабрь 1905