Константин Фофанов
А. А. Фету (Есть в природе...)
Есть в природе бесконечной
Тайные мечты,
Осеняемые вечной
Силой красоты.
Есть волшебного эфира
Тени и огни,
Не от мира, но для мира
Родились они.
И бессильны перед ними
Кисти и резцы.
Но созвучьями живыми
Вещие певцы
Уловляют их и вносят
На скрижаль веков.
И не свеет, и не скосит
Время этих снов.
И пока горит мерцанье
В чарах бытия:
«Шепот. Робкое дыханье,
Трели соловья»,
И пока святым искусствам
Радуется свет,
Будет дорог нежным чувствам
Вдохновенный Фет.
Январь 1889
Аллея осенью
Пышней, чем в ясный час расцвета,
Аллея пурпуром одета.
И в зыбком золоте ветвей
Еще блистает праздник лета
Волшебной прелестью своей.
И ночь, сходящую в аллею,
Сквозь эту рдяную листву,
Назвать я сумраком не смею,
Но и зарей — не назову!
1896
* * *
Была ль то песнь, рожденная мечтою,
Иль песнею рожденная мечта, –
Не знаю я, но в этот миг со мною
Роднилися добро и красота.
От светлых дум сомненья исчезали,
Как легкий дым от гаснущей золы;
Я был далек от сумрачной печали,
От злых обид и дерзостной хулы.
Я мир любил, и был любим я миром;
Тая в душе неугасимый свет,
Я в бездне бездн носился по эфирам,
С толпою звезд, за сонмищем планет.
И видел я пленительные тайны
Бессмертного, божественного сна...
Я постигал, что зло и смерть случайны,
А жизнь с добром – и вечна и сильна.
Я ликовал смущенною душою,
И жар молитв сжигал мои уста...
Была ль то песнь, рожденная мечтою,
Иль песнею рожденная мечта?..
1888
В альбом В. В. Бертенсона (Сильней и глубже...)
Сильней и глубже век от века
Земли и мысли торжество.
Всё меньше веры в божество
И больше — веры в человека!
20 апреля 1889
* * *
В ее душе разлад,
Печаль в ее мечтах;
Кому же нежный взгляд,
Улыбка на устах?
Всё ждет и ждет она –
Неведомо кого;
И в час, когда грустна, –
Не знает отчего.
Вчера, когда закат,
Алея, догорал
И на больничный сад
Прозрачный саван ткал,
Как лилия бледна,
Блуждая в полусне,
Запела песнь она
В решетчатом окне.
Та песнь была не песнь,
А слезы или кровь,
Ужасна, как болезнь,
И знойна, как любовь.
Ноябрь 1895
* * *
Вечернее небо, лазурные воды,
В лиловом тумане почившая даль —
Всё прелестью дышит любви и свободы.
Но в этом чарующем лике природы
Читаю, как в книге, свою же печаль.
И мнится, что всё под лазурью румяной:
Склоненные ивы над сонным прудом
И лес темно–синий за далью туманной —
Всё это лишь призрак, обманчиво–странный,
Того, что созиждилось в сердце моем.
Всё это — отрывок поэмы певучей,
Кипящей глубоко в душе у меня,
Где много так веры и страсти кипучей,
Где много так жажды к свободе могучей,
Так много печали и много огня!
1888
Всё то же
Ты сказала мне: «Как скучно
Нынче пишут все поэты —
И у этого печалью
Переполнены сонеты.
Те же грезы, те же рифмы!
Всё сирени да сирени!..»
И, зевая, опустила
Книгу песен на колени.
А над нами в это время
Горячо лазурь сверкала,
На песке узорной сеткой
Тень от веток трепетала.
В кленах зыбью золотистой
Блеск мигал, играя с тенью.
Пахло липами и медом
И цветущею сиренью.
И сказал тебе я: «Видишь,
Как прекрасны чары лета!
Но стары они, как вечность,
Как фантазия поэта!..»
Май 1889
* * *
Догорает мой светильник.
Всё стучит, стучит будильник,
Отбивая дробь минут;
Точно капли упадают
В бездну вечности – и тают, –
И опять, опять живут!
Ночь морозна. Небо звездно,
Из него мерцает грозно
Вечность мудрая сама.
Сад в снегу, беседка тоже,
И горит в алмазной дрожи
Темных елок бахрома...
1908
* * *
Дрожащий блеск звезды вечерней
И чары вешние земли
В былые годы суеверней
Мне сердце тронуть бы могли.
А ныне сумрак этот белый,
И этих звезд огонь несмелый,
И благовонных яблонь цвет,
И шелест, брезжущий по саду,—
Как бледный призрак прошлых лет,
Темно и грустно блещут взгляду.
Хочу к былому я воззвать,
Чтоб вновь верней им насладиться,
Сны молодые попытать,
Любви забытой помолиться!..
Апрель 1889
Дума в Царском Селе
С природою искусство сочетав,
Прекрасны вы, задумчивые парки:
Мне мил ковер густых, хранимых трав
И зыбкие аллей прохладных арки,
Где слаще мир мечтательных забав,
Где тень мягка и где лучи не ярки,
Где веет всё давно забытым сном
И шепчутся деревья о былом.
Сад, как вино, — чем старше, тем милей,
Тем больше в нем игры и аромата.
Особенно он дорог для очей,
Когда искусство несколько помято
Завистливым соперником людей —
Природою, которая богата
Неряшеством и чудной красотой,
И гордостью, доступной ей одной!
Таких садов близ царственной Невы
Довольно есть. Сады увеселений —
Кумирни мелкой прессы и молвы —
Затмили их... Так фокусника гений
Свет разума и мудрость головы
Тмит мудростью лукавою движений,
Но славу тех резвящихся садов
Переживут сады больших дворцов.
Меланхоличен Царскосельский сад,
И тем милей мечтателям угрюмым.
Он вас чарует прелестью баллад,
Приветствует спокойно-важным шумом,
В нем вечером люблю встречать закат,
Предавшися своим певучим думам.
Войдемте же в него мы. Много в нем
И выходов и входов есть кругом.
Ведущие в ласкающую даль,
Как хороши тенистые аллеи!
Там, что ни шаг, то будят в вас печаль
Угасших лет невинные затеи.
То пруд блеснет, прозрачный как хрусталь,
То статуя Амура иль Психеи
На вас глядит, кокетливо грустя, —
Столетнее бездушное дитя!
А там, в тени благоуханных лип,
Стена и вал искусственной руины,
Где бледный мох и толстогубый гриб
Уже взросли для полноты картины.
Мы нечто там еще встречать могли б,
Когда бы страж таинственной долины,
Ютящийся в развалине с семьей,
Не наблюдал за скромной чистотой.
А дальше ряд душистых цветников,
Подстриженных акаций изгородки,
И мостики над зеркалом прудов,
А на прудах — и лебеди, и лодки,
И в сумраке задумчивых кустов
Печальный лик склонившейся красотки.
Она грустит над звонкою струей,
Разбив кувшин, кувшин заветный свой.
Она грустит безмолвно много лет.
Из черепка звенит родник смиренный,
И скорбь ее воспел давно поэт,
И скрылся он, наш гений вдохновенный,
Другим певцам оставив бренный свет.
А из кувшина струйка влаги пенной
По-прежнему бежит не торопясь,
Храня с былым таинственную связь.
О, время, время! Вечность родила
Тебя из мглы бесчувственного лова.
Ты вдаль летишь, как легкая стрела,
И всё разишь: чужда тебе препона!
Давно ли здесь кипела и цвела
Иная жизнь? У женственного трона
Писатели, министры и князья
Теснилися, как важная семья.
То был рассвет и вкуса, и ума.
От Запада текло к нам просвещенье.
Императрица, мудрая сама,
Устав от дел, искала вдохновенья:
И роскошь мод, как сладкая чума,
Объяла всех восторгом увлеченья,
И жизнь текла, как шумный карнавал,
И при дворе блистал за балом бал.
И снится мне, что ожил старый сад,
Помолодели статуи в нем даже.
У входов стройно вытянулись в ряд
Затейливых фасонов экипажи;
В аллеях томных вкрадчиво шумят...
Мелькают фижмы, локоны, плюмажи,
И каламбур французский заключен
В медлительный и вежливый поклон.
Огни сверкают факелов ночных,
Дрожащий свет скользит в кустарник тощий,
Меж гордых жен в нарядах дорогих,
Украсивших искусственные рощи,
Подобно рою бабочек цветных, —
Одна скромней, приветней всех и проще,
И белое, высокое чело
Ее, как день безоблачный, светло
Года прошли... Погибли все давно
Под легкою секирою Сатурна.
Всем поровну забвение дано,
Но не у всех промчалася жизнь бурно.
Не каждым всё земное свершено,
Не каждого оплакивалась урна.
И люди вновь родились, чтоб опять
Злословить, петь, влюбляться и страдать.
Да, жизнь — вечна, хоть бродит смерть кругом
Не знает мир, состарившись, утраты...
На рубище природы роковом
Мы — новые, непрочные заплаты.
В нас даже пятна, старые притом:
Из лоскутков отброшенных мы взяты.
Ах, экономна мудрость бытия:
Всё новое в ней шьется из старья!
И снится сон другой душе моей:
Мне чудится — во мгле аллей старинных,
На радостном рассвете юных дней
Один, весной, при кликах лебединых,
Мечтатель бродит... Блеск его очей
Из-под бровей, густых и соболиных,
Загар лица, курчавый пух ланит...
Всё в нем душе так много говорит!
Рассеянно к скамье подходит он,
С улыбкою он книгу раскрывает,
Задумчивостью краткой омрачен,
Недолго он внимательно читает...
Из рук упал раскрытый Цицерон...
Поэт поник, и что-то напевает.
И вот, смеясь, набросил на листе
Послушный станс невинной красоте.
Святая тень великого певца!
Простишь ли мне обманчивые грезы?
Уж ты погиб, до горького конца
Сокрыв в груди отчаянье и слезы
Но — вечен луч нетленного венца
Во тьме глухой житейских дум и прозы,
И славные могилы на земле,
Как звезды в небе. светят нам во мгле.
Счастливые! Их сон невозмутим!
Они ушли от суетного мира,
И слава их, как мимолетный дым,
Еще пьянит гостей земного пира.
И зависть зло вослед смеется им,
И льстивый гимн бренчит небрежно лира.
Но клевета и лесть, как жизнь сама,
Не тронут им ни сердца, ни ума!
А сколько лиц без славы в глубь могил
Ушло с тех пор, как этот парк унылый
Гостеприимно сень свою раскрыл!
Здесь мальчиком когда-то брат мой милый
Гулял со мной... Расцвел — и опочил!
Он, нежный друг, согретый юной силой,
Желавший жить для дружбы и добра,
Он смертью взят от кисти и пера...
Прости, прощай, товарищ детских лет!
Под бурями мучительного рока
Слабею я, в глазах темнеет свет:
Я чувствую, что срок мой недалёко!
Когда в душе предсмертный вспыхнет бред,
Увидит ли тебя больное око?
Придешь ли ты, чтоб в мир теней вести
Усталого на жизненном пути?!
1889, Царское Село
Есть странные минуты: бытие...
Есть странные минуты: бытие
Сменяется почти небытием.
Не трогает внимание ничье,
И совесть тихо дремлет... О былом —
Ни вздоха, ни слезы. Как мрак, уныло
Грядущее... И не страшат утраты,
И не пугает душная могила!
Воспоминаний ветхие заплаты
На рубище прошедшего мерцают...
Но, бледные, они не докучают,
Уснувших чувств не трогают они!
Ни юности, ни радости не жалко...
И солнечною ночью длятся дни...
Едва жужжит судьбы ленивой прялка,
Едва горят сердечные огни.
1889
Желтыми листьями дети играли...
Желтыми листьями дети играли...
Осенью были те листья посеяны,-
Ветром с тоскующих веток рассеяны
Желтые листья, как слезы печали.
Желтыми листьями дети играли;
Листья шумели и листья роптали.
Поздними грезами сердце играло...
Были те грезы когда-то пленительны,
Были как щедрость любви упоительны...
Юность их сеяла - горе пожало...
Поздними грезами сердце играло,-
Молодость плакала - и улетала...
Сентябрь 1899
Журавли
Свежело. Астры отцветали.
Сквозное золото аллей
Чуть трепетало. Я в печали
Следил за лётом журавлей.
Они пугливо отлетали
К теплу полуденных морей!
Их стая в небе потонула,—
Я проводил их недвижим.
Вдруг чем-то радостным пахнуло,-
Я счастлив счастьем стал чужим!
Моей душе отрадно было,
Что, бросив севера ночлег,
Они не встретят здесь уныло
Последний лист и первый снег.
И думал: так мечты поэта,
Звеня, стремятся от земли —
К любви, в лазурь тепла и света,
Как вы, седые журавли!..
Сентябрь 1889
Зашумел, закачался взволнованный сад...
Зашумел, закачался взволнованный сад,
Листья бьют боевую тревогу;
Быстро вихрь налетел и отпрянул назад,
Запылил и завихрил дорогу.
Распахнулись со скрипом ворота на миг,
Затворилось окошко со звоном.
На пруде — громче уток испуганных крик,
Громче жалобы в мире зеленом.
Вот упала тяжелая капля... За ней
Шумно ливень серебряный хлещет...
И потоки звучней, и сквозь зелень ветвей
Озаренная даль уже блещет...
Июнь 1889
* * *
Звезды ясные, звезды прекрасные
Нашептали цветам сказки чудные,
Лепестки улыбнулись атласные,
Задрожали листы изумрудные.
И цветы, опьяненные росами,
Рассказали ветрам сказки нежные, –
И распели их ветры мятежные
Над землей, над волной, над утесами.
И земля, под весенними ласками
Наряжаяся тканью зеленою,
Переполнила звездными сказками
Мою душу, безумно влюбленную.
И теперь, в эти дни многотрудные,
В эти темные ночи ненастные,
Отдаю я вам, звезды прекрасные,
Ваши сказки задумчиво–чудные!..
Декабрь 1885
Из старого альбома
1
Пойдем в сосновый лес, сегодня жар несносен...
Всё тихо, всё молчит, не шелохнется лист,—
Уйдем под тихий мрак гостеприимных сосен,
И лес там молчалив, и воздух там смолист!
Люблю я этот лес; далеким желтым строем
Уходят вглубь стволы деревьев, янтарем
Смола слезится с них, и мертвенным покоем,
Боясь людских шагов, томится всё кругом!
2
Есть грусть прекрасная, когда поется стройно,
Когда — как ширь реки — задумчиво, спокойно
Катится беглых грез летучий хоровод...
Но есть другая грусть, грусть пропасти темнее,
Грусть, давящая грудь, как мстительная фея,
Когда молчат мечты и сердце смерти ждет,
Как ласку юноша, когда ни звука песен,
Ни смелых образов, когда вся жизнь — тюрьма,
Где млеет по стенам седеющая плесень
И веет сыростью губительная тьма.
1888
* * *
Исполнен горького упрека
За злую повесть прежних лет,
За сон безумства и порока,
Я на ее гляжу портрет.
Я вновь люблю, страдая страстно,
И на меня, как в день обид,
Она взирает безучастно
И ничего не говорит.
Но к ней прикованный случайно,
Я не свожу с нее очей...
В ее молчаньи скрыта тайна,
А в тайне – память прошлых дней...
Октябрь 1886
Как быстро год прошел! Как медленные дни...
Как быстро год прошел! Как медленные дни
Томительно текли! Как много раз они,
Встречая ласкою, прощались огорченьем,
Как много раз моя душа
Кипела буйным вдохновеньем,
Любить и чувствовать спеша.
Как часто с трепетным и злым негодованьем
Готов предаться был я пламенным рыданьям,
И, не рыдая, тлел в агонии страстей!
Как много раз, с судьбою споря,
Над бездной ужаса и горя,
Молил я солнца ясных дней!
Но робкая судьба как тусклый день текла
И скупо счастие дарила.
И душу сонную томила
Кругом сгустившаяся мгла.
Без слез я проклинал, без злобы ненавидел,
Без сожаления в прошедшее смотрел,
Без упования грядущее я видел
И холодно пытал нерадостный удел!
Август 1889
* * *
Как стучит уныло маятник,
Как темно горит свеча;
Как рука твоя дрожащая
Беспокойно горяча!
Очи ясные потуплены,
Грустно никнет голова,
И в устах твоих прощальные
Не домолвлены слова.
Под окном шумят и мечутся
Ветки кленов и берез...
Без улыбок мы встречалися
И расстанемся без слез.
Только что–то не досказано
В наших думах роковых,
Только сердцу несогретому
Жаль до боли дней былых.
Ум ли ищет оправдания,
Сердце ль памятью живет
И за смутное грядущее
Прошлых мук не отдает?
Или две души страдающих,
Озарив любовью даль,
Лучезарным упованием
Могут сделать и печаль?
1893
Кукушка
Гаснет вечер, гаснет небо
В бледном золоте лучей.
Веет тихою печалью
От безлиственных аллей.
Даль пронизана туманом,
Точно пылью голубой.
Пахнет свежею травою
И увядшею листвой.
Всё полно безмолвной неги,
Только в зелени сосны,
Будто медленные стоны,
Звуки мерные слышны.
То, встречая праздник мая,
В ароматной тишине
Одинокая кукушка
Об иной грустит весне,
Я люблю ее глухое
Похоронное «ку-ку»,
В нем я слышу наши слезы,
Нашу вечную тоску.
И обычай суеверный
Наблюдая по весне,
Я шепчу лесной кукушке:
«Сколько жить осталось мне?»
И пророчица-кукушка
С безмятежною тоской,
Точно слезы, сыплет годы,
Сыплет звуки надо мной.
Я считаю их прилежно:
Десять... двадцать... тридцать лет.
Нет, кукушка, ты ошиблась,
Льстив и ложен твой ответ!
Неужель еще так много
Дней печали и борьбы,
Дней тревожных увлечений
В тайниках моей судьбы?
Неужель еще придется
Мне оплакивать друзей,
Чье участье сердце грело
На рассвете юных дней?
Нет, кукушка, ты ошиблась!
Жизнь вначале хороша,
В дни, когда кипит восторгом
Окрыленная душа.
Но не сладко встретить старость,
Чтоб утраты вспоминать
И, как ты, в своей печали
К одиночеству взывать!
Май 1889, Царское Село
Листья
Ветер плачет за окном,
Ветер мечется и стонет
И невидимым крылом
Золотые листья гонит.
Листья падают с берез,
Листья шумно бьют тревогу,
Сердце жалобят до слез;
Сердце внемлет понемногу
Их взволнованным речам.
Ропщут листья по ветвям:
«Страшно в сумраке ночном
Опадать с ветвей родимых,
Гнить и мокнуть под дождем,
Дрогнуть в стужах нестерпимых!
Для того ли по весне
Мы цвели и трепетали,
Для того ли в полусне
Ветру сказок нашептали,
Чтоб он в осень нас сорвал,
Умертвил и разметал!
Ой ты, ветер неразумный,
Ветер вольный, ветер шумный,
Ты гони нас поскорей
К волнам северных морей!
Мы расскажем волнам белым,
В страхе, в стуже поседелым,
Всё, чему весной могли
Научиться у земли
И о чем и почему
Мы рыдали в дождь и тьму.
И когда весною станут
Волны плыть, кочуя вдаль,
Пусть расскажут, пусть помянут
Наши сказки и печаль!»
14 августа 1889
Май
Бледный вечер весны и задумчив и тих,
Зарумянен вечерней зарею,
Грустно в окна глядит; и слагается стих,
И теснится мечта за мечтою.
Что–то грустно душе, что–то сердцу больней,
Иль взгрустнулося мне о бывалом?
Это май–баловник, это май–чародей
Веет свежим своим опахалом.
Там, за душной чертою столичных громад,
На степях светозарной природы,
Звонко птицы поют, и плывет аромат,
И журчат сладкоструйные воды.
И дрожит под росою душистых полей
Бледный ландыш склоненным бокалом, –
Это май–баловник, это май–чародей
Веет свежим своим опахалом.
Дорогая моя! Если б встретиться нам
В звучном празднике юного мая –
И сиренью дышать, и внимать соловьям,
Мир любви и страстей обнимая!
О, как счастлив бы стал я любовью твоей,
Сколько грез в моем сердце усталом
Этот май–баловник, этот май–чародей
Разбудил бы своим опахалом!..
1 мая 1885
Мечта
Дрожит ли зыбь сребристого ручья,
Сверкает ли вечерняя зарница,
Шумит ли лес иль песня соловья
Гремит в кустах — везде мечта моя
Найдет приют, как властная царица.
Она живет с природой заодно;
Она в ручье купается наядой,
И ложе ей — из мхов цветущих дно...
Ей всё любить, ей всё понять дано,
Чтоб пролететь мгновенною усладой.
Чтобы на миг блеснуть в душе моей
И озарить улыбкой суеверной
Холодный мрак моих печальных дней,
Чтоб исцелить минутный яд страстей
И скрасить жизнь красою лицемерной.
4 мая 1889
* * *
Мы любим, кажется, друг друга,
Но отчего же иногда
От нежных слов, как от недуга,
Бежим, исполнены стыда?
Зачем, привыкшие к злословью,
Друг друга любим мы терзать?
Ужель, кипя одной любовью,
Должны два сердца враждовать?
Сентябрь 1891
* * *
Мы при свечах болтали долго
О том, что мир порабощен
Кошмаром мелочного торга,
Что чудных снов не видит он.
О том, что тернием повита
Святая правда наших дней;
О том, что светлое разбито
Напором бешеных страстей.
Но на прощанье мы сказали
Друг другу: будет время, свет
Блеснет, пройдут года печали,
Борцов исполнится завет!
И весь растроганный мечтами,
Я тихо вышел на крыльцо.
Пахнул холодными волнами
Осенний ветер мне в лицо.
Дремала улица безгласно,
На небе не было огней,
Но было мне тепло и ясно:
Я солнце нес в душе своей!..
6 мая 1883
* * *
На волне колокольного звона
К нам плывет голубая весна
И на землю из Божьего лона
Сыплет щедрой рукой семена.
Проходя по долине, по роще,
Ясным солнцем ровняет свой взор
И лучом отогретые мощи
Одевает в зеленый убор.
Точно после болезни тяжелой,
Воскресает природа от сна,
И дарит всех улыбкой веселой
Золотая, как утро, весна.
Ах, когда б до небесного лона
Мог найти очарованный путь, –
На волне колокольного звона
В голубых небесах потонуть!..
1892
Не бойся сумрака могилы...
Не бойся сумрака могилы,
Живи, надейся и страдай...
Борись, пока в душе есть силы,
А сил не станет - умирай!
Жизнь - вековечная загадка,
А смерть - забвенее ее.
Но, как забвение ни сладко,
Поверь, что слаще бытие.
1880
* * *
Не правда ль, всё дышало прозой,
Когда сходились мы с тобой?
Нам соловьи, пленившись розой,
Не пели гимны в тьме ночной.
И друг влюбленных – месяц ясный –
Нам не светил в вечерний час,
И ночь дремотой сладострастной
Не убаюкивала нас.
А посмотри – в какие речи,
В какие краски я облек
И наши будничные встречи,
И наш укромный уголок!..
В них белопенные каскады
Шумят, свергаяся с холма;
В них гроты, полные прохлады,
И золотые терема.
В них ты – блистательная фея;
В них я – восторженный боец –
Тебя спасаю от злодея
И торжествую наконец.
Июнь 1885
* * *
Пел соловей, цветы благоухали.
Зеленый май, смеясь, шумел кругом.
На небесах, как на остывшей стали
Алеет кровь, – алел закат огнем.
Он был один, он – юноша влюбленный,
Вступивший в жизнь, как в роковую дверь,
И он летел мечтою окрыленной
К ней, только к ней, – и раньше и теперь.
И мир пред ним таинственным владыкой
Лежал у ног, сиял со всех сторон,
Насыщенный весь полночью безликой
И сладкою весною напоен.
Он ждал ее, в своей разлуке скорбной,
Весь счастие, весь трепет и мечта...
А эта ночь, как сфинкс женоподобный,
Темнила взор и жгла его уста.
Май 1897
* * *
Печально верба наклоняла
Зеленый локон свой к пруду;
Земля в томленьи изнывала,
Ждала вечернюю звезду.
Сияло небо необъятно,
И в нем, как стая легких снов,
Скользили розовые пятна
Завечеревших облаков.
Молчал я, полн любви и муки,
В моей душе, как облака,
Роились сны, теснились звуки
И пела смутная тоска.
И мне хотелось в то мгновенье
Живою песнью воскресить
Все перешедшее в забвенье
И незабвенное забыть!..
1887
* * *
Печальный румянец заката
Глядит сквозь кудрявые ели.
Душа моя грустью обьята,—
В ней звуки любви отзвенели.
В ней тихо, так тихо–могильно,
Что сердце в безмолвии страждет,—
Так сильно, мучительно сильно
И песен и слез оно жаждет.
Август 1883
Под музыку осеннего дождя
Темно, темно! На улице пустынно...
Под музыку осеннего дождя
Иду во тьме... Таинственно и длинно
Путь стелется, к теплу огней ведя.
В уме моем рождаются картины
Одна другой прекрасней и светлей.
На небе тьма, а солнце жжет долины,
И солнце то взошло в душе моей!
Пустынно всё, но там журчат потоки,
Где я иду незримою тропой.
Они в душе родятся одиноки,
И сердца струн в них слышится прибой.
Не сами ль мы своим воображеньем
Жизнь создаем, к бессмертию идя,
И мир зовем волшебным сновиденьем
Под музыку осеннего дождя!..
Октябрь 1900
* * *
Под напев молитв пасхальных
И под звон колоколов
К нам летит весна из дальних,
Из полуденных краев.
В зеленеющем уборе
Млеют темные леса.
Небо блещет – точно море,
Море – точно небеса.
Сосны в бархате зеленом,
И душистая смола
По чешуйчатым колоннам
Янтарями потекла.
И в саду у нас сегодня
Я заметил, как тайком
Похристосовался ландыш
С белокрылым мотыльком!
1887
После грозы
Остывает запад розовый,
Ночь увлажнена дождем.
Пахнет почкою березовой,
Мокрым щебнем и песком.
Пронеслась гроза над рощею,
Поднялся туман с равнин.
И дрожит листвою тощею
Мрак испуганных вершин.
Спит и бредит полночь вешняя,
Робким холодом дыша.
После бурь весна безгрешнее,
Как влюбленная душа.
Вспышкой жизнь ее сказалася,
Ей любить пришла пора.
Засмеялась, разрыдалася
И умолкла до утра.
1892
* * *
Посмотри: у пруда, где в прохладную тень
Зной струится сквозь ветки дрожащие ив,—
Реют мошки; родил их сверкающий день,
И умрут они к ночи, мгновенье прожив.
И родятся другие в ликующем дне...
Так в душе у меня сонм докучных забот
Расцветет, — уплывет на житейской волне,
И родится опять, и опять уплывет...
1888
* * *
Потуши свечу, занавесь окно.
По постелям все разбрелись давно.
Только мы не спим, самовар погас,
За стеной часы бьют четвертый раз!
До полуночи мы украдкою
Увлекалися речью сладкою:
Мы замыслили много чистых дел...
До утра б сидеть, да всему предел!..
Ты задумался, я сижу – молчу...
Занавесь окно, потуши свечу!..
Сентябрь 1881
Прекрасна ты, осенняя пора...
Прекрасна ты, осенняя пора!
Задумчивой природы увяданье,
Седой туман в час раннего утра,
Лучей и птиц прощальная игра —
Всё будит грусть и сны очарованья!
Прекрасна ты, осенняя пора!
От детских лет, печальный северянин,
Люблю я шум захолодавших вод
И сонный лес, когда он зарумянен
Дыханием осенних непогод.
Войду ли в сад — там смолкли птичьи хоры,
Он весь поник. В нем поздние цветы
Облечены в последние уборы,
И ярче их махровые узоры
Пред бедностью грядущей наготы!
Войду ли я в редеющие рощи —
Прозрачные, багрянцами горя,
Они молчат... Их дремлющие мощи
Уж обожгла сентябрьская заря!..
Пойду ль к реке — высоко ходят волны,
Суров, тяжел свинцовый их набег.
И тихою гармониею полны
Мои мечты, исполненные нег...
Живей встают забытые утраты,
Но не гнетут, не мучают оне,
Неясные, как сны, как ароматы,
Рожденные в осенней тишине.
Вновь кроткое доступно примиренье,
Вновь нежная слеза туманит взор...
И жизнь ясна, как светлое виденье,
Как милых строк разгаданный узор...
Август 1889
* * *
Прошла любовь, прошла гроза,
Но грусть живей меня тревожит.
Еще слеза, одна слеза,
Еще – последняя, быть может.
А там – покончен с жизнью счет,
Забуду все, чем был когда–то;
И я направлю свой полет
Туда, откуда нет возврата!
Пусть я умру, лишенный сил,
Не все кончина уничтожит.
Узнай, что я тебя любил,
Как полюбить никто не может!
С последней песнею любви
Я очи грустные смежаю...
И ты мой сон благослови,
Как я тебя благословляю!
1900
С тоской в груди и гневом смутным...
С тоской в груди и гневом смутным,
С волненьем, вспыхнувшим в крови,
Не поверяй друзьям минутным
Печаль осмеянной любви.
Им все равно... Они от счастья
Не отрекутся своего,
Их равнодушное участье -
Больней несчастья самого!..
8 октября 1885
Сколько жизни, сколько блеску...
Сколько жизни, сколько блеску
В этом луге ароматном,
В этой ниве золотистой,
В этом небе предзакатном!
Я иду — и надо мною
Трелит жаворонок звонко,
И в лугах кружатся мошки,
Точно зыбкая воронка.
В алом клевере кузнечик
Кличет ночь, томясь от жажды,
И в бору уже кукушка
Куковала не однажды.
Но луна и звезды медлят,
Медлит ночь своим приходом,
И прощально день лепечет
Под горячим небосводом...
1889
Снегурка
Весной мне снился сон чудесный:
Живей струилась в сердце кровь,
И ты, мой ангел поднебесный,
Сулила счастье и любовь.
Цвел майский вечер, я был молод,
Я верил клятвам, жизнь любя...
Прошла весна... в природе холод,-
И холод в сердце у тебя...
И что же!.. Тонкою иглою
Живописующий мороз
Все то, чем грезил я весною,
На стекла дивно перенес.
Тут все: прозрачные ущелья,
И лес у белого ручья,
И ты в жемчужном ожерелье,
Снегурка бледная моя...
1896
Стало скучно тебе...
Стало скучно тебе —
Что же надобно?
Ветер плачет в трубе,
Плачет жалобно.
Грустно свечка горит
Одинокая;
В окна полночь глядит
Черноокая.
На дворе сентябрем
Веет холодом;
Сыплет желтым листом,
Точно золотом.
Встал туман над рекой
Белой дымкою —
Сны снесет он с собой
Невидимкою.
Ветер буйный в трубе
Плачет жалобно.
Скучно мне и тебе —
Что ж нам надобно?
31 августа 1889
Стансы
Все пережито, что возможно,
Все передумано давно,
И все так бледно, так ничтожно!
Чего желать? Не все ль равно!
Рассудок чувству не уступит,
А чувство ум клянет назло,
И память страстью не искупит
Того, что время отняло.
Не сметь любить, не сметь обидеть,
Не сметь желать во цвете лет,
Не знать, не чувствовать, не видеть,-
Ужели блага выше нет?
Август 1898
* * *
Столица бредила в чаду своей тоски,
Гонясь за куплей и продажей.
Общественных карет болтливые звонки
Мешались с лязгом экипажей.
Движенью пестрому не виделось конца.
Ночные сумерки сползали,
И газовых рожков блестящие сердца
В зеркальных окнах трепетали.
Я шел рассеянно: аккорды суеты
Мой робкий слух не волновали,
И жадно мчались вдаль заветные мечты
На крыльях сумрачной печали.
Я видел серебро сверкающих озер,
Сережки вербы опушённой,
И серых деревень заплаканный простор,
И в бледной дали лес зеленый.
И веяло в лицо мне запахом полей,
Смущало сердце вдохновенье,
И ангел родины незлобивой моей
Мне в душу слал благословенье.
Октябрь 1884
* * *
Сумерки бледные, сумерки мутные
Снег озарил перелетным мерцанием.
Падают хлопья — снежинки минутные,
Кроют всё белым, как пух, одеянием.
Снежно... бело, но проходят мгновения –
Снова не видно ковра белоснежного...
Грезы так падают, грезы сомнения,
В сумерки бледные сердца мятежного...
1888
Ты помнишь ли?!
Ты помнишь ли: мягкие тени
Ложились неслышно кругом,
И тихо дрожали сирени
Под нашим открытым окном...
Все тише заветные речи
С тобою тогда мы вели
И скоро блестящие свечи
Рукой торопливой зажгли;
Ты села к роялю небрежно,
И все, чем полна ты была,
Чем долго томилась мятежно,
Все в звуки любви облекла;
Я слушал безгрешные звуки
И грустно смотрел на огни...
То было пред днями разлуки,
Но было в счастливые дни!..
Август 1891
У печки
На огонь смотрю я в печку:
Золотые города,
Мост чрез огненную речку –
Исчезают без следа.
И на месте ярко–алых,
Золоченых теремов –
Лес из пламенных кораллов
Блещет искрами стволов.
Чудный лес недолог, скоро
Распадется он во прах,
И откроется для взора
Степь в рассыпчатых огнях.
Но и пурпур степи знойной
Догорит и отцветет.
Мрак угрюмый и спокойный
Своды печки обовьет.
Как в пустом, забытом доме,
В дымном царстве душной мглы
Ничего не станет, кроме
Угля, пепла и золы.
У потока
Я слушал плеск гремучего потока,
Он сердца жар и страсти усыплял.
И мнилось мне, что кто-то издалёка
Прощальный гимн мне братски посылал.
И мнилось мне, что в этом влажном шуме
Таинственно и мирно я тону,
Всем бытием, как в непонятной думе,
Клонящейся к загадочному сну.
И тихо жизнь как будто отлетала
В безмолвную, задумчивую даль,
Где сладкая баюкала печаль
И нежное волненье волновало.
Июнь 1889
* * *
У поэта два царства: одно из лучей
Ярко блещет – лазурное, ясное;
А другое безмесячной ночи темней,
Как глухая темница ненастное.
В темном царстве влачится ряд пасмурных дней,
А в лазурном – мгновенье прекрасное.
1882
Умолк весенний гром. Всё блещет и поет....
Умолк весенний гром. Всё блещет и поет.
В алмазных каплях сад душистый.
И опоясала лазурный небосвод
Гирлянда радуги лучистой.
От ближних цветников запахло резедой,
В кустах резвей щебечут птицы.
Гремит неясный гром над высью золотой,
Как грохот дальней колесницы.
Трепещет влажный блеск, как искры на листве
Под освежительной прохладой...
Лягушка серая подпрыгнула в траве
И снова скрылась за оградой.
По мокрому шоссе, в мерцающем платке,
Прошла усталая цыганка.
Кричат разносчики, и где-то вдалеке
Гнусит печальная шарманка.
1889
Что ты сказала, я не расслышал...
Что ты сказала, я не расслышал,
Только сказала ты нежное что-то,
На небо месяц поздно так вышел,
И серебром засверкало болото.
В тощей осоке жизнь пробудилась,
Кто-то вздыхал там дыханьем протяжным.
Небо светилось, пышно светилось,
Звездным мерцаньем, стройным и нежным.
Что прошептала она? Я спросил
Ночь молчаливую, полный печали.
Месяц сиянье холодное лил,
Шаткие тени ревниво дрожали.
Розы дышали мне ароматно,
Звезды, мигая, толпилися тесно.
Всё говорило сердцу понятно:
«Да, прошептала, а что — неизвестно!..»
1889
Чудище
Идет по свету чудище,
Идет, бредет, шатается,
На нем дерьмо и рубище,
И чудище–то, чудище,
Идет – и улыбается!
Идет, не хочет кланяться:
«Левей» – кричит богатому.
В руке–то зелья скляница;
Идет, бредет – растянется,
И хоть бы что косматому!
Ой, чудище, ой, пьяница,
Тебе ли не кобениться,
Тебе ли не кричать
И конному и пешему:
«Да ну вас, черти, к лешему –
На всех мне наплевать!»
1910
* * *
Шумят леса тенистые,
Тенистые, душистые,
Свои оковы льдистые
Разрушила волна.
Пришла она, желанная,
Пришла благоуханная,
Из света дня сотканная
Волшебница–весна!
Полночи мгла прозрачная
Свивает грезы мрачные.
Свежа, как ложе брачное,
Зеленая трава.
И звезды блещут взорами,
Мигая в небе хорами,
Над синими озерами,
Как слезы божества.
Повсюду пробуждение,
Любовь и вдохновение,
Задумчивое пение,
Повсюду блеск и шум.
И песня сердца страстная
Тебе, моя прекрасная,
Всесильная, всевластная
Царица светлых дум!
1887